Техника Вальса

В 27 лет в результате осложнения звёздной болезни у неё начал гнить разум, речь идёт не о заболевании, а о интеллектуальной деградации под влиянием улетевшей в космос самооценки. Её идеалистические басни по логической структуре напоминали бред сектантских праведников, при этом реализм и прагматизм полностью отсутствовали, а аудитория походила на сектантов – лизаблюдов, лишённых чувства вкуса и интеллекта – маленькая идиократия, о которой так мечтал Вальс. При этом, потакание аудитории, способствовало усилению гниения её разума, который был уже не способен на сложные умозаключения, выдавая шаблонно-примитивно-водянисто-вонючую логически-фрагментарную гниль, которая выходила через незакрывающийся рот, вызывая невыносимую информационную вонь в округе. То, что умные люди считают вонью, для её сектантов – благодать. Наслушавшись их лести, она перестала стесняться своих слов, возомнив себя всезнайкой.

Кроме разума, гниение постепенно распространялось на другие отделы психики, в особенности на рассудок, что отражалось на поведении – оно становилось чрезмерно эпатажным, скандально-стервозным, надменным и заносчивым. Её главной особенностью были кривляния – скривление лица, его негативизация, они сочетались с псевдоинтеллектуальными ухмылками, которые не делали её умнее, напротив, в них проглядывались оттенки слабоумия, а разговаривала с повышенно-стервозной интонацией – её аудитория сектантов падала от этого на колени, а у умных людей лопались барабанные перепонки…

В конечном итоге гниение перешло и на лицо, оно быстро утратило молодость и привлекательность, став поношенным, даже Баба Яга казалась красоткой, по сравнению с журналисткой – всё это от вранья и алогичного бреда. Чтобы скрыть свою истинно-рожную сущность она прибегала к пластической и косметической магии, превращающей её гниющее черносливаподобное лицо в нечто человеческое, но не естественное, блестящее на свету, пластиковое. Лизаблюдская аудитория, привыкшая жить в иллюзии, не замечала фальши, наоборот не прекращала сыпать лестью, иллюзорно завышая стоимость дешёвки!

Вальс специально направил розовый луч на её рот, т.к. он понимал, что не стоит усиливать эффективность прибора, он тешил надежды, что луч заглушит её речевую активность, при это прибор действовал как всегда эффективно, трансформируя подсознание, создавая в нём сильное влечение, активируя инстинкты. Такое сильное влияние подсознания исказило сознание, заполнив его романтическими мыслями и образами Вальса. Она не могла рефлексировать эти чувства, сопротивляться им, и влюбилась по уши, превратившись в настоящую рабыню. Речь идёт не о тех вассальных отношениях, которые были у Вальса и Шарика, где последний зависим от первого с собранием возможности к независимости, а о полном переходе журнастервы под контроль обладателя прибора с минимальным осмыслением его действий и максимальным любовным подчинением. Он воспринимается как однозначный идеал во всём – мужской эталон, а его действия окрашены позитивными оттенками, даже если в реальности они объективно негативные, женщина с таким сильной активизацией подсознания не может относится к ним соответствующе.

Изменение сознание способствовало тому, что вся её жизнь утратила всякий смысл, любая мотивация дезактивирована, кроме мотивов, связанных с одним человеком – думаю, понятно о ком идёт речь. Она не могла думать о чём-то другом, кроме него, везде его образ – только он и никто, другие мысли, даже не связанные с половыми отношениями, просто вытеснялись из сознания. Она смотрела на стоящего в трусах дрища Вальса, он казался смесью супермена, бодибилдера, учёного и актёра фильмов для взрослых – самым соблазнительным мужчиной на планете земля. От ненависти до любви один шаг – точнее, одна нажатая кнопка на подаренном Дон Жуаном приборе! Такой красавчик! – думала она, – мне его послали высшие силы – самый элегантный и утончённый мужчина. Её выражение лица от высокомерия сменилось на сочетание застенчивости и влечения, на нём стал проявляться румяный оттенок.

Обладатель прибора не планировал проводить повторное техническое испытание – подопытная утка попалась случайно, нарушив не ведённый официально, но подразумеваемый закон империи Вальса – императора нельзя будить. Шарик – это знает, поэтому старается утром и вечером не шуметь. В план технических испытаний пришлось внести корректив – проверить работоспособность прибора на этой особе. Пока она находилась в романтическом замешательстве, её рот закрылся, а она пыталась осмыслить удар розовых чувств, её зимний взгляд стал весенним, потеплев, она касалась им Вальса, детально осматривая его торс, каждый находящийся там волос, каждую кожную складку, после перевела внимание на руки – худые, но деликатные.

У Вальса были длинные пальцы – символ глубокой внешней политики, они казались изящными, аккуратными, кожа на них была мягкая, а находящиеся на них светло-розоватые, коротко постриженные ногти воспринимались как инструмент ласки. Дальше взгляд мигрировал на ноги, они у него были мужественные, суровые, сильные коленки, как у древнегреческого гоплита. Между торсом и ногами находились доставшиеся Вальс от деда семейные трусы, сшитые коммунистически мотивированными рабочими на советской фабрике – качественные, белого цвета с непонятными маленькими рисунками в крапинку. Они казались ей очень статусными – как будто на нём одеты трусы мирового бренда, но самое волнующее в том, что они скрывают волшебство! Внимание прицепилось к небольшой дырке на боку, она казалась весьма привлекательной!

– Теперь ты будешь жить с нами! – сказал Вальс, поняв, что журналистка эмоционально созрела.

Она стоял на одном месте, ничего не ответила, сделав стеснительно-романтичное выражение лица, внутри радуясь каждому сказанному слову.

– Что ты стоишь, как не родная!? Проходи в зал, я отойду на 2 минуты, мне одеться надо – сказал Вальс, после его слов дама, немного волнуясь, начала медленно снимать плащ, повесив его на прибитый Шариком гвоздик, а затем стала медленно шагать по коридору, направляясь в зал. Зайдя в него, она припарковала свой задок на старый дедов диван, приняв неуверенную позу, сдвинув ноги, и ожидала Вальса, который тем временем одевался. В его отсутствие она жадно смотрела на дверь, из которой он должен появиться, желая увидеть его силуэт, и после того, как он пришёл, она успокоилась и приняла более расслабленную позу, и сразу же сказала:

– Ты такой необычный человек, скажи, как тебя зовут?

– Вальс! – гордой интонацией сказал он.

– Это имя такое?

– Да, такое вот имя, а тебя как зовут?

– Светлана

Вальс, услышав имя, подумал про себя:

– Света, света – звезда минь… ротовой работы!

– Знаешь Вальс, я не могу больше скрывать, кажется, я в тебя сильно влюблена, я никогда нечего такого не чувствовала к мужчине.

Вальс в душе обрадовался, т.к. было очевидно, что прибор опять его не подвёл, он идеально функционирует, и теперь она полностью в его власти. При этом он молчал и нечего не отвечал ей.

Услышав женские голос, учуяв запах дорогих духов, как собака на мясо, проснулся Шарик, в отличие от Вальса, он встал с ковра, на автопилоте оделся в домашнюю одежду, причесался, и как зомби-лунатик, протирая не открывающиеся от сна глаза, пошёл в зал… Зайдя в зал с авантюрно-заинтересованным выражением лица, он, открыв глаза, оцепенел, встал и замолчал, на лице проглядывалась гримасы удивления и озадаченности, после нескольких секунд молчания он спросил:

– А как она здесь очутилась?

Вальс, ухмыльнувшись спросил:

– Это твоя бывшая?

– Нет – это королева бездарного эфира, я смотрел её передачу, у неё там рот не закрывался – всякую чушь сочиняет.

Вальс сквозь смех сказал:

– Как мило! Ты как типичная домохозяйка смотришь ящик (телевиденье)? Делал это во время уборки пыли?

– Да, ты угадал. Но как она здесь очутилась?

У журналистики немного скривилось лицо, она не любила, когда её критикуют, т.к. считала себя примадонной, идеализируя свою гниль сознания, воспринимая свои интеллектуальные помои как манну небесную, подаренную избранным – её сектантам. А критикующий её Шарик казался дьяволом во плоти, она не понимала почему на него не действуют социальные иллюзии, сочетающиеся с кривыми умозаключениями, которые являются ядром её сектантских учений.