Тайные учения Тибета (сборник)

Еще ночь. Безмолвный гомпа множеством своих низеньких, выступающих из мрака домиков похож на некрополь, а силуэты музыкантов, облаченных в ламаистские тоги, на фоне звездного неба напоминают посланцев иных миров, сошедших с небес, чтобы пробудить мертвецов от вечного сна.

Призывные звуки замирают. В окнах дворцов монастырских сановников начинают мелькать огоньки. Из скромных жилищ младшего духовенства доносится рокот голосов. Хлопают и скрипят двери, шум поспешных шагов раздается на всех улицах монастырского города: ламы идут на утреннее священнодействие.

Когда они появляются перед перистилем молельни, небо бледнеет, занимается день.

Монахи снимают войлочную обувь, оставляя ее снаружи беспорядочно разбросанными там и сям кучами, и торопливо простираются ниц на самом пороге большого входа — или же на паперти, если они еще не монахи, а только послушники. Затем все спешат на свои места.

В Кум-Буме и других больших монастырях часто собирается несколько тысяч монахов. Зловонная растерзанная толпа. Среди лохмотьев и рубищ странно выделяются роскошные одеяния из золотой парчи великих лам и украшенные драгоценными каменьями плащи избранных руководителей гомпа.

Масса полотнищ, стягов, подвешенных к потолку в галереях и прикрепленных к высоким опорным столбам, спускают на головы собравшихся великое множество Будд и богов, а на покрывающих стены фресках, среди когорт других героев, красуются святые и демоны в угрожающих или благодушных позах.

В глубине огромного помещения за несколькими рядами алтарных светильников мягко мерцают позолоченные статуи давно преставившихся великих лам и усыпанные драгоценностями ковчеги из серебра и золота, хранящие их мумии или кремационный пепел.

Устремив свои требовательные или повелительные взоры на монахов, подавляя их своим количеством, все эти существа: скульптурные, живописные или представленные материально собственными останками, — удивительным образом расширяют рамки конгрегации: кажется, будто прародители и божества смешиваются с толпой монахов. Мистическая атмосфера окутывает людей и предметы, застилает дымкой тривиальные детали, идеализируя лица и позы.

Собрание это являет собой зрелище, производящее неизгладимое впечатление даже на тех, кому хорошо известен низкий уровень умственного и духовного развития большинства присутствующих монахов.

Все сидят по-восточному, скрестив ноги: сановники на тронах разной высоты, зависящей от ранга их обладателей, а вся масса низшего духовенства на длинных, покрытых коврами скамьях, почти вровень с полом.

Священные песнопения начинаются с глубокой низкой ноты в очень медленном темпе. Колокольчики, жалобные голоса гиалингов, оглушительные раскаты огромных труб, тамбурины всех размеров — от гигантских до крошечных — отмечают ритм хора и время от времени сопровождают пение.

Для послушников-детей отведены места на концах скамеек возле дверей. Мальчики едва осмеливаются дышать. Они знают, что стоокий четимпа мгновенно подметит малейший шепот или игривый жест. Им внушает ужас бич, висящий у него под рукой на столбе возле его высокого трона.

Это орудие воздействия предназначается не только для мальчиков: вся монашеская братия за исключением сановников и старцев рискует при случае с ним познакомиться.

Мне довелось несколько раз быть свидетельницей бичеваний. Одно из них имело место в гомпа секты «Сакия-па».

В тот раз в молельне собралось около тысячи монахов, и, как обычно, звуки песнопений и музыки наполнили весь огромный зал своей суровой гармонией. Вдруг трое участников хора возымели неосторожность жестами что-то сообщить друг другу. Без сомнения, за спинами сидящих перед ними монахов они были уверены в своей безопасности, думая, что главный надзиратель не сможет заметить взгляды и легкие движения рук, которыми они объяснялись. Но, должно быть, боги-покровители ламаистских молелен наделяют своих служителей сверхъестественной прозорливостью. Надзиратель видел все и тотчас же поднялся со своего места.

Это был кхампа колоссального роста, с темной кожей. Стоя на ступенях своего трона, он казался бронзовой статуей. Величественным жестом сняв со столба бич, он внушающей ужас поступью, с грозным взглядом карающего небожителя большими шагами пересек зал.

Явившись перед преступниками, он одним рывком поднял их за шиворот одного за другим со скамьи.

Не было ни малейшей возможности избежать наказания. Покорившись своей участи, монахи пробились через ряды своих собратьев и распростерлись ничком в проходе, прижав лоб к полу. Несколько звонких ударов бича легло на спину каждого провинившегося, и рослый блюститель порядка все с той же свирепой величавостью вернулся на свое место.

Только нарушения правил поведения наказываются незамедлительно при всем честном народе. Кара за тяжелые проступки или за проступки, совершенные за пределами молельни, воздается в специальном месте и только после судебного дознания и решения, вынесенного монастырскими судебными органами.

Священнодействие длится очень долго и прерывается интермедией, встречающей оживленное одобрение всех монахов: подают чай. Еще кипящий, приправленный по тибетскому вкусу маслом и солью, чай приносят в больших деревянных чанах. Дежурные по раздаче несколько раз проходят по рядам, наполняя протягиваемые им чаши.

Отправляясь на ассамблею, каждый монах должен запастись собственной чашей, до надобности припрятанной под курткой в складках платья.

На ассамблеях не разрешается пользоваться чашками из фарфора или серебра. Монахи должны пить из простых деревянных плошек. В этом правиле можно усмотреть далекий отклик обета бедности, обязательного для всех монахов при древнем буддизме. Но плутоватые ламы ловко обходят неугодные им правила устава.

Чаши самых богатых лам, несомненно, деревянные, но сделаны из редких древесных пород или из наростов на некоторых деревьях с прожилками, образующими красивый рисунок. Такие чашки стоят порой до 70 рупий (около семисот франков по текущему курсу).

В определенные дни к обычному чаю подают несколько горстей тсампы (мука из поджаренной ржи, основная пища тибетцев, имеет такое же значение, как хлеб во Франции) и маленький кусочек масла. Иногда масло заменяется супом. В некоторых случаях даровое угощение состоит из чая, супа и кусочка вареного мяса.

Члены братии особо популярных монастырей часто получают приглашения на подобные банкеты, устраиваемые богатыми паломниками-мирянами или зажиточными ламами.

Во время таких пиршеств переполненные кухни уже не вмещают горы тсампы и зашиваемых в бараньи желудки кусков масла. Их приходится складывать за дверями. Иногда больше сотни баранов попадает в гигантские котлы, где мог бы вариться суп для целой армии великанов-Гаргантюа.

В Кум-Буме и других монастырях мне, как женщине, запрещали принимать непосредственное участие в этих вечерах исполинов. Но, если я хотела, мне всегда присылали полную миску самого лакомого блюда.

Таким образом я познакомилась с одним монгольским блюдом, состоящим из баранины, риса, китайских фиников, масла, сыра, кислого молока, жженого сахара, имбиря и различных пряностей, причем все варилось вместе в одном котле. И ламаистские шеф-повара потчевали меня не только одним этим образчиком своего искусства.