Театр для взрослых

официально за границу собирался, билет себе уже в Европу выправил. Зачем ему

было через границу в крокодиле переезжать?

Шестой. Там, где надо, разберутся зачем.

Первый. Кто же его узнал, если он был для глаза невидим? Он же, вы

говорите, был укрыт в крокодиле!

Шестой (не сразу). Его по голосу узнали. И первым его узнал наш

квартальный. Теперь ему повышение по службе будет и жалованье прибавят.

Подошел, прислушался и признал...

Четвертый (усмехнувшись). Вот ведь какие у нас блюстители!

Первый. Нас ведь, поди, теперь по судам затаскают? Мы ведь в одном

департаменте с Иваном Матвеичем...

Второй. В картишки перекидывались...

Третий. На пасху христосовались...

Пятый. Я ему намедни два рубли одолжил...

Четвертый. Какая конфузия! Даст бог, пронесет...

За сценой шум. Все прислушиваются и смотрят на дверь.

Слышны приближающиеся шаги. Жандармский чин вводит Ивана

Матвеича. Вид у того жалкий и помятый. Он дрожит,

пугливо озирается, как бы ища поддержки...

Тимофей Семеныч (тихо восклицает). Иван Матвеич! Ты ли это?

Жандармский чин (обращаясь ко всем, грозно.) Это - ваш?!

Все отшатываются. Немая сцена.

Занавес

1977

Сатирический театр Михалкова

Сатирический театр Михалкова самым тесным образом связан с традицией

русской реалистической сатиры, с драматургией Гоголя и Фонвизина, Салтыкова-Щедрина и Сухово-Кобылина. У классиков русской сатиры Михалков

учится ставить крупные, серьезные, гражданские цели для сатирического

обстрела. У классиков Михалков учится не бояться резкого гротеска, сдвинутых

линий действительности, дисгармонии, нарушения реальных пропорций. У

классиков Михалков учится безбоязненному соединению конкретных

реалистических характеров и гипербол, символов, масок. Сатирический театр

Михалкова - это и театр бытовых достоверных характеров и театр сгущенных, преувеличенных масок. Подобное сочетание дает неожиданный и яркий эффект. Во

многих пьесах Михалкова, где люди стоят рядом с масками, выясняется, что как

раз люди эти, как будто бы конкретные, освязаемые, - и есть призраки, уходящие во вчерашний день, а, напротив, маски, символы - обрисовываются

предвестием будущего идеала. Вспомним хотя бы аллегорического Крокодила с

"сатирическими" вилами, появляющегося в финале комедии "Раки". Истинная

сатира не может существовать без неожиданных взрывов, без соединения разных

жанровых пластов, без потрясения, без воспитания страхом и смехом.

Сатирический театр Михалкова крепчайшими узами связан с советской

сатирической традицией. Во многих пьесах Михалкова, таких, в частности, как

"Памятник себе", "Раки", "Пена", несомненно чувствуется активное влияние

Маяковского, его "Клопа" и "Бани", где огнем сатиры выжигается все стоящее

на пути у народа, у революции. У Маяковского учится Михалков оглушительной

ненависти к пошлости, к мещанству, к необюрократизму. И не только

тематически учится, но и стилистически, художественно. Стиль Маяковского, талантливо претворенный Михалковым, мы узнаем в таких комедиях, как "Раки" и

"Памятник себе", узнаем и радуемся дорогому этому наследству, переданному в

мастерские, талантливые руки. Это у Маяковского учится Михалков умению так

звонко хлестать по щекам пороки, рожденные не вчера, не когда-то, а именно

сегодня; так звонко хлестать эти пороки, что и сама пьеса о них называется

"Пощечина".

Многое роднит Михалкова и с Зощенко, с его густым бытовым юмором, с его

разящей фразой, с его беглыми неумирающими заметками, навсегда

пригвоздившими мещанство к позорному столбу. От Зощенко идет у Михалкова

любовь к маленькому "огнеопасному" анекдоту, содержащему в самом себе целую

комедию. Анекдот в понимании великих русских сатириков - это не просто

смешная нелепость, это начало, завязка, фокус сюжета, несущие в себе основу

противоречивого комического конфликта, несоответствия между прямым ходом

истории и блужданиями отщепенцев.

Любит Михалков Ильфа и Петрова. Быть может, на этот счет у него нет

каких-либо специальных признаний, но эта любовь очень слышна в том, как

писатель смягчает едкость и горечь своей сатиры доброй улыбкой, неожиданным

прощением там, где можно простить. Любовь эта слышна в особом, пристальном

внимании комедиографа Михалкова к мельчайшим изменениям быта, к малейшим

"болезням этого быта, в желании как можно скорее попасть на место "духовного

преступления" в виде своеобразной "скорой духовной помощи".

Сатирический театр Михалкова неразрывно связан с развитием советской

басни, в которой, быть может, самое блестящее имя - Сергей Михалков.

Бюрократизм, косность, карьеризм, лесть и подобные им пороки осуждает басня

нашего времени. Именно эти же пороки осуждает и Михалков в своих

драматических сатирах, оставаясь в них тем же крылатым, афористичным, метафорическим баснописцем. В его пьесах, как и в его баснях, творится

быстрый справедливый суд, выносящий не столько решения, сколько объяснения, приговаривающий не к наказанию, а к исправлению. Кстати сказать, это

басенное начало, активно заметное в драматических сатирах Михалкова, придает

им дополнительно новое качество, не обязательно присущее каждому

сатирическому произведению. А именно утилитарность - в самом лучшем

понимании этого слова. Истинная польза и истинное художество - неразрывны. И

особенно понятно это, когда имеешь дело с сатирическим произведением, цель

которого - исправление нравов.

Близость к басенному творчеству, умение самому создавать и слышать у

других афористически-нравоучительный басенный финал помогли Михалкову так