Театр «Глобус»
Шрифт:
Крат по-детски фыркнул, догадавшись, как её зовут – Яга. Она – поедательница от слова ясть. Она в родстве с ягодой, только ягоду мы ядим, а Яга сама всех ест – Смерть-пожирательница!
Крат припомнил одноклассников, которые преуспели в социуме. На целый класс таковых нашлось двое: школьный карьерист, ставший политиком, и гардеробный воришка, ставший бизнесменом. Крат вспомнил женщин, достигших благополучия посредством расчётливой промежности – их лица превратились в косметические маски. Ни один человек, чьё лицо изнутри омыто умом и светом, ничего не добился
Глава 4. Коля Душейкин
– Гуляем, празднуем ангажемент? – раздался над ухом резкий голос.
Крат вздрогнул, над ними возвышался пьяный собрат по цеху, актёр Коля Душейкин. Нервный, голодный, он способен напасть на чужую пищу. По счастью Дол уже стирал с тарелки следы котлет хлебной корочкой.
– Вкуснотища! Не какая-то поддельная еда, а натуральная химия! – провозгласил Дол на публику.
– Гуляем, значит?! Котлетки кушаем, а долги не возвращаем? – Душейкин от несправедливости задрожал, как от студёного ветра.
– Что ещё за долги? Ты сам всем должен, а тебе должны психиатры… помочь, Дуся! Я это имею в виду.
– Эх ты! – Душейкин сощурился, словно прицелился разглядеть микроскопическую душу Дола. – Все вы, подпольные алкоголики, рассчитываете на то, что открытый, честный алкоголик Николай Душейкин сильно забывчивый! Да? Нет, господа нехорошие!
Он сокрушённо покачал головой и принялся обличать и Дола, и местное человечество большими треснутыми губами. Говорить ему было больно, и тем весомее звучали его слова.
– Порядочный алкоголик Душейкин пьёт не потому, что ему пить хочется, а потому что он обиды растворяет. И один из моих обидчиков – ты, Дол! – так он завершил свою горячую речь.
– Да за что я угодил в этот чёрный список?! Опомнись, Коля!
– А вот за что. Слушай внимательно. Вчера я разбирал домашний архив и нашёл под диваном записную книжку, в которой записано: такого-то числа такого месяца, такого года, ровно одиннадцать лет назад, прошу заметить, некто Дол взял у меня сто рублей. С учётом грянувшей затем деноминации, получается рубль, всего один рупь! Но с учётом длительной последующей инфляции, ты задолжал мне три рубля, Дол! Слышишь ли ты меня?! – Коля постучал по столу костяшками синеватых пальцев.
– Уймись, путаный человек! – с вынужденным добродушием ответил Дол. – Через пару недель в том же самом ветхом году я вернул тебе деньги, но ты почему-то не занёс это в свою книжку!
"Деньги" – это "день гибели", – расшифровал Крат.
– Потому что ты не вернул! – закричал Душейкин диким голосом.
– Потише там, – издали скомандовала повариха.
Эхо трижды прокатило её голос. Быть может, она застала прежнюю, заводскую пору: густой пар из котлов, стук на разделочных столах, бодрые голоса в зале: "Петя, я занял очередь, а ты займи столик!" На что Петя с привычной радостью житейской правоты ответно кричал в человеческом лесу: "Занял уже! Возьми мне двойную порцию: я сегодня остаюсь на сверх-урочку". "Ага, значит, Нинка-технолог тоже в ночь пойдёт?" – с трудовым зубоскальством откликался товарищ. Ничего этого больше нет, исчезли те голоса, тот общественно-трудовой люд.
Трое сутулых, что давеча питались, покинули зал; зрители исчезли, но Душейкин эмоций и жестов
не угасил. Тогда Дол вложил в его ладонь четыре копейки. С шипящим презрением Дуся рассеял монетки между столов – стоп, нет, и тут же бросился их подбирать и бормотать, что ему пригодятся всякие средства и нечего гордиться, надо смиренно собрать монетки. Двое друзей тем временем вышли на улицу.– Мы все оказались на краю, – сказал Крат, который после позитивного эксперимента остро нуждался в правдивых интонациях. – Коля опередил нас на шаг и оказался ближе к предпоследней черте.
Вышел Коля Душейкин. Точно балерун после пробежки, он застыл на пустыре, вслушиваясь разом во все стороны, потому как пьяница это чуткий приёмник питьевого шанса.
– В алкоголизме что привлекает, – оценил стойку Душейкина Крат, – ясная и доступная цель в жизни. Трезвость пустынна и длинна, словно казённый коридор, а для пьяницы смысл жизни разливают в посуду. Какая милая, утешительная конкретность!
– Аппетитно высказываешься, прямо хоть сейчас принял бы маленько, – облизнулся Дол.
– Здесь одно плохо, – перебил его Крат.
– Что?
– Обман. Когда истина слишком проста, когда её можно пить или цитировать, она, скорее всего, обман.
– Ну вот, начал хорошо, а завершил, как всегда. Во времена Кризиса надо смешно жить. Больше нам ничего не осталось. Ты в последние дни отчего-то не ворчал. Опять начал?
Глава 5. Сценарий
Котельная встретила их гулом тяги: уходя, они открыли заслонку, чтобы табачный дух вылетел в трубу. Их жилище представляло собой домик из силикатного кирпича с одним окошком на уровне лба и с непомерной металлической трубой над крышей. Дол как-то залезал на самый верх трубы, чтобы оттуда помахать рукой и крикнуть: "Привет, Земля-а!"
Перед котельной не то чтобы росли, а нехотя стояли два инвалидных дерева. Между ними на верёвке обычно сушилась постирушка Крата, которая порой надувалась или вздымалась… В студёную пору его одежда и постель сушились в помещении, возле котла, гудящего синим пламенем. Дол, к слову сказать, не любил хозяйские хлопоты; грязное бельё он по случаю брал с собой на свидание, если та была доброй женщиной.
Силикатные стены их жилища были изукрашены автографами гостей и помадными набросками. Крат не любил пестроту, но голая кладка серого кирпича была ещё более скучным зрелищем, и он тоже приветствовал наброски художников, изречения болтунов и росчерки нетрезвых женщин.
Дол первым делом подошёл к висящему календарю и оторвал день: 13 мая.
– Рано рвёшь, день-то ещё не прожит, – заметил Крат с койки.
– Обед съели – день прошёл, – по-солдатски ответил Дол.
– И что мы будем делать? – Крат спросил не шевелясь.
– Читать пьесу.
– Валяй вслух, только без лишних интонаций, без МХАТа, пожалуйста.
– А почему я? – заупрямился Дол.
– Читай, человек-заусенец!
– Тогда ты слушай и вникай, а я буду только читать.
Дол откашлялся и начал: "В столичном Дворце культуры проводится конкурс доброты Рыцарь Человечности".
– Погоди, это комедия? – Крат уставился в давно знакомый грязный потолок, похожий на карту другой планеты.
– Не перебивай.
"В финал конкурса вышли два друга: Первый и Второй".
– Два трупа? – переспросил Крат.
– Два друга! Каждый из них норовит получить от умирающего завещание на квартиру.
– Погоди, тогда получается три персонажа. Кто же будет играть больного? – заметил Крат.
– Да замолчи ты, я ж читаю!
– А я вникаю.
– Вот и молчи.
"Сцена первая. Занавес подымается…"