Те странные пути...
Шрифт:
"И это, и ещё кое-что!
– жёлчно сказал старушечий голос в голове, из-за чего Ксения снова застыла в страхе, что голос вот-вот начнёт вопить.
– Не буду я орать, успокойся. Но, пока Корвус обходит место, шагай-ка ты, милая, к старику Шилоху и возьми у него мою сумку!"
– Старик Шилох - это кто?
– прошептала Ксения.
"А тот, кто обряжал тебя в мои тряпки и передал тебе мой обруч!"
Ещё одна загадка. Зачем им нужна ведьма, если у них есть маг? Впрочем, Ксения про этого Шилоха уже знала, что, как маг, он слабоват. В чём разница, кстати, между ведьмой и магом?
Чуть отстранив от себя ладонь с огнём, женщина встала с плиты, позволив плащу упасть на сиденье, и оглядела развалины. Дыхание перехватило. Если шагать, то придётся перешагивать
Она вспомнила его лицо, усталое и осунувшееся, - и внезапно её руку с огнём повело в сторону. Куда она нерешительно и отправилась, заметив человека, привалившегося к обломкам плит и прикрывшего лицо капюшоном плаща.
"Молодец!
– одобрительно сказала старуха.
– На ходу учишься! Посмотри сбоку от него - сумка рядом валяется!"
"Представить себе лицо искомого, чтобы пойти к нему? Интересный опыт..." Очутившись рядом со стариком Шилохом, который спал, скорчившись, Ксения, затаив дыхание нагнулась и возле его плиты обнаружила нечто квадратное и помятое. Потянув за угол, и в самом деле медленно подняла полотняную сумку, которая выглядела лишь наполовину полной, но на вес оказалась набита чем-то тяжёлым. Постояв немного - увериться, что никого не разбудила, осторожно понесла было сумку к привычной плите. Но остановилась на полдороге. У ног лежал человек, который дышал так, что сразу стало ясно, что с ним...
Она успела подумать: "Это я слышу его - или Адри во мне?" А сама уже присаживалась рядом, оставляя (и с восхищённым ужасом на это глядя) огонь с ладони на каком-то обломке рядом - для освещения; пальцы заученно и быстро задирали на груди раненого край рубахи, а глаза (её бывшей - с нескрываемым ужасом, преемницы - с ощутимым профессионализмом) обшаривали место ранения...
А потом всё слилось в поток нескончаемого движения по укрытию, с постоянными наклонами к раненым, быстрым диагнозом и быстрым оказанием первой помощи. И всё больше Ксения понимала, что старуха оттеснила её каким-то образом от владения собственным телом. Получалось, как она интуитивно сообразила, что старуха просто воспользовалась её телом, чтобы помочь людям. С одной стороны, Ксения понимала, зачем Адри сделала это: люди и правда нуждались в экстренной помощи, а представавшие глазам раны на их телах выглядели настолько жуткими, что Ксения постаралась бы их не видеть вообще в своей жизни. С другой стороны, в душе тлела настоящая ненависть к старухе, поработившей её... Хуже, что всё происходило так перед Ксенией так, словно она сама болела и следила за всем из тёмного угла, из которого - пространство, доступное зрению, было узким и далёким. Иной раз же в глазах полностью темнело, а очнувшись, она понимала, что только что кого-то перевязала...
И странным же было это лечение. Перевязки - ладно, такое привычно и по своему миру видеть. Но время от времени губы шептали странные слова, а руки вдруг, вместо того чтобы чистить и накладывать зелье, застывали над раной, а глаза... Глаза - видели, где рана, что надо для такой раны, а когда в ход шли руки - видели, как рана заживает.
И люди, которым старуха помогала выжить, оказались странными. Среди обычных раненых (чаще режущим или колющим оружием) Ксения с тревогой видела то каких-то худосочных - таких, что ветром перешибёт, да и кожа у них была настолько тонкая, что страшно прикоснуться к ней, а острые уши изумляли, насколько они длинные; то крепких и жилистых, да ещё настолько мускулистых, что удивлял их довольно высокий рост; пару раз она поднялась с корточек от громадных собак, которых старуха заставила перевязать так, как будто их жизнь была ценной наравне с обычными, человеческими. Нет, Ксения пожалела и собак, но ведь рядом стонали люди...
Потом Ксения обнаружила, что следом за нею ходит Корвус, то и дело подавая какие-то тряпки. А потом она поняла, что он вскипятил воду в котелке и теперь помогает ей, промывая раны, которые необходимо
осмотреть. А потом, когда всё закончилось и в укрытии не осталось человека, которому требовалась бы помощь, Ксения доплелась до "своей" плиты. Ноги подломились - и она не села, а рухнула на "сиденье"."Отдыхай", - снисходительно сказала старуха Адри. А через минуту, когда она ощутимо освободила тело и разум Ксении от своего присутствия, женщина сама чуть не закричала от боли: так много кланяться и постоянно застывать в неудобном положении она никогда и не пыталась. А когда и голова взвыла, раскалываясь, Ксения позорно расплакалась, настолько слабая, что не в состоянии даже поднять ладони к лицу, чтобы спрятать слёзы. Хотя плакать тоже было больно... Правда, слёзы катились недолго - до угрюмой мысли: чем больше она плачет, тем уязвимей для старухи. А если решили, что она, Ксения, должна стать её преемницей, то... Женщина собралась с силами и несколько минут подавляла желание плакать и далее.
– Выпей.
Перед мутным от слёз взглядом закачалась всё та же глиняная плошка. Затем она переместилась к её губам, и Ксения чуть истерически не рассмеялась. Её поят как ребёнка! Но с первым же глотком выяснила, что ребёнка таким поить не будут. Опять то же вино, что пахнет яблоками и мёдом.
Но лучше всего оказалось понимание, что есть один человек, который - за неё.
Корвус присел рядом на корточки, чтобы удобней было держать чашку, и сочувственно спросил:
– Устала?
Прежде чем ответить, она помедлила. Шмыгнула носом и сказала:
– Это не я с ранеными... Это старуха. Ты можешь объяснить, почему так?
– Ксения, тебе надо обязательно узнать несколько правил.
– Корвус огляделся и сел рядом с нею, на соседнюю плиту.
– В крепости к тебе все смерды и прислуга будут обращаться на "вы". Ко мне и другим всадникам ты будешь обращаться на "вы". Старуха Адри была рабыней (Ксения услышала вздох, будто прошелестевший в голове). Беря её знания и умения, ты тоже становишься рабыней моего князя. Запомнила? К тебе на "вы" будут обращаться лишь простолюдины.
Ошеломлённая Ксения застыла взглядом на сумрачном лице Корвуса, который, отвернувшись, смотрел на костерок посреди укрытия. А он спокойно продолжил рассказывать кошмарные вещи!
– Ты не имеешь права отлучаться куда бы то ни было без ведома моего князя. У тебя не будет своего жилища - только комната в крепостной лекарской. Тебе нельзя будет общаться с кем-либо, если это общение не связано с лечением...
Дальше она не слушала. Горячее чувство будто смыло и усталость, и тяжёлую дремоту. Изнутри вздымалась самая настоящая ярость. Ксения улучила мгновение и вставила в монотонную речь Корвуса:
– А если я откажусь?
Он взглянул на неё и пожал плечами:
– От чего?
– Откажусь от умений и знаний старухи! И не поеду с вами в вашу крепость
"Ты с ума сошла?!
– возмутилась та.
– Ты же сдохнешь здесь!"
Рот Корвуса слегка скривился.
– Ты не проживёшь здесь и суток в одиночестве. Здесь идёт война. Здесь живут существа, для которых ты будешь изысканным блюдом на их грязном столе. Судя по твоей одежде и обуви, сугубо непрактичным, по твоей слишком нежной коже на руках, ты из земли, где люди слишком изнеженны и мало приспособлены к выживанию даже в мирное время, а уж сейчас и здесь... Не лучше ли жить под охраной и на всём готовом? Еда для тебя будет самая лучшая, даже несмотря на военное время. Ты ценный человек, Ксения, и с тобой будут обращаться соответственно.
"Но ты всё равно будешь оставаться бесправной рабыней!" - мысленно закончила его тираду Ксения.
– Я тебя не убедил, - констатировал Корвус.
– Да, ТЫ меня не убедил, - огрызнулась Ксения.
Она только что избавилась от эмоционального рабства, несколько лет прожив в глубоком убеждении: любовь и должна быть рабской. Только что поняла: она жила, плывя по течению, в надежде, что муж однажды увидит, что она лучше других его шлюх.
Её учили, ей втолковывали: будь терпеливой - и тогда получишь желаемое... Он же всё равно возвращается к тебе!..