Тебе посвящается

– Авторитет сам должен создаваться, – не премину­ла заметить Наталья Николаевна.

Но директор не уловил возражения, заключенного в этой фразе.

– Вот вы подтверждаете, что это так, – сказал он и остановился, как бы задерживая на этом ее внимание и приглашая признать, что отсюда вытекает и все остальное.

Наталья Николаевна ответила, делая ударение на каж­дом слове:

– Я считаю, что у нас в школе остаются безнаказан­ными очень серьезные проступки... больше, чем проступки... И вот, закрывая глаза на них, нельзя в то же время обрушиваться на пионера, который не только не прови­нился, но наоборот...

– Что касается пионера, – директор встал, – то уре­гулируйте это сами, без «Школьных новостей», не задевая, разумеется, Зинаиды Васильевны Котовой, с которой вам нужно работать в контакте. Последнее: о каких безнака­занных поступках вы упоминали?

Наталья Николаевна рассказала, как Котова при ней жаловалась учителям: «Выхожу вечером из школы и в переулке среди сброда, который бы за версту обошла, узнаю наших учащихся. Конечно, делаю вид, что не заме­тила, – что же остается?»

– Но как не замечать?! – воскликнула Наталья Ни­колаевна, хотя дала себе зарок ни за что не повышать го­лоса во время этой беседы. – Ведь если те, о ком шла речь, видят, что их делишек «не замечают», это же дей­ствительно, Андрей Александрович, дискредитирует (она употребила для проникновенности его же слово) нашу воспитательную работу. Это фактически обрекает...

Директор, слушая, смотрел в стол, а Наталья Николаев­на – на нарядную книгу, лежавшую на его столе отдельно от других. Говоря, она все вглядывалась в перевернутые золотые буквы заглавия и вдруг прочла: «Аэлита».

Наталья Николаевна подняла глаза на непроницаемое, бесстрастное, как у экзаменатора, лицо Андрея Алек­сандровича и вспомнила Гусева. Как он по-русски картин­но рассказывал марсианам о гражданской войне, спохва­тывался, что не понимают его, и продолжал, продолжал агитировать...

«Вот так и я сейчас...» – подумала Наталья Нико­лаевна, с некоторой надеждой ожидая все-таки, что ска­жет директор.

– Вы, наверное, удивляетесь, откуда книга эта? – сказал Андрей Александрович, не желая, может быть, кри­вотолков о приключенческой книге на столе директора в рабочее время. – Отобрана на уроке в пятом «А». Верните владельцу, но втолкуйте попрочнее, чтоб на уроках не читал.

Он протянул ей книгу.

«Неужели это все?.. Нет...»

– Переулок вы путаете со школой... – Директор вы­двинул из стола два ящика. – Отвечать за то, что происхо­дит там, – скорее дело милиции... В уличные знакомства наших учащихся, – он пожал плечами, – мне не верится...

Фразы эти произносились разрозненно, с паузами, которые приходились не на раздумывание, а на по­иски бумаг в ящиках и очень беглое их перелистывание. Разговор с Натальей Николаевной стал для него уже побочным занятием, главным было укладывание бумаг в портфель.

– Ну, мне – в роно.

Взяв портфель, он вышел из кабинета вместе с нею. Спустившись на несколько ступенек по лестнице, обернул­ся и сказал:

– А регулярной радиогазеты нет пока ни в одной школе района, кроме нашей! Сегодня – второй выпуск!

Он ушел, и тут же зазвенел звонок. Началась большая перемена. Раздался голос дикторши.

Наталье Николаевне казалось, что этот второй выпуск будет звучать нестерпимо лживо. А он был просто зауря­ден: отличники непринужденно рассказывали, как они по­лучают пятерки, троечники давали обязательства подтя­нуться; десятиклассник, у которого на днях прорезался баритональный бас, запел романс, но под конец постыдно пустил петуха...

И коридор, что называется, грохнул дружным хохотом. Приседали, изнемогая, девочки, и смеялись во всю глотку мальчики, повисая друг на друге...

Ложь, неразоблаченная, оставалась позади, а ребята откликались уже на новые впечатления, – продолжалась бурливая и суматошная школьная жизнь.

Наталья Николаевна пошла в 5-й «А» – возвращать «Аэлиту».

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Последние недели перед концом четверти были для Валерия, как водится, заполнены делами до отказа. Не только учебная четверть кончалась – истекал пятьдесят четвертый год; хотелось вступить в каникулярную пору без долгов и с достижениями. Впрочем, для некоторых школьников расквитаться с долгами (а иными словами – сносно ответить преподавателю, которому до этого отвечал неудачно) – само по себе достижение. Валерий же, хоть и был доволен, что сумел ответить Ксении Николаевне на пятерку, испытывал по этому поводу не гордость, а, скорее, облегчение. Наконец-то он сумел не мямлить, не запинать­ся, не тяготиться тем, что своими паузами нагоняет на Ксению Николаевну тоску!

Как ученик Валерий мог, вероятно, с удовлетворе­нием оглянуться на прошедшее полугодие. Как вожатый он чувствовал себя в долгу, а порой и немного виноватым перед своими пионерами. Он с ними возился, организовы­вал для них развлечения, защищал от хулиганов, но чего-то он им недодал...

Конечно, Валерий не умел, как взрослый человек, обоб­щить свои наблюдения. Но он вспоминал изредка эпизоды из собственного, не очень-то давнего, пионерского прошло­го, ставил на свое место сегодняшних пионеров и делал вы­воды – вполне пригодные на первый случай.

...Однажды, сказочно счастливым для него летом, один­надцатилетний Валерий служил проводником на детской железной дороге. Длина этой дороги была невелика. От начальной до конечной остановки поезд шел минут две­надцать. Детская дорога соединяла два дачных поселка, граничащих друг с другом. На взрослой дороге расстояние между этими поселками укладывалось в один перегон. Да, взрослая железная дорога была в тридцать раз длин­нее! И, однако, хотя и короткая, детская дорога была со­вершенно настоящей и даже образцовой магистралью.

Поезда (сказать по правде, состав был всего один) от­ходили и приходили точно по расписанию. Касса вокзала работала четко. Маленький паровоз блистал на солнце, на нем не было следа копоти, как и на исполненной достоин­ства физиономии четырнадцатилетнего машиниста. Изящ­ные вагончики – раза в два меньше обычных – содержа­лись в зеркальной, прохладной, абсолютной на взгляд пассажира, чистоте. Юные проводники во всамделишной железнодорожной форме холили вагончики с их полиро­ванными скамейками, кремовыми занавесочками на окнах, столиками и багажными сетками так рьяно, что пассажиру впору было на все смотреть и ни к чему не прикасаться – как в музее.

Примерно посредине недолгого пути в вагон являлся малолетний контролер, на лице которого сознание высо­кого служебного долга сменялось то и дело неудержимо счастливой улыбкой, и пробивал стандартные картонные билеты миниатюрными щипчиками.

Трудно передать, сколько удовольствия получали ре­бята, обслуживавшие дорогу, и Валерий в их числе, от своей работы! Казалось, все это не могло надоесть. И все-таки это стало понемногу приедаться.

А причина была проста. Через поселки, которые соеди­няла детская дорога, проходила и взрослая железная доро­га. По ней очень часто, в обоих направлениях, мчалась электричка, и ею пользовались пассажиры. Детская желез­ная дорога была фактически не нужна для дела. Пассажи­ров поэтому бывало немного. Но и те, что были, не ехали, а катались. Ребята видели это и жалели, что их поезд не курсирует по трассе, где другого транспорта нет, где они бы перевозили, а не катали людей...