Тайный агент

– У парня больное сердце.

– А мне плевать!!, - командир со всего размаху стукнул по столу.
– Он совершил чудовищный проступок. Чудовищный - это ещё мягко сказано, и он должен понести соразмерное его проступку наказание.

Лёня промолчал и расстроенный повернулся, чтобы выйти из кабинета.

Уже у двери до него донеслись слова директора.

– Завтра с утра Дербенёв, вернее - это омерзительное уродство будет показано всем пацанам как назидательный урок. ... Потом забирай его себе. Сможешь поставить на ноги - хвала тебе как врачу. Нет - не осужу. Всё. Ступай.

Расстроенный Лёня ушёл к себе, с ужасом ожидая завтрашнего дня. Не вид Сергея пугал его, он боялся, что не сможет помочь парню. ...

Глава.

– Леонид Александрович, Леонид Александрович, - Лёню кто-то тряс за плечо, пытаясь разбудить. Будильник показывал три часа ночи.

Открыв глаза Лёня увидел перед собой Колю.

– Что-то случилось? - доктор резко сел на кровате.

– У вас телефон артиста есть?

– Да, - они говорили шёпотом, почти что губами.

Через два дня нас всех вывозят. Надо узнать марку и номер машины на котором повезут Сергея и их команду.
– Коля протянул доктору обрывок бумаги, где значился номер какого-то телефона.
– По этому телефону сообщите марку и номер машины. Всё, больше ничего, только марку и номер машины. Сможете сделать?

– Постараюсь, - Лёня взял в руки обрывок бумаги и несколько раз произнёс номер.

– Я пошёл, до свидания, - Коля пожал руку, растерявшемуся доктору и ушёл в ночь.

Лёня остался один. Сон как рукой сняло. Первое что он сделал, это выучил номер телефона и сжёг обрывок бумаги. Затем он лёг на кровать и стал думать, как сделать то, о чём просил Коля. Чей телефон вручил ему Коля его не волновало, он полностью доверял парню и был убеждён, что тот хочет помочь. Но как лично ему выполнить свою часть задания, он пока не представлял. Всего несколько дней как Сергей вернулся в команду Фердоуса. Он оклемался и чувствовал себя удовлетворительно, хотя некоторая вялость, апатия и безволие чувствовались в его поведение. Директор, увидев результаты, потребовал возвращение парня в строй, аргументируя своё решение тем, что подобные осложнения им как раз и нужны для дела. [d2]Для какого дела он не уточнил. Этой же ночью, время было около четырёх ночи, Лёня потихонечку постучал в комнату медсестры. Женщина спала чутко, потому на стук ответила тут же:

– Кто тут?

– Клавдия Петровна, это я, Лёня. Можно войти?

– Да, конечно.

Лёня робко переступил порог комнаты. За пять месяцев он был здесь впервые, раньше как-то не приходилось. Комнатка медсестры была такая же как его, но помимо кровати и буржуйки, на стене висело большое зеркало и рядышком с ним стоял маленький столик с дамскими принадлежностями. Медсестра сидела на кровате спиной, упираясь в подушку.

– Проходи Лёня, садись на табуретку. Свет включать не будем, луна полная нам для безопасности хватит и её света.

– Да, конечно, - доктор послушно прошёл и сел на табурет.

Лёня мялся, не зная с чего начать, потом нерешительно спросил.

– Как там интересно Сергей?

– Тяжело парню. Такого рода травма вряд ли бесследно обойдётся для организма. ... Совсем ещё по сути ребёнок.

– Жалко Серёгу, что говорить, хотя ему ещё можно помочь. Время бы его вылечило, если конечно у хорошего психиатра и в спокойной обстановке. ... а так, неизвестно что с ними всеми будет.

– А что будет? Ничего хорошего.

– Клавдия Петровна, я что к вам пришёл, - Лёня наконец-то решился перейти к делу.
– Как мне показалось вы дружны с Анатоличем, вернее с Владимиром Анатоличем, извините, если ошибся.

– Да, мы давнишние приятели. Можешь, как все, его просто Анатоличем звать, ничего страшного. Он и сам своё имя забыл, хотя очень хороший человек. Судьба у него тяжёлая. Перебила я тебя, что ты хотел?

– Я хотел у вас спросить, Анатолич развозит ребят по местам несения службы? Вы не знаете?

– И он тоже. Обычно командир свою группу везёт, а группу Фердоуса -Анатолич. Не знаю, как в этот раз, но раньше так было.

– Клавдия Петровна у меня к вам просьба. Не мог бы, Анатолич, как- нибудь при удобном случае, позвонить по одному номеру и сообщить марку и номер машины на которой повезут группу Фердоуса. Он, наверняка, знать будет. Ничего другого говорить не надо. Кто возьмёт трубку, просто сказать марку и номер. Всё. Телефон артиста у вас есть, а симку и номер я дам.

Некоторое время медсестра молчала. Лёня не знал, что и думать. Наконец Клавдия Петровна тихо заговорила, смотря в окно.

– Лёнь, а ты знаешь, что помимо медсестры, у меня в лагере были и другие обязанности. А именно, я входила в доверие к ребятам, которые приходили в санчасть, ...узнавала их планы по поводу побегов или какие другие, а потом доносила начальству. Были случаи, ребят сильно наказывали, после моего донесения.

Если медсестра смотрела в окно, то Лёня, слушая это ужасающее признание во все глаза, неотрывно смотрел на неё. Он не верил своим ушам. Страх змейкой вполз в его сердце, и оно забилось в бешенном ритме. "Это конец", - подумал он. "Слава Богу, что я не упомянул Колю и пока ещё не назвал номера телефона", - это единственная радостная мысль родилась в его мозгу. Остальные мысли были одна ужасней другой. В полутьме, глубокой ночью, без свидетелей и такое признание. Лёне казалось сейчас медсестра повернётся, выпустит свои вампирские клыки и набросится на него. Со страху его стало знобить, буквально всего трясло. А медсестра между тем продолжала, смотря в окно.

– Я ведь родилась гнилой, конечно в переносном смысле. Червоточина у меня была всегда. Прежде чем попасть сюда, я в две ходки просидела в колонии строгого режима, в общей сумме больше десяти лет. ... Два раза и оба за убийство.

Лёня молча слушал, не зная ни что сказать, ни как себя вести. Информация, исходящая от женщины, становилась всё более устрашающей.

– Я ведь круглая сирота. В детдоме до семнадцати лет прожила. Пока была жива директриса всё у меня хорошо было. Она меня заставила медучилище закончить. Всё говорила: " Ты, Клава, главное с прямой дороги не сходи", - выходит поняла она мою сущность. Всё учиться меня заставляла. "Училище закончишь, в институт поступай", - как сейчас помню её слова.... Жаль прожила она не долго. Царство ей небесное. Как умерла, покатилась я с горки. Слава Богу хоть училище при ней успела закончить. ...Замуж вышла. Неважный муж мне попался. Бил он меня нещадно. Я была на сносях, уже должна была скоро родить, так он меня так избил, что из нас двоих: меня и ребёночка, только я и выжила. Этого я ему простить не смогла. Как оклемалась, так и ...зарубила его. Он тогда спал. Мне четыре года дали. .... Судьи пожалели. Сказали - в состоянии аффекта. Когда это всё произошло, мне всего двадцать было. Вроде бы только начало, а уже: убийство, тюрьма. Там школа жизни, мало не покажется. Хорошо я детдомовская, иначе не выжила бы. В тюрьме я познакомилась с одним священником. Уж не знаю, что он во мне нашёл. Я-то понятно, потянулась к нему: чистому, светлому. Любовь у нас с ним была. Сыночка я ему родила. Он терпеливо ждал, когда меня выпустят. Ну выпустили, стали мы с ним жить при церкви. Всё бы хорошо, но червоточина моя не давала мне покоя. Себя не достойной его чувствовала. Не раз говорила ему, чтобы бросил меня. Нет, ни в какую. Люблю говорит и всё у нас будет хорошо. ..... Такой добрый был. Друзья мои, с зоны, на одно дело позвали. Мне бы отказаться, ведь семья была, жизнь налаживалась.... Но нет, пошла. При ограблении ювелирного магазина, из наших кто-то, охранника убил. Почему-то на меня подумали, я не отказывалась. Думала тогда, и хорошо. Что я могу своему сыночку дать, да и мужу жизнь загублю. А мой священник сыночка забрал и уехал. Ни весточки, ничего о себе ни разу так и не сообщил. Как вышла из зоны, мне тогда тридцать семь стукнуло, решила с криминальным прошлым завязать. Спросишь с чего это вдруг? Не бросала, не бросала, а тут на тебе, - женщина вроде как от имени Лёни задала себе вопрос, но это был лишь её домысел. Никаких вопросов Лёня и не собирался задавать. Он вообще слушал, не анализируя сказанное. Медсестра между тем продолжала.

– Бросила я благодаря одной женщине, пожилой уже, с которой на зоне познакомилась. Она чем-то на мою директрису была похожа, потому я и прикипела к ней душой. Вместе с ней мы освободились. Я-то весь срок как положено от звонка до звонка отсидела, а её по амнистии отпустили. Рак у неё обнаружили. Домой умирать и отправили. Дом у неё в деревне был. Маленький, страшненький, но жить можно. У меня самой и такого-то не было. Не могла я её бросить. Из родных у неё никого не было. Ей врачи не больше полугода жизни обещали. Приехали значит мы с ней в её домик, стала я за ней ухаживать. На её маленькую пенсию вдвоём и жили. Само собой, огород в подмогу был. Я ещё на уколах стала подрабатывать, тут моё сестринское образование и пригодилось. Не поверишь, она у меня почти три года прожила, вместо отпущенных полугода. Видать хорошо я за ней ухаживала. ..... Свой дом она ещё при жизни на меня переписала. .... Так я к честной жизни и вернулась. Прожила в деревне ещё лет десять, после её смерти, но моя червоточина опять о себе знать дала. Сорвалась я с насиженного места и давай по земле -матушке куролесить. С работой-то тяжело было, с моим прошлым директора не особо рвались меня на работу принимать. А на что было жить? Как в тюрьму опять не попала, до сих пор понять не могу. Бог меня спас и привёл сначала в ПТУ, что в Лесном. Поди слышал о таком?
– медсестра вопрошая повернула голову к Лёне, но он боялся шевельнуться, ни то что говорить. Не дождавшись ответа, женщина продолжила, вновь отвернувшись к окну.

– Там работала, потом вот сюда пригласили. Здесь я с Анатоличем и познакомилась.... О сыночке своём я всегда помнила. Не было ночи, чтобы его вспоминая, не рыдала. Сильно мучилась. Сейчас думаю, что в поисках его, по свету -то и моталась .... А как ты у нас появился, что-то во мне надломилось, затрепетало, словно ангел на плечо сел. Так легко на сердце стало. Счастьем обдало. На сыночка моего ты похож, у него шрам должен быть, грыжу ему вырезали.

Лёня от неожиданности чуть было не упал с табуретки. У него был шрам! Отец рассказывал, что в детстве ему грыжу вырезали.