Тайный дворец. Роман о Големе и Джинне

Впереди показалась древняя базилика. Массивный центральный купол окружали его уменьшенные копии, расположенные вокруг в некотором подобии симметрии, а по углам чуть поодаль высились минареты. Извозчик остановился, мисс Уинстон расплатилась и выбралась из коляски с энергичностью, какой слуги в ней до этого даже не подозревали. Они двинулись вдоль стен базилики; теперь слуги едва поспевали за Софией, которая увлеченно показывала им купол за куполом и башенку за башенкой, называя век, в котором они были построены, и правителя, во владении которого в то время находился город. «Теперь в базилике располагается мечеть, – сообщила она им, – но когда-то это была католическая церковь, а перед тем – греческий православный собор, цитадель, которую захватывали то крестоносцы, то османы». Они оставили обувь перед входом и зашли внутрь, аккуратно обходя колонны и молитвенные коврики и любуясь резьбой и каллиграфией. У основания одной из колонн обнаружилось небольшое углубление; это, сообщила им София, знаменитая Плачущая колонна. Если верить легенде, любой проситель, который вложит руку в это углубление и почувствует слезы Девы Марии, исцелится от всех недугов. С этими словами София протянула было руку к колонне, но потом заколебалась. Некоторое время внутри у нее явно происходила какая-то борьба, потом она все-таки сунула в углубление один палец и так же быстро его вытащила.

– Вот видите? – с улыбкой произнесла она, потом отвернулась.

Они не стали спрашивать, почувствовала она что-нибудь или нет, и испытывать легенду на себе тоже не стали.

Вскоре после этого они вышли и вернулись обратно в отель. Едва успели они переступить порог номера, как явился посыльный с ворохом телеграмм. София вскрывала одну за другой и хмурилась все больше и больше, пока вдруг, просияв, не распрямилась в кресле. Некоторое время она задумчиво постукивала ребром телеграммы о край письменного стола, потом произнесла:

– Нам нужно откровенно поговорить.

Горничная расстилала для Софии постель, лакей чистил ботинки. Оба вскинули на нее глаза.

– Да, мисс? – вопросительным тоном произнесла горничная.

– Я полагаю, – сказала София, – вы служите в первую очередь моей матери, а не мне?

Повисла пауза.

– Я не очень понимаю, что вы имеете в виду, мисс, – произнес наконец лакей.

– Прошу меня простить, но… вы же детективы из агентства Пинкертона, да?

Чета переглянулась. Лакей со вздохом отставил ботинки в сторону; горничная распрямилась, отбросив всю напускную почтительность.

– В отставке, мисс, – отчеканила она с неожиданным металлом в голосе. – Наша фамилия Уильямс. Я Люси, а это Патрик.

София улыбнулась.

– Слишком уж легко моя мать дала на все это свое согласие. Могу я узнать, для чего именно она вас наняла?

– Нам поручено заботиться о вашем комфорте, – отвечал Патрик, – а также следить, чтобы с вами не случилось ничего худого.

– Входит ли сюда перехват моей корреспонденции?

– При необходимости.

– И вам уже случалось это делать?

– Пока нет, мисс.

– Тогда вот, держите.

Она протянула им телеграмму.

Они вместе пробежали ее глазами, озадаченно хмурясь.

– Эфес? – спросил Патрик. – Где это?

– К югу отсюда, не так далеко от побережья, – пояснила София. – Древние греки построили там храм Артемиды, богини охоты. Он считался одним из семи чудес света. Сейчас на его месте идут раскопки, и мне предложили побывать там на экскурсии. – Она откопала в сундуке атлас, нашла нужную страницу и ткнула в нее пальцем. – Вот.

Они принялись разглядывать атлас, не преминув отметить значительное расстояние, отделявшее город от Золотого Рога, а также отсутствие поблизости других городов.

– Я уверен, что в вашем маршруте его не было, – произнес наконец Патрик.

– Вы уже наверняка догадались, что в мои намерения никогда не входило ехать в Индию, – сказала София.

Мужчина кивнул.

– Но что тогда входило в ваши намерения, мисс, раз уж мы с вами решили быть друг с другом откровенными?

Она некоторое время оценивающе смотрела на них, потом сказала:

– Моя мать наверняка рассказала вам массу историй о моем фривольном поведении. Я не стану просить вас повторять их, – добавила она, заметив, что выражение их лиц стало настороженным, – равно как не стану и опровергать. Меня страшило будущее, которое она мне уготовила, и в отчаянии я попыталась найти утешение не там, где следовало. Это решение дорого мне обошлось, и больше подобного не повторится. Теперь я намерена отправиться исследовать Ближний Восток и не собираюсь возвращаться до тех пор, пока… пока не смогу это сделать на своих условиях.

Супруги некоторое время молчали, пытаясь сообразить, что к чему.

– И нет ни одного шанса, что вы передумаете? – уточнил Патрик.

– Ни малейшего. Разве что вы увезете меня обратно силком.

Она вся дрожала – но не от холода, а от страха.

– Этого вы можете не опасаться, – мягко произнесла Люси. – Но и мы тоже не имеем права просто бросить все и вернуться обратно домой. Мы подписали контракт. И потом, мисс, вам нельзя без охраны. Здесь, на Востоке, в одиночестве вы будете легкой добычей для любого бандита и похитителя.

София задумалась.

– А вы не согласились бы сменить роли? Стать моими телохранителями, а не шпионами?

Патрик поджал губы.

– Готов побиться об заклад, что ваша матушка на это не согласится.

София некоторое время обдумывала его слова, затем кивнула.

– Мы напишем не ей, а моему отцу.

Сидя у себя в библиотеке, Фрэнсис Уинстон три раза перечитал телеграмму, потом протер глаза и с раздражением выдохнул. «Пинкертоны»! Чем вообще думала Джулия, нанимая эту парочку на работу? Ну разумеется, София немедленно их раскусила. Он убрал телеграмму и попросил лакея подать ему пальто и трость. Нет, экипаж не понадобится – он просто хочет пройтись пешком.

Он двинулся в северном направлении, мимо соседских особняков, пока наконец по Ист-драйв не вышел к Центральному парку. Последние самые стойкие листья дрожали на ветру, цепляясь за ветви деревьев, в то время как их опавшие собратья с шуршанием гонялись друг за другом по земле. Фрэнсис в мрачной задумчивости бродил по дорожкам. Недавний обед напоминал о себе кислой отрыжкой. В последнее время его вообще частенько мучило несварение – следствие, если верить его доктору, чересчур обильного питания. «Не все, что приносит с собой достаток, естественно для человеческого организма», – сказал тот. Фрэнсис тогда посмеялся над его словами.

К тому моменту, когда он пересек Трансверс и очутился перед высоким остроконечным четырехгранником Иглы Клеопатры, возвышавшимся среди деревьев, Фрэнсис уже успел слегка запыхаться. Он выбрал скамейку и опустился на нее, пристроив трость меж колен. Это было место, куда он приходил, когда его одолевал гнев и нужно было обуздать его, укротить и подчинить воле и разуму. Фрэнсис провел здесь бесчисленные часы, глядя на высеченные на камне древние иероглифы и представляя себе, сколько труда, сколько пота и усилий ушло на то, чтобы создать Иглу. Когда ее доставили из Египта в Нью-Йорк, он изгрыз себе локти от зависти к Вандербильту, глядя из окна своей спальни поверх толп на то, как обелиск едет по Пятой авеню по специально проложенным по такому случаю рельсам – ни дать ни взять плененная царица, каменная Зенобия, которую в золотых цепях везут по улицам. А что с ней теперь! Выщербленная и крошащаяся, с полустертыми уже иероглифами, она стала жертвой пагубного влияния морского климата, который мало-помалу уничтожал то, что на протяжении многих столетий сохранялось неизменным в сухой и жаркой пустыне. Воля могущественных людей создала ее, воля могущественных людей обрекла на гибель.