Тайный код Конфуция
Шрифт:
VI, 6
Учитель сказал Чжун Гуну:
– Пускай тяглового бычка, даже рыжего и с рогами, люди не захотят использовать для жертвоприношения. Но разве сами духи гор и рек погнушаются принять его?
Чжун Гун – ученик Конфуция, сын простого земледельца.
VI, 22
Фань Чи спросил:
– Кого можно назвать мудрым?
Учитель сказал:
– Мудр тот, кто прилагает все силы к тому, чтобы народ обрел чувство долга, кто почитает духов, но не приближается к ним слишком
Фань Чи спросил:
– А человеколюбивым?
Учитель
– Человеколюбив тот, кто прежде всего стремиться преодолеть трудности, и лишь затем стремиться к выгоде.
VII, 35
Учитель тяжело заболел. Цзы Лу просил его обратиться с молитвой к духам.
Учитель спросил:
– А поступают ли так?
Цзы Лу ответил:
– Поступают. В «Сборнике заклинаний» говорится: «Молись духам Земли и Неба».
Учитель ответил:
– Тогда я уже давно молюсь.
X, 9
При жертвоприношениях в храме предков не допускал, чтобы жертвенное мясо главного животного оставалось на второй день. Жертвенное мясо других животных не должно было лежать более трех дней. Если оно пролежало три дня, то он его не ел.
X, 14
Когда жители его родной деревни выполняли обряд изгнания духов, то он в парадном платье стоял на восточной стороне крыльца.
Очевидно, что Конфуций был одним из высших распорядителей такого обряда.
XI, 12
Цзы Лу спросил о смысле служения духам. Учитель ответил:
– Мы не умеем служить живым людям, как же можем служить духам умерших?
Цзы Лу вновь обратился:
– Хотел бы узнать, что такое смерть?
Учитель ответил:
– Если мы не знаем, что такое жизнь, как же мы можем знать о смерти?
XIII, 22
Учитель сказал:
– Южане говорят: «Тот, в ком нет постоянства, не может ни предсказывать ни лечить». Хорошие слова! «И цзин» говорит: «Не будешь постоянным в своих достоинствах, может быть, попадешь с ними в неловкое положение».
Учитель сказал:
– Таким даже предсказывать не дано.
XV, 1
Правитель царства Вэй Лин-гун спросил у Конфуция об искусстве построении войск.
Конфуций ответил:
– Я искушен о делах, связанных с жертвенной утварью, что же касается построения войск, то это я не изучал.
На следующий день Конфуций покинул царство Вэй.
Конфуций считал себя мастером ритуалом жертвоприношений и священнослужителем. В вопросе о построении войск он увидел тот, что Лин-гун не понимает его сущности.
Цзюньцзы: идеал мистического знания
Во всех рассуждениях Конфуция ярче всего проступает фигура некоего «благородного мужа» цзюньцзы – идеального типажа, точке устремлений каждого служивого мужа.
Под воздействием этого идеала сформировалась вообще вся моральная парадигма китайской культуры. Благородный муж «без гнева строг», он «безмятежен и спокоен» и логически противостоит «маленьким людям» (сяожэнь), которые не способны понимать и соблюдать ритуальную сторону жизни, испытывать человеколюбие, уважение к старшим, выполнять свой долг перед правителем.
Цзюньцзы принято переводить как «совершенный муж» (П. Попов,) «благородный муж» (Л.С. Переломов), ли «достойная личность» (В.М. Алексеев), «достойный муж» (Сухоруков), на английский – gentlemen, хотя суть его образа значительно более глубока, чем просто достойное ритуальное поведение. Прежде всего, он тот, кто «познал волю Неба» (ХХ, 3) – и именно это отличает его от обычных людей.
«Благородный муж» превратился в символ всей конфуцианской традиции, в точку устремления
каждого служивого чиновника или достойного мужа китайского общества. Чинность, спокойность манер, невозмутимость, преданность в служении, ритуальность поведения – именно таким конфуцианец представал публике. По сути, все конфуцианские труды так или иначе пытаются трактовать, какими качествами должен обладать цзюньцзы и как этого достичь.Конфуций и его последователи не часто могли встретить этих благородных мужей среди современников, да и себя они таковыми не считали. Их идеал находился в далёком прошлом, которое мудрецы неизменно называли не иначе как «высокой древностью». В качестве идеальных благородных мужей выступали многие правители Древнего Китая.
Как ни странно, подлинные биографии древних мудрецов никого в Китае не интересовали. Ведь полнотой истины не обладает никто, поэтому и не имеет смысла обсуждать, реальны ли все рассказы о «совершенномудрых» древности. Значительно важнее те идеальные черты, которые им приписывались. Это не просто пример для подражания и не весёлые побасёнки из жизни Древнего Китая. Ведь все эти люди – Хуан-ди, Фуси, Чжоу-гун, Вэнь-ван – являются предками каждого китайца. То, что было присуще предкам, должно быть свойственно и их последователям, а значит, люди изучают свои изначальные качества, «себя в утробе».
Например, знаменитый основатель династии Чжоу-гун воплощал идеал благородного мужа, который, прежде чем что-то сделать, всё тщательно обдумывал; он не решался приступать к делу сразу – ведь сначала надо проникнуть в суть вещей, в глубину событий. И конфуцианец Мэн-цзы называет его образцом именно такой добродетели: «Если вдруг встречалось то, что он не мог полностью понять, он склонял свою голову и погружался в раздумья. Если было необходимо, он мог думать дни и ночи напролёт. И если ему, наконец, удавалось найти ответ, он спокойно садился ждать рассвета». Одновременно это могло звучать и как упрёк правителям – современникам Мэн-цзы, которые, не раздумывая, пускались в военные авантюры, разоряя своё царство.
Антиподом цзюньцзы является особый типаж – сяожэнь, которого принято переводить как «маленький человек», «мелкий человек» или «никчемный человек». Речь идет, естественно, не о его социальном положении, ни о позиции в обществе, а об отпадении от идеала поведения. «Мелкий человек» не обладает благодатью, действует, повинуясь импульсам, а не велениям Неба. А вот цзюньцзы «требователен к себе», в отличие от мелкого человека, который требователен к другим»(XV, 21).
Идеалу благородного мужа чуждо слепое и подчас жестокое реформаторство. Наоборот, он врастает в древность, черпает из неё, а потому терпелив и снисходителен по отношению к другим. Один из ученков Конфуция – Цзы Ся утверждал, что человек должен дружить лишь с равными себе и сторониться людей более низкого происхождения.
Казалось бы, в этом нет ничего удивительного, ибо именно так предписывали нравы того времени. Но истинный мудрец не боится оказаться униженным дружбой с «неравным ему». Наоборот, он своим присутствием облагораживает всё вокруг. Да и вообще, легко ли совершенномудрому найти человека, подобного себе? И поэтому один из учеников Конфуция Цзы Чжан возражает Цзы Ся, повторяя мысли своего учителя: «А вот мне довелось слышать другое: благородный муж почитает выдающихся, но сходится и с заурядными, поощряет способных, но терпим и к бесталанным. И, если, положим, я имел бы очень много достоинств, разве я не смог бы с кем-нибудь поладить? А если, допустим, я не имел бы никаких достоинств, другие бы сами отвергли меня, а не я – их?!» (XIX, 3)