Тебе конец, хапуга!

– Мастер поставил, – пожал плечами экскаваторщик.

К доценту уже присоединились и его студенты. Водители самосвалов обступили их. Доцент пытался достучаться до сознания дорожных рабочих, но вскоре понял, что те просто не понимают, о чем идет речь. Откуда было им, в лучшем случае окончившим школы в Средней Азии, знать, кто такие викинги, что такое руны и почему какой-то Рюрик может помешать строительству.

– Дядя, не мешай работать. – Перед доцентом возник толстый водитель «КамАЗа». – Мы деньги зарабатываем. У тебя сколько детей?

– Один, – растерялся доцент.

– А у меня их восемь, – прищурил и без того узкие глаза житель Средней Азии.

– Где ваш главный? – наконец-то уловил правильный алгоритм действий ученый-археолог.

– Мастер на отсыпке, – подсказал водитель, – как загружусь, могу к нему подбросить.

Ученый забрался в кабину «КамАЗа». Стрела экскаватора вновь опустилась. Ковш выгрыз еще кусок «плоти» горы. Доценту в это время казалось, будто это не в холме ковыряются, а в его собственном теле.

– Ребята, смотрите, что они возить будут. Тут на склоне могут быть остатки частокола, бревна! – крикнул из окна отъезжающего самосвала доцент.

Студенты отошли в сторонку и пытались рассмотреть, что именно сыплют экскаваторы в кузова грузовиков.

Разговор с дорожным мастером у доцента не сложился. Тот по большому счету ничего и не решал. Ему указали место нового карьера, отсыпку он вел в соответствии с проектом. Единственное, что смог сделать для археолога недавний выпускник дорожно-строительного института, – это переадресовать претензии ученого к прорабу. Тот, в свою очередь, всю ответственность переложил на начальника строительного управления.

Прошло уже более двух часов, а Павел Петрович так ничего и не добился. Экскаваторы продолжали вгрызаться в гору. Осыпа€лся песок. Кромка карьера все ближе подбиралась к воздвигнутым около тысячи лет тому назад оборонительным валам. Но настоящего ученого, уверенного в своей правоте, первые неудачи не остановили. В конце концов, он дозвонился до института археологии Академии наук, до Министерства культуры. Вот эти звонки уже подействовали. На сигналы из столицы в провинции реагируют оперативно.

Вскоре у горы, где была обнаружена стоянка викингов, появились не только строители, но и представительница местной власти – заведующая отделом культуры. Сорокалетняя бабенция, одетая в ярко-зеленый сарафан и красную газовую блузку, тут же пошла в наступление, потрясая папкой с бумагами.

– Думаете, если вы из Москвы приехали, то вам все можно? – агрессивно набросилась она на доцента. – В академию звоните, в министерство, людей от работы отрываете… А основания у вас для этого какие?

– Здесь на горе нашей экспедицией открыта стоянка викингов раннего Средневековья. Уникальное явление для России.

– Викингов, шмикингов… Это вы так думаете, это ваши фантазии. А у меня документ есть. Вот список охраняемых объектов культуры и природы нашего района. Нет здесь никакой стоянки викингов. Что положено по закону, то мы и охраняем.

– Но ведь мы только начали работу. Я готов предоставить отчет.

– Вы его в академию предоставьте. Вот когда будет решение Министерства культуры и мне бумагу пришлют, тогда, пожалуйста, будем охранять и вашу стоянку. А пока у меня есть решение наших депутатов, которое мы обязаны выполнять.

– И что же ваши депутаты решили?

– Гору скопают, а после рекультивации здесь поле будет.

– Нельзя же так! Вас государство не для этого сюда поставило!

– Ничего не могу сделать. Вы свою работу делайте, а мы будем делать свою.

По глазам доцента было понятно, что еще немного – и он созреет для того, чтобы хорошенько встряхнуть бездуховную бабенцию.

К спору со стороны присматривался начальник строительного управления. Он уже понимал, что остановить археолога можно будет только с помощью «тяжелой артиллерии». Правда, беспокоить Пефтиева раньше времени ему не хотелось, а потому он решил прибегнуть к проверенному способу. Начальник пошептался с водителями самосвалов, и вскоре ученого со студентами уже обступили водилы. Для пущей убедительности один из них держал в руке монтировку.

– Слушай, очкарик, вали отсюда. Нам работать надо.

Доцент не хотел сдаваться. Но его вместе со студентами дружно оттеснили в сторону. Экскаваторы вновь заработали. «Рана» в теле горы ширилась и ширилась.

И тут к гулу дизелей примешался звук мотоциклетного двигателя. Черный мотоцикл, обогнав самосвал, направлявшийся под погрузку, вырулил к экскаватору. На нем восседала странная парочка – Ларин в черной кожанке, застегнутой под самое горло, и ветеран Новицкий. Федор Юрьевич был одет по-праздничному: старый, но еще вполне приличный костюм, белая рубашка с галстуком в горошек, на груди «иконостас» из медалей и орденов. В руке бывший партизан сжимал хорошо насаженный и остро отточенный топор.

Начальник строительного управления сразу почуял неладное, но предпринять ничего не успел.

Ветеран с топором решительно слез с мотоцикла и встал возле экскаватора. Механизатор так и застыл за рычагами. Застыла и занесенная стрела с острозубым ковшом. Замер и сдававший задом под погрузку «КамАЗ».

– Ты что, Павловна, себе позволяешь? – Он грозно посмотрел на бабенцию в зеленом сарафане. – Ты мне что обещала, когда я в твой отдел культуры приходил? Памятник на партизанской могиле отремонтировать, а теперь вот что задумала… И как у тебя руки только не отсохнут? Там же друзья мои боевые лежат. Они за вас всех погибли, а вы их кости самосвалами хотите на дорогу вывезти! До такого даже немцы не додумались бы. Фашисты вы!

Вид ветерана с боевыми наградами подействовал даже на гастарбайтеров. Все-таки о Великой Отечественной войне они знали не только из школьной программы, но и из рассказов старшего поколения. Однако бабенция, заведовавшая культурой в районе, оказалась непробиваемой. Как у всякого чиновника, у нее имелся ответ на любой вопрос.

– Я понимаю ваши чувства, чувства ветерана, но оскорблять меня не надо. Святотатства мы не допустим. Воинские захоронения для нас святое. Вот и решение депутатов – перезахоронить прах партизан в городском саду в райцентре. Там могилу закрепим за ближайшей школой…

Со слов бабенции от культуры выходило, что перенесение останков партизан в горсад – самый лучший выход. Там и за могилой присмотрят, и цветы на праздники возложат, и все это послужит патриотическому воспитанию подрастающего поколения. О том, что тревожить прах – это не по-христиански, дама даже не пыталась вспоминать.

Бывший партизан выслушал всю эту галиматью, а затем покрепче сжал увесистый топор во все еще сильной руке.

– Короче, так. Если кто ко мне сунется, у меня рука не дрогнет, череп раскрою. Так что убирайтесь отсюда.