Те, кто приходят из темноты

Когда Андерсон наконец заговорил, я понял, что дело не только в том, что он рассчитывает на мою помощь, — просто слишком долго он держат все это в себе. Неверно утверждать, что каждый преступник только и мечтает сознаться в совершенном преступлении, но большинство людей хотят поведать о своей жизни, чтобы раскрыться хотя бы на время.

— Я занимаюсь динамикой волн, — начат Андерсон. — В особенности звуковых. В колледже я преподаю физику процесса. Но года два назад меня заинтересовал более широкий спектр проблем. Как звук воздействует на нас.

— Например? — спросил я.

После первых же фраз мне было трудно поверить, что все это может иметь какое-то отношение к миру, в котором я живу.

Судя по всему, Андерсон почувствовал мою реакцию.

— Звук принято недооценивать, — серьезно сказал он. — Нас всех занимает то, что мы видим, но намного важнее то, что мы слышим. Многие воспринимают его как фон. Всем известно, что мы играли тяжелый рок для Норьеги, чтобы выманить его. [27] Кое-кто слышал, что ФБР использовало музыку при штурме Уэйко. [28] Но за этим стоит нечто большее, чем бомбардировка людей мелодиями, которые им не нравятся. Если вы пойдете в ресторан, где играет громкая музыка, то не получите удовольствия от еды. Вы не сможете сосредоточиться — даже не заметите вкуса блюда! Часть мозга отключается. Или вы слышите какой-то музыкальный фрагмент, какую-то песню впервые за много лет, и она переносит вас в то время, которое у вас с ней ассоциируется. И вновь возникают забытые ощущения, вы вспоминаете запахи, вкус и другие чувственные ощущения из того времени. Вы согласны со мной?

27

В 1989 году американские войска, окружившие убежище генерала Мануэля Норьеги в Панаме, воздействовали на его психику включенной на полную громкость рок-музыкой.

28

Во время осады в 1993 году поместья Маунт-Кармел в Уэйко (штат Техас), где укрывались члены религиозной секты «Ветвь Давидова», из репродукторов также громко транслировались неприятные звуки и музыка.

— Пожалуй, да.

Разговор о том, что его так сильно занимало, заставил Андерсона забыть обо всем остальном.

— Или вы остаетесь в одиночестве ночью, в незнакомом месте — и вдруг слышите шум. И для вас уже не имеет значения то, что вы не видите ничего необычного — зрение вдруг перестает быть самым главным чувством. Вам уже не требуется видеть, чтобы испытать приступ всепоглощающего страха. Ваш мозг и тело понимают, что звук значит очень много.

— Хорошо, — сказал я. Ему нужно было дать говорить, но я почему-то ощущал растущую тревогу. И я все еще не видел Фишера — ну не мог он так долго просидеть в туалете. — Я готов поверить вам на слово, Билл. Вы человек науки. Но что вы хотите сказать? Над чем именно вы работали?

— Инфразвук, — сказал он. — Звуки очень низкой частоты. Большинство людей исследовали частоту восемнадцать герц, но меня заинтересовали девятнадцать герц. Эта частота… оказывает на человека… влияние. Под воздействием этой частоты начинают слезиться глаза, в ушах возникают необычные ощущения, наступает перенасыщение легких кислородом, напрягаются мышцы — физик Владимир Гавро [29] утверждал, что инфразвук — это ключ к тревогам, которые одолевают человека в городе. Иными словами, он порождает страхи. И если вы достигнете резонансной частоты глаза, а она находится именно в этом диапазоне, вам начнет казаться, что вы видите странные вещи. Принято было считать, что это психология, побочный эффект физики глаза, но это не так. Все гораздо сложнее. Инфразвук производит на нас странное воздействие. Очень странное. Позволяет видеть вещи, которые при обычных обстоятельствах от нас скрыты.

29

Владимир Гавро (Гавронский) — французский физик, занимавшийся в 1950-1960-х годах экспериментами с инфразвуком.

Я обнаружил, что сам все время оглядываюсь по сторонам, то есть делаю то, от чего предостерегал Андерсона. У меня не находилось никакого объяснения для ощущений, которые я даже не знал, как описать. Я смотрел через открытые двери кафе на толпу. Обычные люди, спешащие в обоих направлениях.

— Какого рода вещи, Билл? О чем вы говорите? Что вам удалось сделать?

Я посмотрел на него. А он глядел на свои руки. Когда Андерсон заговорил, его голос прозвучал очень тихо.

— Я создал машину, которая видит призраков, — сказал он.

Именно в этот момент я увидел высокого мужчину, направлявшегося к кафе через толпу, он шел быстро и был одет в темное пальто. И смотрел только на Андерсона.

— Пригнитесь, — прошептал я.

Андерсон недоуменно заморгал. Я попытался встать, одновременно толкнув его в сторону, но зацепился ступней за ножку стола. Я увидел, как от стойки идет Фишер с кофейными чашками в руках. В этот момент мужчина в пальто вошел в кафе и вытащил руку из внутреннего кармана.

Наконец мне удалось выбраться из-за стола, и я толкнул Андерсона сильнее, крикнув:

— В сторону…

Но было уже слишком поздно. Мужчина выстрелил три раза, прицельно, не торопясь, из пистолета с глушителем.

И исчез в толпе, прежде чем я понял, что ни одна из пуль в меня не попала. Выстрелы были негромкими, но кровь Андерсона брызнула на стекло окна — и все посетители начали кричать и разбегаться. Когда я наклонился над телом Андерсона и попытался определить, куда угодили пули, мне не удалось услышать, что он пытается мне сказать, все заглушал шум толпы, а из его рта текла кровь. Я видел, как его рот открылся, а потом закрылся — уже в последний раз.

Глава 27

— Он мертв.

Я поднял глаза и посмотрел на стоящего надо мной Бланшара. Прошло два часа с тех пор, как стреляли в Андерсона, и я сидел на пластиковом стуле в коридоре больницы, названия которой не знал. Толпа полицейских стояла в конце коридора. Меня допрашивали двое.

— И что мы теперь имеем?

— Без понятия, — сказал он. — И нет никаких «нас». Тут мы должны все прояснить. Я здесь лишь из-за того, что был напарником детектива, ведшего дело Андерсона. Вы здесь лишь в виде одолжения, а также благодаря тому, что свидетели дали очень четкие показания о том, как вы себя вели, когда появился стрелок. Где ваш приятель? Фишер.

— Вышел подышать воздухом.

Бланшар тяжело опустился на стул рядом со мной.

— Так что же там произошло? На самом деле.

— То, что я рассказал. Мы получили сообщение от Андерсона с помощью одного из его коллег. И Андерсон пришел поговорить с нами.

— Почему? Этого я так и не понял. Почему с вами?

— Очевидно, потому, что мы не верили в его виновность и прямо сказали об этом. Встретиться в кафе предложил сам Андерсон. И я не имею ни малейшего представления о том, как нас нашел тот тип с пистолетом.

— Что вам удалось узнать от Андерсона?

— Едва он перешел к делу, прозвучали выстрелы. Андерсон получил чек, о котором я говорил, но ничего не стал с ним делать, потому что не хотел выполнять условия, сформулированные в письме.

— Что за условия?

— Прекратить работу над частным проектом.

— И в чем он состоял?

— Нас прервали, как только мы об этом заговорили.

Бланшар посмотрел на меня, но промолчал. Я пожал плечами.

— Вы можете мне не верить. Я помогал Гэри. Теперь, когда Андерсона нашли, все кончено. Дальше распутывать это придется вам.

— Распутывать?

— Смерть Андерсона делает его куда менее подходящим подозреваемым в двойном убийстве.

— Эти два события не обязательно связаны.

— Да, конечно. Могу поспорить, что все полицейские Сиэтла говорят себе эти слова. Так гораздо лучше, чем признать, что вы потратили целый месяц на поиски невиновного человека, но не сумели его найти до тех пор, пока кто-то не вышиб ему мозги.

— Андерсон сам подписал себе смертный приговор. Ему следовало сдаться. Или хотя бы войти в контакт с полицией.