Театр в театре. Зарубежные авангардные пьесы 1940–1970-х годов

К а л и г у л а. Ладно, ладно, я сам расскажу. А ты посмеёшься. Хорошо? (Подмигивает.) Не бойся, не о твоём младшем сыне. (Новый взрыв смеха.) Впрочем, у меня и так хорошее настроение. (Он пьёт и подсказывает.) На… на-о… на-о-бо.. Ну же, Лепид!

Л е п и д (устало). Наоборот, Кай.

К а л и г у л а. Правильно! (Пьёт.) Теперь слушай. (Задумчиво.) Жил-был один бедный император, которого никто не любил. А он сам любил Лепида и, чтобы избавиться от своей любви, велел казнить его сына. (Меняет тон.) Конечно, это всё неправда. (Пауза.) Смешно? Почему ты не смеёшься? Почему никто не смеётся? (С гневом.) Хочу, чтобы все смеялись! Ты, Лепид, и все остальные. Встаньте и смейтесь! (Бьёт кулаком по столу.) Слышите, я хочу, чтобы вы смеялись!

Патриции поднимаются. В течение этой сцены все, кроме Калигулы и Цезонии, напоминают марионеток.

К а л и г у л а (откидывается на своём ложе и заразительно смеётся). Цезония, ты только взгляни на них! Ну можно ли дальше? Честь, достоинство, как там ещё, мудрость нации – всё исчезло от страха. Да, Цезония, страх – прекраснейшее чувство, редкое, чистое, бескорыстное, благородное. (Закрывает лицо рукой и пьёт. Дружелюбно.) Поговорим о чём-нибудь другом. Кассий, почему ты сегодня такой молчаливый?

К а с с и й. Кай, я готов говорить всё, что прикажешь.

К а л и г у л а. В таком случае, помолчи. Мне хочется выслушать нашего друга Муция.

М у ц и й (неохотно). Как тебе угодно, Кай.

К а л и г у л а. Ну что ж… Расскажи нам о своей жене. Но прежде пусть она сядет рядом со мной. (Жена Муция подходит к Калигуле и садится.) Слушаем тебя, Муций.

М у ц и й (растерянно). Я… я люблю свою жену.

Все смеются.

К а л и г у л а. Конечно, мой друг, конечно. Но это слишком банально. (Он рассеянно целует жену Муция в левое плечо. Всё более и более непринуждённо.) Когда я вошёл, вы, кажется, устраивали заговор?

С т а р ы й п а т р и ц и й. Кай, неужели ты думаешь…

К а л и г у л а. Ах, милашка, хорошо, что и старость проходит. (Патрициям.) Но ведь вы совершенно не способны на мужественные поступки. Кстати, я вспомнил, что мне необходимо уладить одно государственное дело. Но прежде – уступим тем настоятельным желаниям, которые диктует нам природа.

Он поднимается и уводит жену Муция в соседнюю комнату.

Сцена 6

Муций пытается встать.

Ц е з о н и я (любезно). Муций, налей мне, пожалуйста, этого прелестного вина!

Муций молча и покорно наливает вино. Минута замешательства. Дальнейший диалог несколько наигран.

Ц е з о н и я. Кассий, не расскажешь ли теперь, из-за чего вы подрались?

К а с с и й (холодно). Всё началось, уважаемая Цезония, с нашего спора: может ли поэзия быть жестокой?

Ц е з о н и я. Как интересно! Впрочем, моим женским умом этого не понять. Но я в восторге от того, что любовь к искусству способна довести вас до драки.

К а с с и й (та же игра). Разумеется. Сам Калигула говорил мне как-то, что всякой глубокой страсти сопутствует жестокость.

Г е л и к о н. А любви – насилие.

Ц е з о н и я (жуёт). В этом суждении что-то есть. Как вы считаете?

С т а р ы й п а т р и ц и й. Калигула – первоклассный психолог.

1 – й п а т р и ц и й. Сказано воистину с красноречием мужества.

2 – й п а т р и ц и й. Зря он не записывает свои мысли – им цены нет!

К а с с и й. К тому же, это его развлечёт.

Ц е з о н и я (по-прежнему жуёт). Если желаете знать, в настоящее время он пишет об этом трактат.

Сцена 7

Входят Калигула и жена Муция.

К а л и г у л а. Муций, возвращаю тебе жену. Прошу прощения, я должен дать несколько указаний.

Быстро уходит. Муций, побледнев, встаёт с места.

Сцена 8

Ц е з о н и я (стоящему Муцию). Муций, я не сомневаюсь, что этот трактат не уступит самым известным сочинениям.

М у ц и й (по-прежнему смотрит на дверь, в которую вышел Калигула). А о чём он?

Ц е з о н и я (рассеянно). О, это не для моего ума!

К а с с и й. Можно предположить, что речь в нём идёт о губительной силе поэзии.

Ц е з о н и я. Кажется, так и есть.

С т а р ы й п а т р и ц и й (игриво). Ну что ж, как сказал Кассий, это его развлечёт.

Ц е з о н и я. Ты прав, милашка. Но вас наверняка обеспокоит название трактата.

К а с с и й. Как же он называется?

Ц е з о н и я. «Меч».

Сцена 9

Быстро входит Калигула.

К а л и г у л а. Прошу прощения, господа, спешные государственные дела. Управляющий, я только что подписал декрет о закрытии городских хлебных складов. Ты найдёшь его в соседней комнате.

У п р а в л я ю щ и й. Но…

К а л и г у л а. С завтрашнего дня в Риме наступит голод. Всем известно, что голод – стихийное бедствие. Завтра начнётся стихийное бедствие… и я прекращу его, когда найду нужным. (Обращается к остальным.) Не правда ли, отменный способ доказать свою свободу. Чтобы стать свободным, надо от чего-то зависеть. Прискорбный факт, но это так. (Подмигивает Муцию.) Примени мою мысль к своей ревности и убедишься, что она верна. (Задумчиво.) Как некрасиво быть ревнивым! Стоит ли страдать из-за собственного тщеславия и силы воображения? Взгляни на свою жену…

Муций сжимает кулаки и открывает рот.

К а л и г у л а (быстро). Ешьте, господа, ешьте! Вам, наверное, известно, что мы с Геликоном в поте лица трудимся над небольшим трактатом о казни, в котором кое-что может показаться вам новым…

Г е л и к о н. Если, конечно, о вашем мнении захотят узнать.

К а л и г у л а. Геликон, будем великодушны, откроем наши секреты! Слушайте! Глава третья, параграф первый…

Г е л и к о н (поднимается и монотонно читает наизусть). «Назначение и применение казни всегда оправданы. Если человек казнён, значит он виновен. Всякий виновный – подданный Калигулы. Но подданными Калигулы являются все. Следовательно, все виновны, откуда вытекает, что все будут казнены. Стоит лишь запастись временем и терпением».