Театр одного зрителя
Шрифт:
— Я на минуту отлучусь, — сказал доктор и направился вслед за официанткой.
Вскоре он вернулся, а чуть позже официантка, как бабочка, запорхала вокруг стола. Все были приятно удивлены. Уже удаляясь танцующей походкой, официантка обернулась и одарила доктора такой очаровательной улыбкой, что жена не выдержала:
— А ну признавайся, что это за шуры-муры у тебя?
— Я пригласил её потанцевать, — с улыбкой ответил доктор.
— С какой это стати, — усмехнулась она. — Ей же нельзя танцевать на работе.
— Знаю, что нельзя, но она же молоденькая, и ей тоже хочется попрыгать с остальными.
— А если бы она согласилась? — хитро прищурив глаз, спросила она.
— Конечно, потанцевал бы, но и быстро забыл бы о ней, потому что хорошо запоминаются только те женщины, которые отказывают, — отшутился доктор, но, почувствовав, напряжение в её взгляде, продолжил:
— Главное, я нашёл тебя — женщину моей мечты, так что с остальными мечтами и воспоминаниями я могу спокойно распрощаться… Свой выбор я уже сделал.
— И я сделала свой выбор, — резво отозвалась она. — Хватит сидеть, пошли танцевать.
– 67-
Уже дома, разбирая подарки, молодожёны обнаружили какой-то невзрачный пакет. В нём лежала солидная пачка денег в крупных купюрах и поздравительная открытка: «С наилучшими пожеланиями примите мой свадебный подарок». На обороте была приписка: «P.S. Доктор, в свёртке денег ровно столько, сколько вы получили бы от государства за добровольную сдачу всего премиального фонда. Теперь распоряжайтесь этими деньгами, как пожелаете. Всегда к вашим услугам по такому-то телефону».
— Наверно, через официантку подкинул на столик с подарками, — предположил доктор.
— Неважно, главное, что даже уголовник посчитался с твоими принципами, — весело отозвалась она, пересчитывая деньги.
— Это не совсем так. Законник, хоть и человек своего слова, но хитрый мужик. По понятиям уголовника, он дал «чистые» деньги и хочет убедить меня, что эти деньги хорошо пахнут. Зато весь премиальный фонд, за вычетом этой суммы, он уже со спокойной совестью положил себе в карман, — с усмешкой отметил доктор, а она тут же спросила:
— Так ты оставишь эти деньги или сдашь?
— Представь себе, что оставлю. Не лежит у меня сердце снова попасть на допрос. Принципиальность иногда граничит с глупостью, а глупость — дорогое удовольствие, — рассмеялся доктор, решив про себя: «Эти деньги пойдут на издание книги, которая гораздо важнее моей благопристойности».
Она тоже рассмеялась и сквозь смех сказала:
— А у меня сердце не лежит ехать куда-то в свадебное путешествие. К чёрту всё. Хочу быть с тобой в чистом виде, а не вперемежку с какими-то достопримечательностями, —
тон её голоса посерьёзнел. — Поэтому я хочу и с ребёнком повременить. Ты не возражаешь?— Я согласен, — также серьёзно ответил доктор. — Будем жить по велению сердца, а не ума.
«Закончу с эвтаназией, дам ей почитать, а потом расскажу о своей задумке с изданием книги, — подумал он. — Так она спокойнее смирится с мыслью, что деньги уйдут на благое дело».
– 68-
Через пару дней она, сияющая, заскочила в театр, а вышла оттуда огорошенная.
— Знаешь, странно как-то, — сказала она доктору уже дома. — Оказывается, в театре не очень-то и рады мне. Администрация категорически против повторного спектакля, а ведь они прекрасно знают, что я без той роли на сцене не покажусь. У меня ощущение, что это просто повод отвадить меня от театра, а не забота о моих нервах. Так и чувствуется, что они занимаются чем-то нечистоплотным, раз предлагают мне выйти на сцену рядовым статистом с окладом ведущей актрисы. Явно кто-то сверху надавил.
— А ты забыла, кто сидел на спектаклях в первых рядах? Забыла, каково им было выдерживать каждую твою премьеру? Ведь стоило тебе появиться на сцене в новой роли, как их мягкие кресла превращались в раскалённую сковороду. Видно, твоя игра со зрителями кого-то в верхах очень пугает. Думаю, кто-то из них и пожар в твоей мастерской устроил. Ты же взрывная, и всё что угодно могла вытворять на сцене. Теперь ещё и муж-психиатр может справочкой прикрыть любую твою шалость.
— Но мне же надо сыграть ту роль на сцене, — в сердцах произнесла она.
Спустя мгновение она огорчённо спросила:
— Ты тоже считаешь, что я могу сорваться?
— Всё может быть, — серьёзно ответил доктор. — Однако вопрос не в этом. Тебе… — но она возмущённо перебила доктора:
— По-твоему мне остаётся только тешить себя надеждой, что на полоумной женщине ты всё-таки не женился бы?
— И тут ты ошиблась. В одной из восточных стран учителей начальных классов и психиатров после скольких-то лет работы даже к избирательным урнам не допускают. Считают их полоумными, — доктор рассмеялся. — Вот за кого ты вышла замуж, но, пока я не утратил способности посмеяться над собой — не всё потеряно.
Она улыбнулась в ответ, и доктор спокойно продолжил:
— Я понимаю, что без той роли ты не выйдёшь на сцену. В то же время, все твои попытки завершатся поражением в войне с администрацией. Не забывай, что насиженное кресло в кабинете греет куда больше, чем чужой талант на сцене.
Она на мгновение задумалась и воскликнула:
— Придумала! Ты подал мне отличную идею! Не хотят пускать меня на сцену для взрослых, а я перейду на сцену для детей. Стану учительницей в начальных классах.
Доктор удивлённо посмотрел на неё, и она, смеясь, пояснила:
— Не могу же я оставить тебя в полоумном одиночестве. Вместе будем сходить с ума.
— Ты это серьёзно? — ещё больше удивился доктор её столь быстрому решению найти себя в другом амплуа.
— Конечно, серьёзно! Всё! Это я решила окончательно! Мне лучше уволиться из театра, чем вновь взбираться на пьедестал гордыни. Как и ты, я стану представителем гуманной профессии — тихой, скромной учительницей. Тебе и без меня своих психов в больнице хватает.