Тайный агент Её Величества. Книги 1-5. Компиляция

Пуля попала старому пирату в висок, и смерть его была мгновенной. Но она ничего не изменила в картине боя. Берберы отступали. Не только Селиму Траблези, но и другим достаточно опытным морским разбойникам становилось ясно, что на сей раз они здорово просчитались. Отчаянно отбивая атаки русских, пираты возвращались на «Орхание», отцепляли абордажные крючья, ими вбитые, отталкивались баграми от проклятого, точно заколдованного корабля, принадлежавшего неверным.

Шебека отходила в сторону от «Хотина». Уцелевшим в рукопашной удалось поднять треугольный парус на ее фок-мачте. Полосатое красно-белое трапециевидное полотнище, тоже быстро распущенное на грот-мачте, под порывом ветра загорелось. Брандкугель сработал, но не сразу. Берберы поспешно спустили рей на палубу и принялись заливать парус водой, которую зачерпывали ведрами на веревках в море.

В этой суете они не заметили, как знатный крымский пассажир Казы-Гирей со своими хорошо вооруженными товарищами изловчился нагрузить и спустить с другого борта «Орхание» самый большой на ней баркас. Теперь он, прикрываясь корпусом судна от русских, собирался отплыть от шебеки в наиболее удобный момент. Люди из его отряда никаких теплых чувств к пиратам не испытывали и держали пистолеты заряженными на тот случай, если берберы захотят остановить их или вздумают тоже перебраться на баркас.

В наступающих сумерках «Орхание», озаренная всполохами огня, который то затихал, то поднимался вновь на верхней палубе и охватывал ванты, фордуны и штаги, казалась длинным черным туловищем неведомого животного, внезапно появившегося на поверхности из глубин Черного моря. Козлянинов разглядывал в подзорную трубу все, происходящее на ней, и гадал, сумеют ли африканские наемники турок справиться с пожаром. Не так легко унять пламя на узком пространстве, продуваемом ветром и забитом до отказа предметами из дерева, парусиной и пеньковыми канатами разной толщины. Ведь последние, насквозь пропитанные смолой, горят просто замечательно.

Кроме того, в глубине шебеки, где-то на носу или на корме имелась крюйт-камера — помещение для хранения пороха. Он мог находиться в бочках, что менее опасно. Но мог и лежать на полках, уже расфасованный в холщовые картузы и тростниковые скорострельные трубки — для пушек, в бумажные патроны с пулями для ружей, в пустотелые гранаты из металла. Когда огонь дойдет до них, взрыв станет неизбежным.

Вроде бы, аварийная ситуация, сложившаяся на судне, должна была заставить экипаж беспрекословно подчиняться капитану и действовать очень организованно. Однако в бестолковой беготне на палубе командор ни малейшей организации не замечал. Традиционное место капитана и вахтенного офицера на шканцах, у штурвала, оставалось пустым, да и матросов для тушения пожара явно не хватало.

Кучки людей, мешая друг другу, метались от борта к борту. Одни черпая воду, в спешке утопили несколько ведер. Другие, поднявшись по вантам грот-мачты, хотели сбить пламя на них кусками мокрой дерюги, но не удержались на высоте и упали в море. Третьи, толкаясь, спускали вниз восьмивесельный ялик, чрезмерно нагруженный какими-то корзинами и мешками.

Агония «Орхание» продолжалась около часа, и русские издали наблюдали за ней. После падения грот-мачты огонь полностью овладел шебекой, превратив ее в пылающий остров посреди моря, прекрасно различимый на фоне темнеющего неба. Вскоре произошел взрыв крюйт-камеры. Конечно, при этой ярчайшей вспышке наши моряки заметили и баркас, и ялик, на веслах уходившие в сторону берега. Но преследовать не стали.

Крымская осенняя ночь вступала в свои права.

Ветер усилился до пяти баллов. Волны поднимались уже на высоту метра в два и вскипали белыми барашками. Они раскачивали «Хотин» сильнее и сильнее. Козлянинов счел за благо поставить нижние, штормовые паруса и двинуться в путь. Определив местонахождения судна по звездам, мерцающим на небосклоне, и сверившись с картой, командор проложил курс на северо-запад. Первый город, который теперь предстояло посетить флагманскому кораблю, назывался Балаклава. Там представитель светлейшего хана Шагин-Гирея капиджилар-кегаяси Мехмет-ага намеревался встречаться с местным населением и доходчиво разъяснять ему особенности текущего политического момента.

Глава десятая У стен Гёзлёве

На следующий день обед в кают-компании происходил весело. Командир «Хотина» устроил настоящий пир в честь знатной победы над османами. На стол поставили ром и сухое рейнское вино из капитанского погреба, подали паюсную икру, балык, сыр «пармезан» и вкуснейшие отбивные из свежей свинины, ради чего последний поросенок, обитавший в клетке под носовой надстройкой, лишился жизни.

Как и полагается победителям, офицеры разговаривали оживленно, делились впечатлениями о вчерашнем бое, о тех моментах схватки, в коих они участвовали, хвастались ранениями, полученными в ней. По счастию, таковых имелось немного. Например, лейтенант артиллерии Панов опалил брови. Капитан-лейтенант Орелли, командуя матросами своей вахты в рукопашной, получил неглубокую резаную рану на правом предплечье. Мичман Карякин был легко контужен в ногу при ударе вражеского ядра по трапу юта.

Сам командор явился в общество с повязкой на голове. Оказалось, уже после сражения, при установке парусов кусок фор-марса-рея, видимо, надломленный при артобстреле, свалился с фок-мачты вниз. Он задел Козлянинова и причинил ему ушиб затылка. Сотрясения мозга не случилось. Но у мужественного морехода до сих пор сильно болела голова.

Много хвалебных слов сказали офицеры также и в адрес Аржановой и князя Мещерского, высоко оценивая действия их подчиненных во время абордажного боя. Но гораздо в большей степени их занимало то обстоятельство, что вдова подполковника, надев кирасирский мундир, вооружившись шпагой и пистолетом, тоже находилась на шканцах и готовилась вступить в сражение. Они без конца спрашивали прекрасную даму, не напугало ли ее действие пушек, а за тем нападение на «Хотин» коричневокожих пиратов. В этих вопросах Анастасии чудилось безмерное удивление мужчин, совсем плохо знакомых с женщинами, и она только отшучивалась.

Среди тостов и забавных рассуждений, которые всё громче звучали в кают-компании, не слышался голос командора. Он сидел по своему обыкновению во главе стола, но ничего не ел и не пил. Аржанова не раз ловила его пристальный взгляд, обращенный к ней. Наконец, Козлянинов встал, сказал, что вынужден уйти из-за своего плохого самочувствия, однако сие не означает, будто обед закончен. Пусть господа остаются. На десерт им подадут засахаренные фрукты, печенье и ликер.

С трудом высидела Анастасия с веселыми моряками еще полчаса, необходимых для соблюдения приличий, и поспешила в адмиральскую каюту. Она вызвала Глафиру, чтобы посоветоваться, какие лекарственные средства из их походной аптечки нужны для избавления от болей в голове.

— Это у вас боли в голове? — озабоченно спросила горничная.

— Нет. Я чувствую себя отлично. Но ночью ушиб затылка получил наш капитан.

— Вот оно как, — удивилась служанка. — А вам-то его голова зачем? Чай, есть у капитана и собственные слуги, и корабельный лекарь…

— Немедленно достань аптечку!

Видя, что с барыней спорить сейчас бесполезно, Глафира принесла из гардеробной аптечный ящик, имеющий вид деревянного куба с широкой ременной ручкой. Там, на дне, оклеенном фланелью и разделенном на ячейки, стояли одинакового размера стеклянные флаконы с крепко притертыми пробками. Отвары и настойки разного цвета и запаха находились в них. Помедлив, горничная вытащила один, посмотрела его на свет, взболтала.

— Горечник крымский, — сказала она. — Сбор этого года. Отвар из корней. По столовой ложке четыре раза в день.

— Давай еще чего-нибудь.

— Пожалуйста. Возьмите настойку стеблей кирказона на водке. Оченно помогает при ломоте в висках. Также есть у меня кипрей узколистный…

Глафира действительно неплохо разбиралась в ботанике и фитотерапии. Травы она собирала сама, и сама их обрабатывала: сушила, растирала, отваривала, настаивала, готовила мази. Часто она бормотала при том какие-то молитвы, может быть, заклинания, прося Всевышнего наделить ее снадобья особенной силой. Многие бойцы разведывательно-диверсионной группы обращались к горничной за помощью, пили ее настойки и отвары да похваливали. Сознавая пользу, приносимую ею общему делу, Глафира при удобном случае любила поговорить о таинственных свойствах, сокрытых в растениях, однако нынче Анастасии было недосуг ее слушать.

— Хорошо-хорошо, — торопливо сказала она горничной. — Поставь на поднос и этот флакон. Но как-то маловато получается…

— Для чего маловато, ваше высокоблагородие?

— Для похода в гости.

— Ах, в гости… Ну добавьте еще свежих листьев капусты белокочанной. Если обложить всю пораненную голову…

В другое время Аржанова, возможно, и оценила бы это предложение как шутку, но сейчас она ужасно волновалась и к словам служанки отнеслась сурово.

— Ей-богу, за подобные глупости я тебя когда-нибудь прикажу высечь! — пригрозила Глафире курская дворянка и продолжала: — Где у нас спиртовая настойка корня валерианы? Она понадобится как болеутоляющее и успокаивающее… Так, теперь здесь три флакона… Надень чистый фартук, бери поднос. Пойдем к капитану бригадирского ранга справиться о его здоровье…