Тайный Союз мстителей
Шрифт:
Но разве так джентльмены разговаривают! Длинный ведь считал себя джентльменом. Нет, уж лучше он с четверть часика где-нибудь здесь пофилонит.
Не успел он дойти до выхода, как сзади его что-то ударило. Длинный взвыл, а Альберт крикнул ему:
— Сейчас по башке получишь! Лучше сразу лезь наверх!
Вот ведь беда какая! Не везет так не везет. Что поделаешь, придется взять вилы!
Вместе они довольно быстро перекидали сено, вымели фуру и теперь могли подумать о заслуженном отдыхе. Так как тайные дела Союза мстителей обсуждались только в «Цитадели», они и отправились туда. Альберт давно уже понял, что у Длинного есть какой-то секрет — он ведь
Плотно прикрыв дверь и убедившись, что за ними никто не следит, Альберт зажег свет. Он где-то раздобыл двухсотсвечовую лампу и выкрасил ее зеленой краской.
«Небось украл!» — не без удовлетворения подумал Длинный.
Теперь ничто здесь не напоминало развалившуюся конюшню, скорей — разбойничий замок. Трофейные пионерские галстуки, развешанные на голых стенах, походили на ночных бабочек, распростерших свои огромные крылья.
Опустившись на ящик, Альберт взглянул на Длинного и тут только заметил у того на подбородке большой пластырь.
— Всыпали тебе? — деловито спросил он.
Длинный махнул рукой:
— Чего там говорить! Все равно ничего не изменишь.
Но Альберт придерживался другого мнения.
— Твоего старика тоже пора в работу взять, — сказал он.
— А мне потом вдвойне достанется. Благодарю за угощенье.
— Брось, ты! Надо все так обделать, чтобы он и не догадался, кто его обработал. Пусть Друга что-нибудь придумает. А за что он тебя сегодня?
— Просто так, — ответил Длинный, пожав плечами. — Весь день ходил злой, как черт, а под конец на мне свою злость и выместил. И все потому, что я городской. Будто я виноват в этом.
— То-то и оно! — согласился Альберт, по-стариковски покачав своей взлохмаченной головой. — Надо из него котлету сделать.
— Без меня, пожалуйста. Я в мясорубку не прошусь. — И он со страдальческим видом ощупал свой разбитый подбородок.
Достав финку, Альберт принялся нарезать табак. Затем, ловко оторвав два листочка от старой газеты, он протянул один Длинному и насыпал табаку.
— На, тонкая работа, — сказал он. — Попробуй.
— А я не курю больше, — ответил Длинный, пренебрежительно взглянув на бурую траву.
— Боишься? — спросил Альберт, насторожившись.
— Ерунда! Храбрость не в том, чтобы коптить себе легкие.
— Заразился у синих?
— Я-то? Нет. — Длинный сделал обиженный вид. — Но тебе как шефу, не мешало бы самому, — он помахал в воздухе рукой, отгоняя дым, — позондировать обстановочку. — Исполненный гордости, оттого что он знает такое иностранное слово Длинный выпрямился во всю свою действительно немалую длину.
Однако на Альберта это не произвело никакого впечатления. Он с презрением заметил:
— Наболтал тут с три короба! Теперь давай выкладывай, зачем пришел?
— Ты не знаешь, где Родика? — не без злорадства спросил Длинный.
— Откуда мне знать, где она шатается! — ответил Альберт, уже скучая.
— Зато я знаю. У синих…
Подозрительно взглянув на Длинного, Альберт медленно поднялся и толкнул его к двери. Теперь он уже злился.
— А ну, сматывайся отсюда! Сказки можешь кому-нибудь другому рассказывать, мне они ни к чему.
«Обидеться мне или нет?» — думал Длинный. На всякий случай он сказал:
— Это ты сам сказки рассказываешь!
Альберт что-то заподозрил. Не нравилось ему, как вел себя Длинный. И правда, где это Родика весь вечер пропадает? На лугу ее тоже не было… А когда они накануне распрягали коров, она что-то про синих говорила и сама на себя не была похожа.
Теперь уже Альберту стало
трудно разыгрывать из себя равнодушного. Он молчал.— Нечего нос вешать, шеф! — ободрил его Длинный — Мы, ребята, без нее только плотнее сплотимся. Увидишь, какая у нас жизнь пойдет, когда одни мужчины! — Длинный уже вошел в роль утешителя, да она ему и больше подходила. Он мухи не мог обидеть, не то что человека. Ну, а так как Альберт все еще молчал, он продолжил: — Бабы в герои не годятся! Вязать там, суп варить — это их дело. Да еще подгорает он у них, а мы потом расхлебывай! Я всегда это говорил.
Это была уж откровенная ложь. Ничего подобного он никогда не говорил. Но это для него была уже мелочь. Прошлое он всегда видел таким, каким оно ему представлялось в данную минуту.
Альберт стоял, прислонившись к стене. Лицо бледное. Он не отрывал глаз от Длинного. И наконец спросил, чуть шевеля губами:
— Откуда ты… про Родику знаешь?
— Беккерша у нас сегодня на дворе рассказывала. Она ходила в Бирнбаум, в больницу. Кого-то там навещала. Вот она и видела, как Линднер по лесу со своими на животе ползал. А Родика с ними была, впереди всех. Беккерша ее сразу узнала. И здорово, говорит, так ползла! — Еще немного, и Длинный сам лег бы на землю и показал, как Родика ползла но земле. Только боязнь запачкать рубашку и брюки заставила его отказаться от подобной демонстрации.
Альберт все еще стоял, прислонившись к стене: губы плотно сжаты, глаза ничего не видят, в углу рта прилип давно погасший окурок. Жгучая боль сдавила ему грудь, виски. Должно быть, где-то в глубине души он начал догадываться, что соперник сильнее его. Он ненавидел этого соперника и в то же время чувствовал, что его пиратский корабль, на котором он был капитаном, попал в сильную бортовую качку. Но пока еще его не выбросило на мель, пока еще он может управлять кораблем.
Каким-то почти автоматическим движением, как будто подчиняясь чужой воле, он погасил свет, и оба вышли во двор.
Длинному очень хотелось чем-нибудь утешить шефа, но он только и спросил:
— Ты что теперь будешь делать?
— Изобью! — послышался словно издалека голос Альберта. При этом он смотрел куда-то в пустоту, поверх головы Длинного.
— Спятил! — сказал Длинный, которому вдруг стало жалко Родику. — Пока она член нашего Союза мстителей, Союз и решает, как ее наказать.
— Тоже неплохо, — согласился Альберт с таким мрачным видом, что это внушало страх.
— А куда, в какое место ты ее ударишь, ты подумал? — спросил Длинный. — Девчонок куда ни стукнешь, все не по правилам. Или ты думаешь, она пощечины испугалась? Поверь мне, шеф, придется нам ей какое-нибудь педагогическое наказание придумать.
Около жилого дома Альберт остановился и сказал:
— Сходи к Друге. Пусть и остальным передаст: завтра вечером, в восемь, в сарае.
Впервые за долгое время Альберт снова назвал «Цитадель» сараем. Должно быть, сообщение о Родике потрясло его.
К вечеру облака сгустились, грозно нависнув над лесом и деревней. Люди спешили с полей и лугов, возницы подгоняли лошадей — надо было урожай сухим доставить под крышу. Ласточки носились над самой травой, в воздухе ни ветерка. Казалось, земля затаила дыхание. Весь мир стал каким-то маленьким — черные тучи теснили его. Дождь все не шел, напряжение людей нарастало с каждым часом. Задавая корм скотине, они ругались, грубили друг другу, каждая мелочь становилась поводом для ссоры. В кухне за ужином все сидели нахмурившись, а ложки стучали громче обычного.