Тайный сыск царя Гороха. Компиляция
Шрифт:
– Га, кторий птах я захапил! А цо ты машь под сподницей, золотко?!
Присутствующие поляки грубо захохотали, стуча кружками, девица взвизгнула в объятиях чёрта, уже задиравшего ей юбку, но тут, как положено, появился герой.
Нет, не так, надо с большой буквы – Герой! Практически принц на белом коне! Ну без коня и не принц, но не это главное. Да вы уже и сами всё поняли, кого я пытаюсь заинтриговать?
– Пусти девицу невинную, грубиян нехороший! Ох и напросишься ты на богатырский кулак младшего сотруд… упс! Младшего крестьянского сына! Хотя я ж один у маменьки? Ну и… и… не знаю,
После чего Митя картинно «отдубасил» наглеца и за шиворот выкинул из трактира через окно. Девушка со слезами бросилась вон из заведения. Все взрывоопасно примолкли.
Мне показалось, что я слышу скрежет вытаскиваемых из ножен сабель и щелчки взводимых курков. Однако хозяйка трактира неожиданно рассмеялась булькающим смехом:
– Крестьянский сын, русский богатырь, моего бесноватого внука за шиворот выкинул? Добро же тебе, хлопец! Не хочешь ли у меня вышибалой поработать?
– Отчего ж нет, коли в цене сойдёмся, – сумел вспомнить свою роль Митька и после коротких торгов был полностью трудоустроен в цивилизованной Европе.
Первая половина нашего плана успешно реализовалась, а для решения второй на пороге смиренно показался дьяк.
– Во имя Господа Бога нашего Иисуса Христа и всех пресвятых угодников, простите, люди добрые, что к вам обращаюсь. У меня покрали все деньги, бумаги, документы, и не на что мне идтить до дому! Помогите, кто может! За любую работу возьмусь, подайте лишний грошик…
– Эй, монах, – мгновенно оценила ситуацию чёртова бабушка, – будешь гостям прислуживать, а то дура-девка сбежала. Году не пройдёт, как на обратную дорогу заработаешь.
– Век за тебя буду Бога молить, матушка, – сердечно соврал гражданин Груздев. – Я могу ещё и с посудой помочь, и полы вымыть, и бельё развесить, и вообще я ж мужчинка старательный во всяческих смыслах! Хоть поверьте, хоть проверьте-е…
Короче, одним намёком наш фискал в ермолке выбил себе зарплату втрое больше Митиной. Тот надулся, конечно, но как-то удержал себя в руках.
Теперь, когда на всех ключевых постах были наши люди, мы могли тихо, с осторожностью переходить к началу самой операции.
– Может, показалось мне, может, как, а только вроде не обиделась хозяйка, когда её внука родного, за ворот да штаны приподняв, из трактиру выкинули, аки собачонку брехливую? – как бы в никуда спросила Яга.
Ждать ответа пришлось недолго… Толстая чёртова бабушка с нереальной резвостью оказалась у нашего столика.
– Ты, Ядвига, зазря горло не дери. Был у меня внук, да, как у вас на Руси говорят, весь вышел.
– Что ж так? – Бабка словно бы и не обратила внимания, что к ней обратились по имени.
– Ворует. Деньги ворует у меня, подлец, пся крев…
– Вот что я скажу тебе, подруга, мой внучок милицейский, вот этот самый Никитушка, зело обучен воров ловить. Да ты и сама про то наслыхана, по глазам вижу. Ежели он тебе то дело распутает, обещаешь ли добром отплатить?
– Зуб кривой столетний за то даю!
– Смотри же! – грозно прошипела бабка, глядя родственнице польского чёрта прямо в глаза. – Коли сыщем мы тебе вора, так за то и ты нам про нашу пропажу правду поведаешь. По рукам?
Чёртова бабушка
если и не всё поняла в деталях, то наверняка чётко уловила общую концепцию, а потому несколько раз старательно кивнула, щёлкнув себя когтем по выпирающему, как у мужчины, кадыку.– Идём, Никитушка, пора за дело браться.
– Да мы только и делаем, что берёмся, расследуем и раскрываем какие-то не доведённые местной полицией «глухари», – буркнул я, хотя в принципе пока всё это укладывалось в рамки нашего сложносоставного рабочего плана.
Ведь, по сути, наша главная цель всего лишь выяснить, что известно (известно ли?) толстой хозяйке заведения о беглом принце Йохане. Все сердечные дела польского чёрта с варшавской (речной, водяной, польской) девой отступали на второй план. Что конечно же не значит, будто бы мы намеревались хоть как-то увильнуть или не сдержать слова.
Хозяйка трактира дала приказ нашему младшему сотруднику присматривать за порядком в заведении и, тяжело переваливаясь на ходу, как беременная Кощеевым яйцом утка, махнула нам рукой. Что ж, мы послушно пошли за ней по скрипучей лестнице наверх. Второй этаж заведения традиционно был оставлен на комнаты для постояльцев.
– Вот эти три на ночлег сдаю, а в этой сама живу. – Чёртова бабушка вставила ключ в замочную скважину тяжёлой, окованной железными полосами двери.
В других комнатках, как я обратил внимание, двери были тонкие и скорее даже декоративные, так что открывались пинком ноги. Что потом было со спящими постояльцами, думать не хотелось, я боялся оказаться правым.
– Входите, гости русские!
– Уж ты первой войди, хозяюшка. – Баба-яга вовремя остановила меня, когда я уже заносил ногу над порогом.
Толстуха удовлетворённо похрюкала, что, видимо, должно было изображать в данном случае счастливый смех. После чего пробормотала несколько слов на польском, что-то вроде: «Moj dom, moje pravo – ruby lewo, rubi prawo!»
В тот же момент дверной проём наискось перекрыли два тонких сабельных лезвия. Попади под такой удар человек, разрубило бы, как селёдку, на четыре куска.
– И при такой охранной системе, вы думаете, тут ещё кто-то может пытаться вас обокрасть? По-моему, было бы достаточно протянуть верёвочку с колокольчиками. Так ведь можно случайно и самой как-нибудь покалечиться.
– Глупости, пся крев, – отмахнулась улыбающаяся хозяйка. – Случайно под саблю не попадёшь, да и стала бы я такие вещи случайно ставить. За два года восемнадцать трупов по частям на кухню снесла! Колбасы кровяной наделала-а… кх… э-ях?!!
Последние слова она уже едва пробулькала, когда тихая Баба-яга в один миг неслабо придушила чёртову бабушку, накинувшись на неё с клюкой сзади.
– Слышь ты, курва старая, не доводи до греха! Я ить ведьма в законе, рубежи да понятия имею, шлёпалкой беспонтовой меня ещё никто не называл. Так что зубы зазря не показывай, не то до Страшного суда будешь только гороховый кисель дёснами пережёвывать! Милостыню на одной ноге просить, с одним ухом, без одного глаза и одна рука на перевязи для пущей жалости! Добрже ли розумиете меня, драга пани?!
– Сука-а…
– От суки слышу, – обрезала старейшая сотрудница нашего отдела, спокойно выпуская шею толстухи.