Тайный наследник для миллиардера

Дверцы лифта разъезжаются, и мое сердце делает кульбит — перед лифтом нас ждет Арсанов.

— Ну, привет! — он улыбается и протягивает руки к коляске. — Полина, давайте я ее снесу вниз.

— Она тяжелая, — протестую, — лучше берите Богдана, а я свезу коляску по пандусу.

Но он отодвигает меня в сторону, легко поднимает коляску вместе с Бодькой и спускается по ступенькам к входной двери в подъезд.

— Вы дольше со мной препирались, — говорит он, а я растерянно молчу.

Потому что я так не привыкла. Я не знаю, как это, когда у ребенка родителей двое. Когда все заботы можно поделить на двоих. И не догадывалась, что одна из функций отцов — носить своих детей вместе с колясками.

Мы идем к машине, Бодька едет перед нами. Соня радостно машет нам через стекло.

— Давайте, я пересажу Богдана в машину, — говорю Тимуру, — а потом быстро сложу коляску.

Арсанов внимательно меня выслушивает, затем открывает переднюю дверцу и за локоть подталкивает к сиденью.

— Садитесь, Полина, мы с Богданом разберемся.

— Но вы не знаете, как она складывается, — пытаюсь возражать. Тимур поворачивается к Бодьке и говорит ему заговорщицким тоном:

— Сами справимся?

Тот счастливо кивает. Тимур достает мальчика из коляски и поднимает на руки. Мой сын обвивает его шею ладошками, и я поражаюсь, каким маленьким он кажется в руках Арсанова.

Тимур усаживает его на заднее сиденье к Соне, легко складывает коляску, будто она игрушечная, и садится за руль.

— Я справился, Полина? — спрашивает меня с серьезным лицом. Озадаченно киваю.

— Тогда предлагаю перейти на «ты», — говорит он и так на меня смотрит, что если бы я уже не сидела, точно не устояла бы на ногах.

* * *

Арсанов уверенно ведет машину, а меня просто переполняют чувства. От его рук, лежащих на руле, веет уверенностью и надежностью. На самого Тимура смотреть не решаюсь, бросаю взгляды украдкой, но он каждый раз ловит их в зеркале и в ответ улыбается одним уголком губ.

И меня каждый раз охватывает жаром, а еще эйфорией. Затапливает безграничная признательность и безграничное желание довериться этому сильному уверенному мужчине. Довериться всем…

— Все в порядке, Полина? — негромко спрашивает Тимур, поймав мой очередной тайный взгляд.

Смущенно киваю. Пора бы прекратить восторженно на него пялиться, и я лихорадочно ищу тему для разговора. Но в голове, как назло, ни одной подходящей мысли. Не могу ничего придумать такого, чтобы не касалось нас двоих.

— Вы сегодня один, без водителя? — наконец-то нахожу после мучительных поисков.

— Разве мы не договорились? — с укором приподнимает бровь Арсанов.

— Ты, — покорно подчиняюсь, — ты сегодня один?

— Да, захотелось самому вас отвезти, — Арсанов смотрит на дорогу, но меня не покидает ощущение, будто он не сводит с меня глаз. — Соня любит, когда папа за рулем.

Он бросает взгляд на детей, устроивших возню на заднем сиденье. Этот взгляд полон тепла, которое я с трудом бы могла предположить у такого мужчины.

— А как же охрана? Ты не боишься ездить без охраны?

— Разве без них далеко уедешь? — усмехается он. — Ты не знаешь моего начальника службы безопасности. Это настоящий цербер. Мне пришлось выдержать целый бой, чтобы они не толклись со мной в одной машине, а следовали на расстоянии. Так что моя охрана всегда со мной.

В самом деле, возле ресторана паркуется еще одна машина. Из нее выгружаются мужчины в костюмах и следуют за нами.

Тимур достает коляску из багажника, усаживает в нее Бодьку, при этом один из охранников порывается ему помочь. Но Арсанов взглядом осаживает подчиненного, и все делает сам.

Для нас на огороженной террасе накрыт стол, для детей есть отдельный столик с бумагой, карандашами и красками. И еще целый ящик с игрушками.

Смотрю во все глаза. В моей прошлой «модельной» жизни походы по ресторанам были привычными. Но тогда я мало обращала на удобства для посетителей с детьми. А после рождения Бодьки рестораны стали мне не по карману.

— Папочка, папа, я хочу такую прическу как у Полины! — Соня хватает Тимура за руки и заглядывает ему в глаза. Он обнимает дочь.

— Сонь, ну ты же знаешь, у твоего папки руки не оттуда выросли.

И хоть он улыбается, не могу отделаться от чувства, что за этим грубоватым тоном Арсанов прячет вину.

— Давай я тебе сделаю хвост, Сонечка! — подзываю девочку.

У нее тоже хвостик, но видно, что делал мужчина. Недостаточно прочесаны волосы, пряди выбиваются из прически.

— Я честно старался научиться плести косички, — признается Арсанов, глядя как ловко я управляюсь с густыми шелковыми волосами девочки. — Но они у меня все время высыпаются, скользят, и сколько пытался, ничего не получается.

— Мне бабушка косички заплетает, — сообщает Соня, — только бабушка у нас не каждый день. Спасибо!

Она с детской непосредственностью порывисто обнимает меня за шею и бежит к Богдану, который вытащил из ящика конструктор.

— Соня, давай соберем пиратскую шхуну!

Я провожаю глазами девочку и решаюсь.

— Тимур, я могу спросить про маму Сонечки? Поверь, это не просто любопытство. Скажи, она… совсем безнадежна? Можешь на меня накричать, если хочешь, — добавляю самоотверженно. — Сама не верю, что набралась смелости спросить, и ты можешь не верить, но мне в самом деле небезразлична твоя девочка. У меня сердце болит на нее смотреть.

— Спасибо, Полина, ты не представляешь, что для меня значат твои слова, — Тимур на редкость серьезно относится к моей речи, — но можно, я задам встречный вопрос? Отец Богдана безнадежен? Он оставил тебя еще во время беременности, верно?

Растерянно киваю.

— Так скажи, почему он не возле своего сына?

— Потому что… — подбираю слова пересохшим языком, — потому что… его у Богдана нет.

Облегченно выдыхаю от того, что нашла нужное слово. Мне не хочется лгать Тимуру, но и оговаривать неизвестного мне мужчину тоже не хочется. Он точно перед нами ни в чем не виноват.

— Вот и у нас так, — говорит Арсанов, теребя лежащую перед ним салфетку, — Сониной мамы просто нет. Давай на этом и сойдемся.

Я киваю, испытывая необъяснимую нежность к мужчине, который хотел научиться плести косички своей дочке. И так и не научился.

— Нам надо было поменяться, — Тимур старается сменить тему и улыбается, но улыбка у него все равно получается вымученной. — У тебя должна была родиться моя Соня, а у меня твой Бодька. Мне всегда казалось, что мальчику было бы со мной проще. Не представляешь, как мне жаль свою дочь. А ведь ей только четыре, что будет, когда она начнет подрастать?