Те, кто любит. Окончание

Защитную полосу деревьев перед домом вырубили на дрова британские солдаты во время оккупации города в 1777–1778 годах. В результате с середины ноября дом обдувался ледяными ветрами. У Томми начался острый приступ ревматизма, и он не мог ни шевелить руками, ни ходить. Его переносили на руках из постели на диван и кормили с ложечки. За ним заболела плевритом Полли Тейлор. Затем свалилась Луиза.

— Мне требуется целый полк медсестер, — сетовала Абигейл, когда слегла также Эстер Брислер, — а я получаю приглашения на официальные балы в нашу честь. Взгляни, Джон, я, наверное, похудела на двадцать фунтов со времени приезда в Филадельфию.

Если рядом не было сестер, она пользовалась услугами Бенджамина Раша — лучшего, хотя и трудноуловимого в городе врача. Именно он первым написал Джону, что тот станет вице-президентом, а затем ему следует добиться переезда правительства в Филадельфию. Ныне он, неизменно элегантный, хорошо осведомленный и в то же время уклончивый, посещал дом в Буш-Хилл, превратившийся в лазарет. Рассказ о своих врачебных делах он сопровождал рассуждениями, почему вторым президентом Соединенных Штатов станет не кто иной, как Джон Адамс. Абигейл воскликнула:

— Боже милостивый! Я не могу предугадывать на годы вперед, с трудом представляя себе, как пережить предстоящие несколько часов.

Чудаковатый доктор Раш открыл в Пенсильванском госпитале первую бесплатную клинику. Абигейл поняла, что доктор осуществляет те мечты, о каких ей говорил некогда Коттон Тафтс.

Томми поправился. Джон организовал ему стажировку у одного филадельфийского адвоката. Томми хотел заниматься правом вместе с отцом и двумя старшими братьями.

Из Нью-Йорка прибыл нарочный с письмом от Нэб. Полковник Уильям отплыл в Англию, не предупредив заблаговременно жену и не объяснив, зачем уезжает, ограничившись туманными заверениями, что поездка — часть деловых планов. Он, дескать, покроет расходы по поездке, собрав долги, еще не выплаченные его отцу. Насколько могла понять Абигейл, он оставил мало или вообще ничего своей жене и трем детям. Она тревожилась за дочь.

Джон был в отчаянии. Из его пространной тирады Абигейл поняла, что он пришел к малоприятному заключению, что дочь вышла замуж за глупца, за мота. Абигейл дала Джону возможность выговориться, а затем спокойно сказала:

— Пост начальника полиции был плохим…

— Я не просил президента назначать его на эту должность, — запротестовал Джон. — Это была собственная идея президента. Полковник был его адъютантом и другом.

— Почему президент не предложил ему более выгодную работу в правительстве?

— Ты не ожидаешь от меня ответа, не так ли?

В его голосе чувствовалось огорчение.

— Джон, если бы только мы могли обеспечить ему назначение, которое удовлетворило бы его тщеславие…

— Нэбби, я не хочу, чтобы меня обвинили в непотизме.

— Знаю, дорогой; я читала письма наших друзей. Я лишь имею в виду, что ты мог бы найти случай, чтобы сделать тонкий намек.

— Звучит прекрасно: утонченный Адамс, в равной мере известный и друзьям и врагам!

Дорога от Буш-Хилл к Филадельфии превращалась в зимние месяцы в глинистую жижу, в которой лошади проваливались порой до колена. Однако Абигейл должна была приезжать в Филадельфию пять раз в неделю потому, что Джон, связанный своей должностью в сенате, убедился, что, как и в Европе, он может добиться большего за обеденным столом или в кругу друзей перед камином, a не в формальной обстановке своей конторы.

— Джон, если мы примем даже половину приглашений, то проведем зиму в кутежах.

— Должны провести. Так я завязываю новые знакомства и умиротворяю давних оппонентов. Для правительства, президента и меня самого полезно часто встречаться с конгрессменами, судьями и дипломатами; такие встречи вселяют дух интимности и ощущение соучастия.

— Я настаиваю в таком случае, чтобы субботние вечера и воскресенья оставались для семьи. И только близкие друзья приглашались бы на чай.

— Хорошо. Однако ты должна давать обед раз в неделю, как в Нью-Йорке. И раз в неделю наш дом должен быть открыт для друзей и для незнакомых. От нас ждут этого.

Джон брал ее с собой на свои любимые прогулки по Филадельфии, ибо он хорошо знал этот крупнейший по населению город в Америке — сорок две тысячи жителей. По мнению Абигейл, Филадельфия походила больше на английский город, чем на Бостон или Нью-Йорк, несмотря на то что на улицах ей встречались немецкие вывески и представители голландских религиозных сект в широкополых шляпах и строгих черных одеждах. Город был заложен столетие назад инженером Уильямом Пенном. Было что-то успокаивающе точное в разграфленных наподобие шахматной доски улицах между реками Шуйлкилл и Делавэр. Проезжая часть улиц была вымощена булыжником, а кирпичные тротуары приподняты на фут ради безопасности пешеходов. Как заявляли с гордостью жители города на состоявшихся в апреле 1790 года похоронах Бенджамина Франклина, Филадельфия являлась во многом первым городом Америки: здесь был открыт первый магазин, основаны первая ежедневная газета, первый городской госпиталь, библиотечная компания, Философское общество. Джон Адамс восхищался присущей городу смелостью мысли и фантазии.

Филадельфия арендовала для семьи Вашингтона лучший дом, принадлежавший финансисту Роберту Моррису, на Маркет-стрит. Это был красивый, удобный, величественный дом, достойный стать резиденцией главного исполнительного лица Соединенных Штатов. Впрочем, Вашингтон за свой собственный счет произвел большие изменения: были расширены и украшены помещения, повешены новые шторы на лестничном проходе. Комнаты, выделенные для официальных функций, говорили о хорошем вкусе виргинского плантатора. По вторникам от трех до четырех часов президент принимал конгрессменов, мужское общество Филадельфии, посетителей, приехавших из других штатов и из-за рубежа. Вечером в четверг Вашингтон и его жена устраивали обед. По пятницам в вечерние часы Марта Вашингтон принимала гостей, предлагая кофе, чай, кексы, мороженое, лимонад. С семи до девяти часов благовоспитанные леди Филадельфии демонстрировали при свечах в президентском особняке свои изысканные наряды.

Верховный судья Джон Джей стал завсегдатаем семьи Адамс во время сессии Верховного суда, приятно дополняя их семейный круг. Секретарь сената Сэмюел Отис уведомлял Абигейл о прибытии в столицу важных представителей, особенно из Новой Англии, и частенько ей удавалось сделать так, что этих представителей уже ждали приглашения на обед или чай. Добрая знакомая по Парижу миссис Бингхэм и ее в равной мере приятные сестры взяли на себя роль арбитров филадельфийской моды: гостиная Абигейл, решили они, должна стать средоточием созвездия красавиц в самых элегантных платьях.

Абигейл полюбила Филадельфию, ставшую национальным правительственным центром. Жители города делали все, что было в их силах, дабы обеспечить дружественную среду для гармоничной деятельности правительства. После того как стаял снег и солнце высушило стены дома, она начала наслаждаться и Буш-Хилл. Комнаты в доме были просторными, из окон открывался превосходный вид на город, буквально к порогу подступали поля пшеницы и травянистые луга. Она лишь сожалела о разлуке с Нэб и тревожилась за ее будущее.

В декабре 1790 и зимой 1791 года политическая буря разыгралась вокруг фигуры Александра Гамильтона. Он сумел посредством давления, умасливания и силой логики провести через законодательные органы свой фондовый билль, консолидировавший все государственные долги штатов и федеральные, и дававший правительству право на унифицированный заем.

После этого Гамильтон предпринял два следующих важных шага: учредил Банк Соединенных Штатов с отделением во всех штатах и увеличил федеральные фонды за счет акцизного налога на спиртные напитки. Банк на одну пятую находился под контролем центрального правительства, а в остальном — под контролем частных акционеров. Его функции заключались в том, чтобы служить в качестве фискального агента Соединенных Штатов внутри страны и за границей, контролировать эмиссию государственного банка, не принимать его бумаги до подтверждения их обеспеченности.