Те же и граф

Колосова опомнилась и, повернув замок, приоткрыла дверь. В квартиру вошел Толя. Маше пришлось сделать над собой усилие, чтобы улыбнуться и приветливо поздороваться с гостем. Она представила его подруге. Юный поэт оценил ситуацию и тактично сказал:

– Я зашел на минутку.

Он достал из кармана небольшую книжечку с тонкой обложкой теплых осенних тонов и протянул ее Маше.

– Это вам.

Колосова не сразу поняла, что это за книжечка, а когда поняла, неожиданно для себя очень обрадовалась.

– Боже мой, это же сборник!
– слезы умиления застлали ее глаза.

– Поздравляю! Какое счастье!

Она с благоговением полистала книжечку, прочла дарственную надпись "Маше с благодарностью от автора" и совсем растрогалась:

– Спасибо!

Изданный тиражом двести штук, сборник имел номерные экземпляры. На Машином Толя поставил " 1".

– Спасибо тебе!
– еще раз пробормотала Колосова, стесняясь своих слез.

– Покажи, - Милка отняла книжечку и с любопытством взялась листать.

Юный поэт стал прощаться.

– Я еще зайду, если вы никуда не уедете.

– Да, заходи, - ответила Маша.
– Еще раз поздравляю! До встречи.

Закрыв за ним дверь, Колосова проговорила с тихим изумлением:

– Надо же, вот и книга готова. Чудо какое-то...

В другое время она, наверное, пела бы от счастья. Обязательно отметила бы это событие с Толей долгим чтением стихов. Теперь же ни на что не было сил, только все время хотелось плакать.

– Есть повод все-таки выпить, - заключила Милка.
– А то на тебе лица нет.

– "На бледном лице виднелись светящиеся глаза", - уныло процитировала Маша, следуя за ней на кухню.

– Ну, рассказывай!
– выдохнула Милка, выпив залпом шампанское.

И Маша путано, со слезами выложила все, чем мучилась последние дни.

– Да-а...
– протянула подруга после некоторого молчания. Она вновь наполнила бокалы шампанским.
– Что тут скажешь? Выпьем.

– Все к одному сейчас!
– плакала Маша.
– С работы надо, наверное, уходить. Вот предлагал же мне Игорь идти на телевидение.

Она суетливо рылась в соломенной шкатулке, стоящей на подоконнике, пока не нашла визитку.

– Не потеряла!

– Подожди, подожди, - остановила ее Милка.
– Какая здесь связь? Ну, гад твой Орлов, не сказал, что женат. А какая связь со школой? Зачем нужно менять работу?

– Я ни на что не гожусь, понимаешь? Игорь ведь ничего мне не обещал, ни разу! Я сама настроила воздушных замков. Придумала и поверила в свою выдумку. Он ведь исчез в последнее время, чтобы не давать мне ложных надежд. Я теперь только это поняла!

– Ну, а школа-то тут причем?
– не понимала подруга.

Маша шумно глотнула из бокала.

– Я никакой не педагог. Говоришь им о чести, благородстве, совести, порядочности и что? Помнишь маму Коли Бородина, которая меня преследовала?

– Да, конечно, - ответила Милка.

Колосова рассказала ей об обиде, которую пережила в конце учебного года. Бородина раскопала какой-то закон, где говорится, что оценки в аттестат выставляются с учетом оценок за десятый класс.

– И все бездельники, которые практически не учились второй семестр и едва вышли на тройки, получат в аттестат "отлично". Понимаешь?
– горячилась Маша.

– Они мне просто в лицо смеются! Причем Бородина не поленилась прийти к директору и помахать перед его лицом этим законом. И мне персонально об этом доложили и намекнули, что будут следить за исполнением закона.

– Ну и ладно, поставь им пятерки, - предложила Милка.
– Зачем аттестат им портить?

– Так нечестно же!
– по-детски возразила Маша.
– Я спрашиваю одного бездельника: "Но ведь это не ваша оценка. Вы это понимаете?" - "Понимаю, - говорит.
– Но если есть такой закон, почему бы им не воспользоваться?" Вот и все.

Она громко всхлипнула.

– Понимаешь, им не важно, какой ценой получена эта хорошая оценка. Не заслужили? Не важно. И чему я их научила в итоге? Получается, ничему.

– Слушай, если мы будем на такие мелочи обращать внимание, то тогда точно надо уходить из школы!
– возмутилась Милка.
– Время сейчас такое, понимаешь? И это не только в школе, повсюду двойная мораль, приспособленчество, эгоизм! А мы им об идеалах самоотверженности, о самопожертвовании во имя любви... Кому это сейчас нужно? Они живут в реальном, а не выдуманном мире.

Маша молча шмыгала носом. В ее голове все смешалось, сердце горело горечью разочарования во всем сразу.

– Зато вон у тебя какой поэт вырос!
– потрясла Милка сборником Толи.
– Было же ради чего возиться с ним. Вот книжку тебе принес. И красавец такой.

– Красавец, - согласилась Колосова, думая о своем.

– Надо уходить из школы!
– решила она вдруг через минуту.
– Позвоню этому продюсеру...

Она повертела в руках визитку. Однако мысль, что придется ссылаться на Орлова, почему-то была невыносима.

– Ты думаешь, на телевидении лучше?
– возразила Милка.
– Да там, наверное, на каждом пробы негде ставить, ты что?

– Но там, может быть, это не так важно? Там другие цели, не связанные с воспитанием детей...

– С оболваниванием народа связаны, - проворчала Милка.
– Вот Бородина-то порадуется! Выжила-таки тебя из школы, добилась своего!

– И что я ей сделала, Мил?
– недоумевала Колосова.
– Ее сын получит заслуженную пятерку, тут я не пойду против совести. Из чего она хлопочет?

– Тебе подгадить хочет, а уж каким способом, ей, наверное, тоже все равно.

Маша сунула в рот очередную шоколадную конфету, не замечая, что уже схомячила полкоробки.

– Все равно не понимаю, зачем тебе уходить из школы, - продолжила Милка.

– Хочется все поменять!
– выплеснулась Колосова.
– Забыть все. Я не знаю, как мне дальше жить! И не знаю, куда девать целое лето! Что с собой сделать, чтобы выкинуть из памяти Орлова и все с ним связанное!..

Милка сочувственно смотрела на подругу, понимая, что та права. Самое трудное сейчас в ее состоянии - это вынужденное безделье. Только активная работа, которая забирает человека целиком, может помочь Маше.

– Может, в летний лагерь поедешь? Хочешь, я тебя устрою?
– предложила она.