Тают снега

Тасе не понравилась и его улыбка одним углом губ, и как держался этот человек: подчеркнуто разухабисто. Но она успела заметить: в то время, когда тракторист улыбался, темные глаза иго оставались пасмурными.

– Мальчик очень пить хочет, - сказала она, - если бы... если у вас есть глоточек воды?

– Воды? Зачем вода? Найдем кое-что поизящней, - отозвался тракторист и, забравшись на трактор, совсем прикрыл газ.

Мотор чихнул, шмыгнул и захлебнулся. Тихонько напевая, тракторист открыл багажник и вытащил две бутылки: одну с молоком, другую с водкой.

– Не желаете?
– поболтав бутылку с водкой, обратился он к Тасе.

– Спасибо.

– Тогда ваше здоровье!
– Он запрокинул голову и начал пить из горлышка.
– Эх, крепка, зараза!
– оторвавшись от бутылки, он весь покривился, бросил посудину через плечо, похлопал себя по карману, достал папиросу, закурил и, спрыгнув с трактора, подал бутылку с молоком Сережке.

– На, малый, пользуйся. Дядя такой штуки не употребляет. Берет с собой конспирации для...

Все, что он делал, выглядело как-то неестественно, все с каким-то вывертом. И Тася с едва скрытой неприязнью сказала:

– Пашете вы скверно. Зато пьете эффектно, как на сцене.

– Скажи на милость, - скрывая легкое замешательство, всплеснул руками тракторист, - это же святое совпадение. Вы понимаете, час назад здесь был наш бригадир и говорил то же самое.
– Тракторист вдруг смолк и быстро повернулся к Тасе: - Простите... вы, собственно, это о пахоте-то почему?

– Да так, интересуюсь.

– Ой-ой, с вами не шути!
– в деланном испуге округлил глаза тракторист.
– Я-то с простоты душевной принял вас за странников, а вы, надо полагать, из самого министерства? Но почему же на одиннадцатом номере?

– Надежней по здешним дорогам.

– Тоже верно. Уж вы не агроном ли?

– Он самый.

– Их, пропала моя голова! А этот колорадский жучок, пом. агронома, что ли?

– Я не жучок, - заявил мальчик.
– Я - Серега!

– Оч-чень приятно!
– приложил руку к сердцу уже заметно захмелевший тракторист.
– А меня зовут Василий, Василий Лихачев - это по тугаментам, а так, запросто, Васькой кличут. Иногда филоном еще называют. Ага, филоном. Что на обиходном языке обозначает - лодырь. Ничего себе титул, а? Ты давай, Серега, молоко допивай, а то рот открыл. Меня не переслушаешь, я мужик разговорчивый.

Тася, пропуская мимо ушей болтовню тракториста, внимательно присматривалась к нему. И чем больше она на него глядела, тем сильнее разгорались ее любопытство и удивление.

На вид Лихачеву можно было дать не больше тридцати лет. Но когда он снял кепку и начал вытирать подкладкой лицо, среди смолистых, чуть вьющихся волос Тася заметила полоски седины. Лоб у него бледный, с большими залысинами. Лицо тракториста красиво, с мягкими правильными чертами. Пальцы рук длинные, подвижные. Папироску тракторист держит небрежно, как карандашик, между пальцев. И вообще в его движениях, ленивых, нарочито небрежных, много неестественного, свойственного людям, которые еще в детстве пытаются усваивать "хорошие манеры". Нетрудно было догадаться, что человек этот в деревне - залетная птица.

– Узнаете? Так пристально смотрите?
– поинтересовался Лихачев.

Тася немного смешалась.

– Да нет, просто смотрю. Что ж, мне в землю глядеть, что ли?

– Если просто - не взыщу. Серега, что же, ваш сын?

– Сын.

– Тэ-эк-с...
– Лихачев хотел еще о чем-то спросить, но, заметив, что Тася сомкнула строго губы и чуть нахмурилась, добавил: - Славный пацан, с характером, должно быть.

– Еще с каким, - облегченно отозвалась Тася и поднялась с чемодана. Ну, мы пойдем. Спасибо вам, спасли человека. Большое спасибо.

– Не стоит спасиба. Человеков спасать - это даже очень приятное занятие. Другой раз вот так бы кого-нибудь и спас, ан нету под руками. Н-да, человек, - потрепал он Сережку по загривку.
– Вы вот что, посидите-ка еще маленько, скоро эмтээсовский грузовик из города пойдет - определю.

– Да пет уж, мы доберемся потихоньку.

– Как желаете, дело паше, - угрюмо отозвался Лихачев и направился к трактору.
– Я это к тому, что человек-то ваш устал,- обернулся он.

Тася заметила, что чем больше хмелел Василий, тем мрачнее становилось его лицо. Он поставил одну ногу на гусеницу, взялся за скобку дверцы и, не глядя, спросил:

– Что ж, добровольно в деревню, по призыву партии, или как?

– Добровольно.

– Патриот, значит? Оченно это благородно быть патриотом в наше время. А где жили и работали, если не секрет?

– В городе Лысогорске, медсестрой.

– Далеко-о. Н-да, патриот! Жили, наверное, более или менее спокойно, сносно, а здесь всякое может быть. Деревня! Человеку вон вашему, - ткнул он в сторону Сережки, - спать хочется, есть хочется, а вы его... патриот!

– Это не ваше дело.

– Оно так. Оно так, панове, - усмехнулся Лихачев и, снова впадая в игривый тон, помахал рукой: - Ну ладно, будьте здоровы, живите богато и так далее, а я двину вперед, поднимать, так сказать, пласты светлого будущего. Салют, панове!

Лихачев с силой крутнул заводную ручку, трактор хокнул, выбросил дымное кольцо и затрещал прерывисто. Лихачев убавил газ, крикнул:

– Эй вы, как вас там!
– Он помахал Тасе, послал воздушный поцелуй. Зубы его сверкнули в улыбке.
– Не сердитесь, если можете. Я вообще-то ничего парень, но только с пережитками. Я их н труде искуплю, понятно?
– Он хлопнул рукой по кабине и сделал страшные глаза.
– Клянусь!

Трактор дернулся, и Василий упал на сиденье. Тася покачала головой.

– Ну и паяц!

Сережка смеялся, весело кричал что-то, подпрыгивал. Тася прикрикнула на него и громко повторила:

– Ну и паяц! И откуда здесь такой взялся?

"Сейчас доедет до леса и завалится спать", - решила Тася. А машина уже вперевалку ползла к лесу, оставляя позади темные валы земли, на которых судорожно извивались перерезанные дождевые черви. Может быть, Лихачев снова затянул какую-нибудь песню, да из-за шума трактора голоса его не было слышно.

Тася с Сережкой успели пройти километра два, когда их догнала автомашина. Мать с сыном посторонились. Машина резко остановилась возле них, и шофер, открыв дверцу кабины, пробасил:

– Лезьте в кузов!
– Он поглядел на разбитые ботинки мальчика и переменил распоряжение: - Садитесь в кабину, а чемодан в кузов бросьте. Лихачев насчет вас хлопотал. Довези, говорит, не растряси, чтобы ни мур-мур.

Язык у шофера тоже заплетался, и Тася поняла, что Лихачев не только похлопотал, но и добавил вместе с шофером.