Тайра. Путешествие на Запад

— Господин барон? — на стену поднимается Магнус Ио, боевой маг крепости, старый пень с прогрессирующей глухотой и с бельмом на левом глазу. Несмотря на возраст магикус был падок на хороший алкоголь и сладости, а пока был в силах — волочился за каждой девкой в окрестностях. Токмо покинула магикуса мужская силушка почитай вот уже лет десять, как и теперь он пребывал в постоянной депрессии, пытаясь заполнить пустоту в груди алкоголем и сладостями, через что стал неимоверно тучен и одышлив. На стену подняться и то два перерыва делает да пот с лица утирает платочком.

— Вот. — кивает барон на темную массу, которая в свете уходящего солнца кажется еще более темной и тени от нее — растут к крепости, словно щупальца диковинной Твари.

— Вот — повторяет барон, брезгливо смотря на магикуса, который упирается ладонями в коленки и тяжело дышит. На стене есть уступ из камня и можно сесть, но он не решается — все стоят и сейчас садится спиной к пустошам — было бы крайне невежливо.

— Сейчас — отвечает Магнус и поворачивается лицом к западу. Смотрит. Делает несколько пассов и с кончиков его пальцев срывается вперед и вверх полупрозрачная серебряная птица. Срывается и растворяется в воздухе. Магнус закрывает глаза и прижимает кончики пальцев к вискам.

— Огонь, огонь, вода… хм, даже вода есть, удивительно. — бормочет он себе под нос: — кинетики, конечно, куда без них, а это что? Ага… — он открывает глаза и тут же грузно садится на каменный уступ у бойницы: — я сяду, господин барон, тяжковато мне в мои годы «стрелу познания» пускать.

— Да садись, садись. Что узнал-то? — спрашивает у него барон. Магикус вздыхает и трет виски ладонями.

— Сильные маги. Огонь, много огня. Категория… по Имперской классификации трое не ниже Магистра. Есть маг воды сиречь гидрокинетик, но силы небольшой, Адептус. Есть кинетики, сиречь еретики силы Гаусса, которые металлические шары ускоряют до хлопка воздухом. Опасные твари, опять-таки Адептусы. И шаманы, конечно. Их счету нет и категорий я не разберу, не на то учился. Но это не значит, что они слабые, вовсе нет.

— Ну все — вздыхает сержант: — нам конец. Магистры Огня! Теперь только выбрать — хорошо прожаренным, с корочкой, или все же с кровью? Оно конечно, прожаренный барон или там прожаренный сержант это разные блюда, все же дворянское мясо благороднее…

— Вот так ты невовремя со своей классовой борьбой — морщится барон: — ну что ты начинаешь опять? Сказал же я что дам тебе дворянство, чего ты? Вон у нас Магнус есть, у него магия тоже ого какая, недаром пузо такое отъел. На него колдунов Орды штук пять на одного потребно, по весу ежели брать…

— Шутить изволите — кисло отвечает Магнус, вставая с уступа и вглядываясь вдаль: — я так понимаю с утра на приступ пойдут? Мне надобно дела уладить в юдоли этой скорбной, письма написать, да книгу свою закончить.

— Ступай, ступай — машет рукой барон: — все одно раньше утра не понадобишься. Да не вздумай нажраться медовухи, с утра бой принимать, чтобы как огурчик был.

— Угу. — магикус удаляется, а барон снова сжимает кулак. Пальцы вроде перестали дрожать. Он опустил ладонь на рукоять меча, вынул его из ножен, ощущая приятную тяжесть и то, как удобно легла рукоять в руку — словно влитая. Отличный меч, двусторонняя заточка, длинный дол, можно и рубить и колоть, тяжелое яблоко противовеса на конце рукояти. И — заточен. В Имперских легионах мечи не точат, меч легионера точить — только портить. Металл дрянной, слишком уж твердый, такой не заточишь путем, зато прочный. Чтобы ткнуть кого-нибудь в плотном строю — за глаза, а вот для поединка не годится. Для поединка такой вот меч нужен — длинный, легкий, острый. Вот только…

Он снова вглядывается в темную массу, которая угрожающе ворочается на горизонте. Скольких он сумеет зарубить? Троих? Пятерых? Да хоть сотню — это их не остановит. Даже если каждый из бойцов его крепости сотню с собой заберет — Орда и не почувствует. Чтобы Орда почувствовала — тут надо десятки тысяч убивать и то…

— Пошли вниз — говорит ему сержант: — девку снимем. И отпустим, чего уж там. Может и успеет до Столицы дойти… если мы тут хотя бы день продержимся.

— Не продержимся тут день. — говорит барон и чувствует, как его голова словно бы становится такой легкой, что ноги начинают отрываться от нагретых камней, словно бы он улетает куда-то далеко-далеко, туда, где нет на горизонте мрачной массы кочевников. Нет всего этого. Никогда еще такая сила не стояла тут, у Западных Врат Империи. Никогда еще путь миграции Орды не упирался в тупик ущелья, в конце которого стояла его крепость. Что это значит — он знает. Завтра они возьмут его крепость, возьмут так, словно она из бумаги — прорвут эти стены и сметут их всех — и толстого Магнуса и старого вояку сержанта и небольшой гарнизон войск. Отсылать баб и детей в Столицу бессмысленно — догонят. Ежели не поубивают, то в полон угонят, а полон в Пустошах — это лучше бабе самой удавится, чем к ним в лапы попасть. В убежище в замке запереться? Так вскроют, а если не вскроют — то подожгут кизяки свои и дымом заморят. Или просто накидают в каменный коридор поленьев да поджарят всех там. Нет, толку от этого не будет, лучше уж на стенах, хоть камни в ублюдков покидать, голову одному-другому проломить… он опускает взгляд и с удивлением видит, что до сих пор сжимает в руке меч. Пытается вложить его в ножны, ловит кончиком клинка устье ножен, но рука трясется, и он не попадает. Поверх его руки ложится твердая, мозолистая лапа сержанта, он помогает вложить меч ножны. Отворачивается, делая вид, что не заметил, как трясутся у него руки.

— Смеешься? — спрашивает у него барон. Как же, у его сюзерена перед боем руки трясутся, а еще дворянин в пятом поколении, бывший гвардеец Тринадцатого Имперского.

— Не смеюсь — отвечает сержант, облокотившись на камень поверх бойницы и вглядываясь в пустоши, в темную массу людей и животных на горизонте: — чему тут смеяться. Завтра к этому времени мы все уже свои кишки проветривать будем, чему тут радоваться. Смерть она всех уравнивает, будь ты барон или сержант. Или преступник беглый.

— Точно. — говорит барон, радуясь, что есть на что отвлечься мыслями: — твоя ж девка на стене висит с этим беглым. Пошли со мной, снимем. Все равно умирать, хоть порадуешься перед смертью.

— Пошли — кивает сержант, кинув последний взгляд на Орду: — насмотрюсь я на них еще…

И они идут темными переходами замковых коридоров, уже темнеет и одинокий факел в руке у сержанта разгоняет тьму. Их шаги глухо отдаются эхом среди каменных сводов и затихают вдали, факел бросает причудливые тени на стены. Чудны дела твои, господи, думает барон, вот еще несколько часов назад все было ясно и понятно, он — барон и дворянин, сержант — служивый человек, молодая да справная девка, что умом тронулась — в хозяйстве пригодится, не пускать же ее в Пустоши, там ее живо кочевники в оборот возьмут, будет она им детей рожать от всего племени, али в Западный Мо ее продадут, еще неизвестно что хуже. А так — осталась бы в замке, поженил бы он ее на сержанте, и старый вояка рад был бы. Да и сам иногда бы к ней спаленку пробирался, и обязанностей у нее не так много было бы, все-таки жена сержанта. Там глядишь и детки пошли бы… а если от него, от барона мальчик родился бы — так и сделал бы наследником ей-богу, не поглядел бы что бастард. Потому как порода у девки хорошая, по ней видно, все на месте, только головой малость скорбна, да то ничего, пацаны умом в отца обычно. Этого, который беглый — опустил бы на все четыре стороны, пусть идет куда хочет, пропадет ведь. Если не захотел бы идти — пусть бы и оставался, на Границе каждая пара рук на счету. Тем более — писарь. Ежели зла бы не затаил, то и управляющим можно сделать — а то старая Магда в последнее время сдавать стала, опять двух бочонков мальвазии недосчиталась… но это все было ровно до того мига, пока он своими глазами не увидел эту темную, кишащую массу на горизонте. Теперь они все тут равны. Потому что завтра все умрут. Может быть не все сразу, но те, кто выживут — позавидуют мертвым. Надо бы яду раздать тем, кто себя умертвить кинжалом не сможет — думает он, да откуда у него яд. У него в замке и алхимика то нету, последний вот лет пять как свинцовой водой отравился и слег, а потом и в царствие Небесное к Богу Императору отправился.

Вот и дверь в подземелье. Барон достает ключ, и сержант наклоняется с факелом, дабы скважину замочную осветить. Гремит и лязгает замок, и они входят в подземелье, в нос ударяет смрад, становится холодно. Сперва барон не понимает, что именно не так в картине его мировоззрения. Вроде все ж нормально, вот и его подземелье, вот и два узника — девушка и беглый. Вот только они должны быть к стене кандалами пристегнуты, а они в углу сидят и о чем-то говорят между собой, и руки у беглого светятся!

— Пресвятая Дева Александра! Колдун! — дергается за спиной сержант и он слышит тихое «вшууу» — этот звук ни с чем не перепутаешь, так звучит сталь клинка, когда его из ножен извлекают.

— Добрый вечер, господин барон — говорит девушка, поднимая свой взгляд и он видит, что ее глаза — светятся в темноте, как у кошки, отражая свет факела. Беглый, что сидит рядом (а должен был висеть в кандалах!) — тут же стряхивает свет с кончиков своих пальцев, гасит огоньки и выпрямляет спину.

— Ого! — говорит барон, у него в голове стремительно мелькают мысли. Колдун! Нет, не колдун этот беглый — у него же свет на пальцах был, значит все же магикус. Вот же хитрожопый, потому и идет совсем один в Лесу и никого не боится и одна девка слабоумная у него в товарищах — потому что магикус. Наверное высокого ранга, раз уж Магнус Ио его не распознал, тот завсегда рад с коллегами по цеху поболтать… а ежели Магнус Ио его не распознал, то значит у них разница в уровнях больше чем на три ранга должна быть… это что же получается, беглый у нас — магистр первой или второй степени, али вовсе — архимаг?!

— Ну и ну — говорит он, чувствуя, что внутри у него вспыхивает огонек надежды. Архимаг! У него в подвале! Глядишь и продержимся против Орды, все же смотрит за ним Бог Император, своим всевидящим оком! Тут главное — уговорить его. В ножки упасть, если потребно. И конечно, никто его девку трогать не будет, тут он и сам может кого хочет выбрать… даже сержанта, если на то пошло.

— А я, честно говоря, вас снимать пришел. — кряхтя присаживается на скамейку барон и поворачивается к сержанту: — убери ты эту железку заточенную, дурень, еще порежешься. Не видишь — гости у нас важные. Руки не затекли? Не хотите вина, у меня и лирийское осталось… немного совсем. Мальвазия опять-таки. Столичные «Виноградные грозди», да только его тут кисляком называем. Медовуха есть, много медовухи. Ежели господин волшебник пожелает — то и девок каких найдем. Марженка та еще штучка и бедра у нее широкие и улыбается как деньгой одарила. Не пожалеете.