Течение времени
Шрифт:
Дома Леночка никак не могла наглядеться на парочку, то и дело обращаясь к Алеше-старшему или к Сипягиным с одним и тем же:
– Да чего же вы, ребята, красивые и возмужавшие, и полные тайн, как первопроходцы. Дайте, я еще раз вас поцелую!
И Сипягины были счастливы за дочку, увидев ее здоровой и счастливой. Но одновременно они были чем-то встревожены и слишком мало задавали вопросов о поездках, хотя вопросов у них было много. Все сели за стол. Первым бокал поднял Алеша-младший:
– Дорогие родители, я должен вам сообщить, что мы с Катюшей любим друг друга, и, поскольку в Иерусалиме мы не могли оформить юридический брак, то в одной из самых древних церквей у Гроба Господня, приняв христианство, обвенчались. Религиозными мы от этого не стали. Но решили,
– Катюша, ты же комсомолка – и прошла через всю церковную процедуру, как это можно? Где твоя принципиальность? – строго спросил Катин папа, а мама тихо прошептала:
– Чему мы тебя учили, как ты могла?
На следующий день они подали заявление в ЗАГС. Свадьбу решили не устраивать и, пока Алеша проходил конкурс в МГУ на замещение должности профессора, жили на Прудах. Затем Алеша улетел в Париж, а Катюша перебралась в родительский дом.
Шли годы, все острее ощущалась необходимость реформаторских или даже революционных изменений в советской империи. В стране назревал катаклизм, сотрясение основ, на которых зиждилось застойное социалистическое общество. Горбачев, став Генеральным секретарем, заговорил о конвергенции в условиях рыночного социализма, открыто предлагалось строить экономику страны, основываясь на достижениях не только социализма, но и капитализма. Начиналась перестройка, экономический смысл которой – максимальное использование человеческого фактора: таланта, инициативы, работоспособности человека. Был принят Закон о государственных предприятиях на основе полного хозрасчета и контроля совета трудовых коллективов. Реабилитирован Пастернак. Возобновилась реабилитация жертв политических процессов, создано общество «Мемориал»… Появилась надежда, а затем и уверенность, что не будет возврата к прежнему полицейскому государству, к бесконтрольному правлению страной КПСС и КГБ, что свобода слова станет для россиян нормой жизни, и Россия, став демократическим государством, войдет в мировую систему как полноправный член сообщества.
Конечно, превращение вчерашнего тоталитарного государства в демократическое – процесс длительный. Он может сопровождаться временными отступлениями назад, поисками наилучших решений, но все ради построения демократической, богатой и счастливой родины. Для этого все есть в государстве – и могучая промышленность, и богатые недра, и реки, и земля, много земли – от океана до океана.
Так размышлял Алексей Петрович Ларин по дороге в Шереметьево. Он направлялся в Нью-Йорк на конференцию. Приглашение в институт пришло слишком поздно, срок подачи докладов давно прошел, но было принято решение – лететь. И если не удастся сделать доклад в рамках повестки дня конференции, то можно выступить в прениях, побеседовать с коллегами в свободное время, наконец, послушать другие доклады, понять, чем живет научный мир Америки, установить полезные научные и деловые контакты. Открылся железный занавес, из России начался массовый отъезд граждан, а всего три-пять лет тому назад уехать навсегда из России в капиталистические страны было невозможно. Как быстро все стало меняться!
А Леночка впервые осталась одна в большой квартире на Прудах. Впрочем, с нею Зита. И конечно, будут навещать друзья.
Как только шасси «Боинга» коснулись земли, раздались аплодисменты пассажиров. Пока самолет подтягивался к месту стоянки, из иллюминатора Ларин наблюдал, как их соседом, где-то внизу, оказался маленький двухмоторный самолетик, из которого вышли двое пассажиров. К самолетику подбежал человек в униформе, толкавший перед собой тележку, на которую погрузил багаж из самолетика и быстро побежал за удаляющимися пассажирами, вошедшими в здание терминала.
В зале прилета стояли люди с плакатиками с фамилиями ожидаемых. Ларина встречал сотрудник «Амторга», с которым он обменялся визитными карточками – Денисов Александр Алексеевич.
Своего чемодана среди вещей Алексей Петрович не обнаружил, на что Александр Алексеевич отреагировал спокойно:– Ищут в вашем чемодане коммунистическую литературу для распространения в США. Не беспокойтесь, не первый раз. Сегодня же привезут в гостиницу чемодан, но с поломанным замком.
Он написал адрес гостиницы и багажную бирку пропавшего чемодана, передав дежурному по залу получения багажа, после чего они поехали в гостиницу «Веллингтон» в центральной части Нью-Йорка, на Манхэттене.
– Гостиница рядом с «Амторгом», в ней мы всегда бронируем номера для советских граждан.
Не успел Алексей Петрович осмотреться по сторонам, как в дверь постучали и внесли его чемодан, как и предсказывал Денисов, со сломанным замком.
– Будем надеяться, что они не украли сувенир, предназначенный для вас, – буханку черного хлеба. У вас на черный хлеб как будто дефицит?
– Точно, точно. Большое вам спасибо. Сегодня же соберем гостей и устроим торжественный обед с черным хлебом – каждому по кусочку, а корочки разыграем.
Два дня Денисов возил Алексея Петровича по Нью-Йорку, а на третий день отвез в аэропорт на самолет для перелета в Чикаго, где и должна была проходить конференция.
Летел Ларин вторым классом в полупустом самолете, покормили очень вкусно и обильно, и не успел он освоиться в полете, как объявили, что самолет идет на посадку. Аэропорт в Чикаго огромный, сориентироваться и разобраться, как доехать до отеля «Хилтон», где проходила конференция, было непросто. У Ларина еще с студенческих времен сложилось представление, что русским языком владеет значительная часть человечества. Его поездки в Польшу, Чехословакию, ГДР, Болгарию проходили без каких-либо затруднений в общении, даже в КНР его понимали многие инженеры.
И вот теперь, попав в США, уже в аэропорту он понял, что русский для американцев, как для него китайский. Впрочем, и французский они не знали – они говорили на своем родном и самом распространенном в мире языке – английском. Ларин стоял с разговорником в руках и на его обращения: «Hello, listen, please! Where is the “Hilton” hotel?» – никто не реагировал, или пожимали плечами, или бросали «sorry, sorry», пробегая мимо. Так продолжалось с полчаса, и он стал чувствовать себя крайне неловко, ему было стыдно, как будто он просил у спешащих куда-то людей что-то неприличное. Скорее всего, они его не понимали и он начал спрашивать, как попасть в отель «Хилтон» и по-французски, и по-русски. Вдруг возле него остановились двое, и один из них на ломаном русском сказал, что они едут в отель по соседству с «Chicago Hilton».
– Идемте, пан. Пару шагов, motor-car and little motor bus, понятно, поедет. Идем или идемте, так? Добре?
Ларин понял, что его выручают поляки.
– Пан, thank you, вы поляк? Sorry за мой вопрос.
Джентльмен посмотрел на Ларина с некоторым удивлением и тут же громко, может быть даже с восторгом или гордостью, воскликнул:
– No! I am not Polish! Я амэрикан, Я амэриканц, – и, поднял руку вверх, как бы подчеркивая важность своих слов.
Они шли рядом, и джентльмен c достоинством несколько раз повторял:
– Я амэрикан, я амэрикан.
– А я из России, Russian, пан, вы поняли?
– Yes.
И Ларин неожиданно для себя понял истину, очевидную для всех американцев: в своем национальном клубе или общине, или еще в какой-то общественной организации они поляки, греки, евреи, немцы, итальянцы, а наверху, на государственном уровне они – американцы, и, по-видимому, этим гордятся, во всяком случае те, кто преуспел на новой родине, или точнее – новой стране обитания.
«Хилтон» отличался от других отелей, как позднее узнал Алексей Петрович, своими большими размерами и меньшим числом звездочек, что, как правило, устраивало туристов и большую часть участников конференций благодаря умеренной плате за номер. Отель занимал целый квартал. В вестибюле сидели, стояли, говорили, звонили по телефону и распоряжались менеджеры, мелькали портье и прочая прислуга – одним словом, царила суета, в которой проглядывался порядок.