Театр Теней

– Когда люди ощущают сильную преданность своей общине, они перенимают манеры предводителя, как и его мораль, – продолжал отец, отказываясь прекратить.

– Это если у лидера есть личность, – заметил Питер.

– А как он иначе может быть лидером? – удивился отец.

– Спроси Ахилла, – ответил Питер. – Как раз обратный случай. Он перенимает манеры людей, которых хочет за собой повести.

– Я его не помню, – сказал Димак. – Он здесь пробыл всего несколько дней, пока… пока не выяснилось, что за ним на Земле числится убийство.

– Когда-нибудь вам придется мне рассказать, как Боб заставил его сознаться. Сам он не говорит.

– Если он не говорит, то и я не скажу.

– Похвальное проявление лояльности, – заметил отец.

– На самом деле нет, я просто сам не знаю. Знаю только, что как-то была там использована вентиляционная шахта.

– А признание? – спросил Питер. – Эта запись все еще здесь?

– Нет, ее здесь нет. А если бы была, то входила бы в секретное личное дело подростка.

– Массового убийцы.

– Законы мы замечаем только тогда, когда они работают против нас, – пожал плечами Димак.

– Видите? – сказал отец. – Обмениваемся философиями.

– Как у дикарей на пиру, – поддержал Димак. – Если вы не возражаете, я вам организую до обеда разговор с начальником службы безопасности Апханадом.

– На какую тему?

– Колонисты не составляют проблемы – они двигаются только в одном направлении, а связаться с поверхностью планеты им нелегко. Но вас наверняка здесь узнают. Даже если нет, легенду-прикрытие трудно долго поддерживать.

– Тогда не будем создавать легенду, – сказал Питер.

– Нет, создадим по-настоящему хорошую, – возразила мать.

– Просто не будем ни с кем разговаривать, – предложил отец.

– Вот именно эти вопросы майор Апханад и хочет с вами обсудить.

Когда Димак вышел, Питер и его родители выбрали себе койки в конце длинного кубрика. Питер, конечно, выбрал себе верхнюю, но, пока он разгружал сумку в стенной шкафчик за койкой, отец обнаружил, что каждая группа из шести коек – три с каждой стороны – может быть отделена от других занавеской.

– Это наверняка позже приделали, – сказал отец. – Не могу себе представить, чтобы детишкам разрешено было разгораживаться.

– А они звуконепроницаемые? – спросила мать.

Отец задернул занавеску, и она сомкнулась у него за спиной как диафрагма. Оттуда ничего не было слышно. Потом отец раскрыл занавеску:

– Ну и как?

– Отличная звукоизоляция, – сказала мать.

– А ты пытался нам что-нибудь сказать? – спросил Питер.

– Нет, я вас слушал.

– А мы тебя, Джон Пол.

– Нет, я говорил. Не кричал, но ведь вы меня не слышали?

– Питер, – сказала мать, – тебя переместили в следующее отделение.

– Это не поможет, когда прибудут колонисты.

– Можешь тогда вернуться обратно и спать у мамочки с папочкой.

– А сейчас вам придется ходить через мою комнату, что бы попасть в туалет.

– Это правда, – сказал отец. – Я знаю, что ты – Гегемон и тебе полагается лучшая комната, но вряд ли мы случайно влезем, когда ты будешь развлекаться с какой-нибудь девицей.

– Не слишком на это рассчитывайте, – мрачно огрызнулся Питер.

– Мы будем чуть приоткрывать дверь и говорить «тук-тук», – сказала мать. – У тебя будет время ее спрятать.

Питеру было очень неловко вести с родителями подобный разговор.

– Какие вы остроумные. Я просто счастлив сменить комнату, можете мне поверить.

И действительно хорошо было остаться одному, даже если в уплату за это пришлось вытаскивать все барахло из только что загруженного шкафчика и переносить в другой. Во-первых, теперь у него койка была нижняя. И во-вторых, не надо было слушать, как родители пытаются его ободрить и развеселить.

Ему нужно было время подумать.

И, конечно, он скоро заснул.

Димак разбудил его по интеркому:

– Мистер Реймонд, вы здесь?

Доля секунды понадобилась Питеру, чтобы вспомнить, что он теперь Дик Реймонд.

– Да, если вы не моего отца имеете в виду.

– С ним я уже говорил. Я настроил полосы так, чтобы они провели вас в службу безопасности.

Она находилась на верхнем уровне, с наименьшей гравитацией, что имело смысл, поскольку, если от этой службы требовались действия, ее сотрудникам предстояло бежать вниз, куда бы они ни направлялись.

Когда Виггины вошли в кабинет, майор Апханад поздоровался с ними за руку по очереди.

– Вы из Индии или из Пакистана? – спросила мать.

– Из Индии, – ответил он, не гася улыбки.

– Я очень сочувствую вашей стране, – сказала мать.

– Я там уже не был… очень давно.

– Надеюсь, что ваши родные не пострадали под китайской оккупацией.

– Спасибо за ваши добрые чувства, – ответил Апханад с интонацией, дававшей понять, что этот вопрос исчерпан.

Он предложил всем сесть и сел сам – за свой стол, пользуясь преимуществами своего положения. Питеру это было несколько неприятно, поскольку он уже довольно давно привык, что главное место принадлежит ему. Пусть у него как у Гегемона не особо много реальной власти, но высшее место должно быть отведено ему по протоколу.

Да, но здесь он инкогнито, и вряд ли с ним следует обращаться иначе, чем с любым гражданским посетителем.

– Я знаю, что вы – особые гости министра, – произнес Апханад, – и желаете, чтобы ваше уединение не нарушалось. Обсудить же нам следует только границы вашего уединения. Насколько вероятно, что вас узнают в лицо?

– Это возможно, – сказал Питер. – Особенно его. – Он показал на отца.

Вранье, конечно, бесполезное, быть может, но все-таки…

– Ага. И тогда, я полагаю, узнают ваши настоящие имена.

– Вполне вероятно, – сказал отец.

– Определенно, – сказала мать, будто гордясь этим фактом и несколько возмущаясь тем, что у этого человека могут здесь быть сомнения.

– Тогда… не следует ли приносить вам еду? И освобождать коридоры, когда вы будете следовать в туалет?

Для Питера это прозвучало кошмаром.

– Майор Апханад, мы не хотим рекламировать свое присутствие, но я уверен, что осторожности вашего персонала мы можем доверять.

– Наоборот. Осторожность состоит в том, чтобы не считать верность персонала гарантированной.