Театр мистерий в Греции. Трагедия

Метафора* – излюбленная языковая фигура Эсхила, как и гомеровского эпоса с его неторопливым, торжественным ритмом, – производит сильное эстетическое воздействие. Но к ней добавляется еще и ямб*, которым написаны диалоги, требующие ярких, точных и сжатых метафор.

Любая трагедия Эсхила, насколько мы знаем, имела один центральный мотив, одну своего рода большую метафору, вокруг которой вращались и сталкивались другие, меньшие и менее значимые. Эсхил снова воспроизводит механизм Природы, проявляющийся на любом уровне – физическом, психологическом или духовном.

Дюмортье полагает, что лейтмотив «Прометея прикованного» – это так называемая «сбруя Прометея», поскольку все приспособления, которые использует Гефест, чтобы удержать титана, напоминают сбрую лошади.

Гермес говорит Прометею: «Ты, как жеребчик необъезженный, узду кусая, вздыбился, вожжам противишься» (пер. А. Пиотровского).

В «Персах» центральным мотивом выступает ярмо.

В «Семерых против Фив» им оказывается буря. Осажденный город многократно сравнивается с кораблем, сражающимся против натиска волн вражеского войска, а Этеокл – с капитаном, который крепко сжимает руль на корме корабля.

В «Агамемноне» основной метафорой, как полагают современные исследователи, становится сеть. Эсхил создает двойную метафору: в первом стасиме хор говорит о сетях, опутавших Трою, а затем упоминается сеть, которую Клитемнестра и Эгист накинули на Агамемнона. Кассандра в своем видении описывает ее так: «…Аида сеть, туника, накрывшая его в постели, орудье смерти» (пер. С. Апта). (Имеется в виду одежда, изорванная ударом кинжала?)

В «Хоэфорах» главной метафорой является змея. В первом эписодии* Орест молит Зевса о защите:

О Зевс, о Зевс-владыка, погляди на нас! Здесь пред тобой осиротевший выводок Орла-отца, задушенного кольцами Змеи коварной. Голод изнурил птенцов. Они одни остались. Не под силу им Добычей наполнять гнездо отцовское. (Пер. С. Апта)

Орел, царь птиц, символизирует Агамемнона, царя царей.

В «Эвменидах» основная метафора – свора собак, обманутая оленем. (Олень – одна из форм, в которой предстают Аполлон и Дионис; позже ее взяли христиане, поместив солнечный диск между рогами этого животного.)

Кассандра перед троянцами

(из книги: Michel de Marolles, Tableaux du temple des Muses,1655)

Подобные примеры можно в изобилии найти у Дюмортье, но мы полагаем, что приведенных нами достаточно, чтобы читатель почувствовал некоторую поверхностность подобных интерпретаций. Их нельзя назвать совершенно ложными, просто они не выходят за рамки экзотерических облачений, не идут дальше простого упоминания таинственных образов, мало или вовсе ничего не объясняющих.

Посейдон – Владыка коней

(из книги: John Flaxman, T. Piroli, Compositions fr om the Iliad of Homer,1793)

Возвращаясь к первому сравнению Прометея с конем, на которого Гефест надевает сбрую, уместно вспомнить, что в древних Мистериях «Владыкой коней» был Посейдон, властелин глубинных скал. Иными словами, все не так просто, как кажется, и то, о чем посвященный Эсхил умолчал или что представил в метафорах, нелегко и даже неблагоразумно раскрывать. Наш «интеллектуализм», сменивший наивные детские объяснения, стремится развеять магию этих шедевров, разрушить их очарование, низводя его иносказания, которые ко временам Эсхила существовали уже тысячи лет, до простых движущихся фигур, до чисто декоративной символики, как если бы речь шла о картинках с изображениями версальского или викторианского сада.

Странно видеть, как авторы, которые ни за что не пропустили бы ни одной страницы в книге, не задумавшись над ней, совершают ошибку, проходя мимо эзотерического символизма, мимо тайн и загадок, созданных с явной целью передать истину, но в другом измерении – более возвышенном, чем просто сценическая картина или диалог.

Итак, по нашему мнению, лучше всего оставить каждого, с его интуицией и уровнем культурного развития, наедине с этими чудесами и указать лишь на отдельные элементы, которые позволят оценить величие труда Эсхила. И дай-то бог, он станет источником вдохновения для новых трудов подобного масштаба.

Глава V Анализ трагедий

Венера из Арля

(Лувр, Париж)

18. «Просительницы»

«Просительницы» считаются самым ранним произведением Эсхила, а значит, и всего греческого театра. Учитывая простоту «Просительниц», это скорее хоровой танец, чем трагедия в собственном смысле слова.

Хотя по структуре это сочинение можно назвать «прототрагедией», то есть самой древней трагедией, некоторые специалисты этого мнения не разделяют. Мюллер более ранним произведением считает «Персов» (созданы в 472 г. до н. э.). Он полагает, что все сохранившиеся трагедии Эсхила написаны после битвы при Саламине. Он говорит: «Те части „Просительниц“, в которых отчетливо указывается на установление в Аргосе демократического режима… и на договоры с другими народами… не позволяют сомневаться, что указанное произведение было создано в эпоху, когда уже вступил в силу договор между Афинами и Аргосом, возможно в 461 г. до н. э.».

Однако, если бы верным было первое предположение, «Просительницы» датировались бы 490 г. до н. э. или, возможно, ранее битвы при Марафоне.

Сюжет «Просительниц» прост, а в основе его лежит народная легенда. По этой легенде, Данай, уроженец Египта, был героем, принесшим цивилизацию в Арголиду*. Согласно Гесиоду, Данай обнаружил пересохшую землю и изменил ее обильным орошением: «Аргос, безводный дотоле, Данай многоводным соделал» (пер. О. Цыбенко). Из этого можно сделать вывод, что герой легенды приказал построить на земле Арголиды каналы, подобные тем, что столь искусно создавали египтяне в дельте Нила для судоходства или просто для эффективного использования воды. Далее легенда рассказывает о том, как пятьдесят сыновей Нила взяли в жены пятьдесят дочерей Даная против их воли, но те взбунтовались и, отрезав своим мужьям головы, бросили их в болота Арголиды, после чего болота превратились в плодородные земли. С другой стороны, Данаиды были в пятом поколении потомками Ио, а следовательно, они также происходили из Египта. Не забудем, что от прикосновения Зевса превращенная в корову Ио родила Эпафа*, и начиная с этого момента в Египте заключались и другие союзы, в стороне от которых не остался и Посейдон, полюбивший Ливию, дочь Эпафа.

Современные критики склонны видеть в этом произведении только то, что лежит на поверхности, или, в крайнем случае, смутное воспоминание о некоей миграции мудрых греков, которые стали жертвой какой-то природной катастрофы и долго – на протяжении пяти поколений – жили в Египте, а затем богатыми и умудренными вернулись на опустевшую землю Аргоса. Все это возможно, хотя мы ничего не можем утверждать наверняка. Очевидно, что в этом произведении Египет играет важную роль прародителя. Всякий, кто знаком с трудами Платона, подтвердит, что это вполне в духе греков.