Театр одного зрителя

— Спасибо за подсказку идеи. Письма и сценарии я возьму, если они вам больше не нужны. Звоните, когда будут проблемы с билетом… Приятно было познакомиться.

— Всегда к вашим услугам, — откланялся начальник, передавая ей свою визитку, — но вы бы тоже подумали, как сократить число желающих расстаться с жизнью. Уже который месяц проповедники ведут душеспасительные беседы в эфире, а толку мало. После всех пертурбаций, произошедших в стране, никто их даже не слушает.

— А вы сами-то их слушаете? — усмехнулась она. — Лучше, пригласите толкового специалиста по душевным болезням. Гораздо полезнее послушать советы психиатра, чем выслушивать проповедь про спасение мифической души. Людям интереснее про земные болячки посудачить, а втихаря примерить их на себе. Согласитесь, что жизнь хорошо познаётся конкретными сравнениями грешников друг с другом, а не абстрактными суждениями праведников, — лукаво прищурившись, произнесла она и заторопилась:

— Вы уж извините, но мне пора бежать. У меня сегодня премьера.

– 26-

Во время премьеры прямо на сцене с ней случился нервный припадок. Уже с самого начала спектакля с ней творилось что-то неладное. Роль ей, явно, не удавалась, а к середине спектакля она с криком: «Я не вижу себя!» как сумасшедшая, стала метаться по сцене.

Прямо из театра её увезли в клинику. По дороге она в ужасе вскрикивала:

— Я не вижу себя! Я себя не ощущаю!

– 27–

Перед её глазами, как в калейдоскопе, проносились какие-то обрывки воспоминаний. Она всматривалась в них, пыталась как-то связать их с собой, но воспоминания словно принадлежали другому человеку. Будто всё это происходило не с ней, а с кем-то другим. Ей было жутко видеть себя чужими глазами и так долго ощущать, что ты — это не ты.

Мысль лихорадочно металась: «Как же мне избавиться от этого наваждения и побыстрее убедить себя, что это моя жизнь и мои воспоминания?» — но ничего не получалось.

По дороге в клинику она смертельно устала от этой внутренней борьбы. Уже на больничной койке она окончательно смирилась со своим бессилием и только тихо выла:

— Я не вижу себя… не вижу…

Внезапно резкий голос пронзил её сознание:

— Говорите! Не молчите! Не замыкайтесь в себе! Выговоритесь!

Она мгновенно откликнулась на голос и, как ей показалось, заорала:

— Помогите! — но крик камнем сорвался с губ и с воплями:

— Помогите!.. Помогите!.. — покатился вниз.

Внизу он ударился обо что-то, раскололся надвое и, одна половина сразу же стала передразнивать другую. Душераздирающее «Помогите!», — будто эхом стало перекликаться с другим воплем «Помогите!» но орущим с какой-то знакомой обжигающей издёвкой.

Второй голос хлестал её вовсю, а она всё пыталась вспомнить: чем же он так неуловимо знаком? Она посмотрела вниз и внезапно ощутила, что балансирует на самом краю бездны тьмы. Моментально камешки стали предательски выскальзывать из-под ног, и панический ужас захолодел сердце. «Назад! Назад!» — плёткой стеганул инстинкт самосохранения, но животный страх успел сковать тело, будто в стальной панцирь.

От несмолкаемой переклички этих «Помогите!» она стала задыхаться. Голова пошла кругом от сознания, что через мгновение она не выдержит и сорвётся. Снизу повеяло влажным могильным холодом, а ужас безысходности мёртвой хваткой сжал горло.

«Сердце сейчас разорвётся, сейчас разорвётся!»

Только она успела подумать об этом, как откуда-то сверху на неё обрушился оглушительный приказ, и так сильно придавил сердце, что не дал ему разорваться:

— Замри и слушай, как звонит колокол! Слушай звон!

Действительно, между криками «Помогите!» ей послышался слабый звон. Будто кто-то звонил в колокол, как в старых фильмах, когда на вокзале зовут пассажиров занять свои места.

— Говорите! — раздался приказ, и будто молотом выбил затычку из её сознания.

Из неё буквально полился поток разрозненных слов. Ей показалось, что эти слова, цепляясь друг за друга, как нити, стали наматываться на этот спасительный звон. Дышать стало легче, липкий ужас отступил.

Внезапно её охватило сильное волнение, будто она куда-то должна ещё успеть, и ей надо что-то срочно сделать, иначе — всё пропало.

«Бежать! Бежать, пока не поздно!» — подбадривала она сама себя и ценой громадного напряжения сил, цепляясь за нити, сумела выскользнуть из жёсткого панциря.

Первое, что она ощутила на свободе, был пронизывающий холод безмолвия. Едва она успела подумать, что такой холод возможен только в космосе, как почва под ногами дрогнула, и она ощутила себя в вагоне поезда. От холода она вся скукожилась, но уже знала, что поезд на всех парах мчится навстречу чему-то родному, горячему, без чего жизнь немыслима.

«Скорей! Скорей!» — молотила мысль в такт колёсам. Она побоялась даже обернуться, чтобы в последний раз увидеть это страшное место, где уже в смертельной схватке сцепились два крика «Помогите!»

– 28-

Доктор перестал позванивать ложкой по стакану и посмотрел на медсестру:

— Похоже на шизофрению. Я посижу с ней, а ты спустись в приёмный покой. Там, наверно, полгорода собралось. Всем говори, что у неё нервный срыв от перенапряжения. Попроси, чтобы кого-нибудь из артистов сегодня же привёз мне экземпляр этой пьесы.

Медсестра вышла, а доктор с блокнотом в руках сел поближе к койке.

– 29-

Она напряжённо сидела на краю потёртого дивана. Окна комнаты были затянуты шторами, но сквозь них поблёскивали стальные прутья решётки. Человек в белом халате расхаживал по комнате и бесстрастно рассказывал события из её жизни. Иногда он подходил к столу, заглядывал в блокнот, и его рассказ дополнялся новыми подробностями.

Она переводила взгляд с предмета на предмет, всем своим видом демонстрируя, что пытается понять происходящее.

— Не удивляйтесь, — успокаивающе произнёс человек в халате. — Всё это я узнал от вас, когда вы были в бреду. Поверьте, ничего постыдного в ваших рассказах не было. Записи я делал с единственной целью: проанализировать и выяснить причину вашего неадекватного поведения. Если есть какие-то расхождения с реальностью, прошу мне о них сказать.

Изумление на её лице переросло в возмущение и, сухо чеканя каждое слово, она произнесла:

— Не волнуйтесь доктор, у меня уже всё в порядке. Спасибо, но в вашей помощи я более не нуждаюсь. Извините за беспокойство.