Технотьма Пароль: "Вечность"

Что это значит? Пять монет… каких? Не золота ведь?

— Пять гривен? — спросил я наобум, и старик кивнул.

Немой он, что ли?

— Ну, это ты загнул, батя.

Он глядел на меня, голова его мелко тряслась, и по морщинистому лицу невозможно было понять, о чём думает эта старая развалина. Может, у него вместо мозгов микропроцессор? Хотя, судя по руке, скорее древняя схема на лампах.

— Две, — сказал я. — Две гривны дам.

Хозяин покачал головой и с жужжанием согнул один палец.

— Четыре — слишком много, батя, — отрезал я и кивнул на стену лавки, обращённую к Соколиной реке. — В городе такой ствол за одну монету купить можно. Хорошо, дам три, но с тебя ещё патроны и корзина рыбы в придачу. Больше не проси, не согласен за три — ухожу.

Старик застыл, глядя мне за спину, я даже оглянулся, решив, что кто-то наблюдает за нами в окно, но оказалось, что хозяин просто думает. Наконец он отодвинул в сторону самострел и показал мне десять железных пальцев.

А это что значит?

Сообразив, я возмутился:

— Всего десять патронов к нему? Пятнадцать, не меньше!

Он показал ещё два пальца. Надо было спешить, и я кивнул:

— Ну ладно, двенадцать. Но ещё дашь мне ремень к ружью.

Пока я лазил в карман за деньгами, хозяин извлёк из-под прилавка цинковую коробку, открыл её и стал вытаскивать патроны. Отсчитав двенадцать штук, сграбастал выложенные мною на прилавок монеты, внимательно осмотрел, поднося близко к глазам, попробовал каждую на зуб. Достал из ящика ремешок с железными карабинчиками на концах. Прицепив его к оружию, я зарядил обойму. Старик тут же опять взялся за самострел, не поднимая его с прилавка, повернул стволом в мою сторону. Сунув оставшиеся патроны в карман куртки, я сказал:

— Готово, батя. Ухожу.

Киборг молча глядел на меня. Монеты уже куда-то исчезли.

Повесив ружьё на плечо, я взял с пола корзину с рыбой и добавил:

— Не целься мне в спину. Или мне задом к двери пятиться, чтобы тебя видеть?

Он ещё некоторое время сидел не шевелясь, потом медленно стащил самострел с прилавка, сунул оружие куда-то на полку внизу. Я направился к двери, прислушиваясь, не скрипнут ли позади механические руки, если хозяин лавки попытается опять вытащить самострел.

Но там было тихо — и я вышел под звёздное небо. Чак маялся на середине мостка, переминаясь с ноги на ногу, а вот Юны видно не было. Мне казалось, что из-за медлительности хозяина покупка карабина заняла много времени и они уже поджидают меня, недовольные, что я так задержался…

— Ну, сколько можно? — зашипел карлик, когда я подошёл. — Медведковские совсем близко уж! Что ты, что девка твоя…

— Хозяин лавки — киборг, да ещё немой, — пояснил я. — Откуда он тут взялся?

— Киборг… — Слово его не удивило. — Ну да, всякую механику к людям в Вертикальном городе умеют пришивать.

— Что это за город ещё?

Чак махнул рукой:

— Говорят, где-то в горах он, на Урале. Уже давно его от нас некроз отрезал. Теперь только небоходы туда добраться могут, но они никому ничего не рассказывают о городе. Ладно, ты что купил? — Он оглядел карабин и кивнул: — Годится, нормальный ствол. Отдай мне пистолет.

Я протянул ему оружие Луки Стидича, и карлик добавил:

— А ну пошли к той лавке. Что-то мне это не нравится — почему девица не выходит? Идём, только тихо, надо проверить, что внутри.

— Ты вторым иди, — сказал я. — Может, пистолет после воды не стреляет.

Подняв карабин, я зашагал к лавке люберецких кормильцев. На решётке прислушался — в доме вроде тихо. Из окошка льётся свет, но совсем уж приглушённый, будто оно закрыто занавеской. Чак замер на мостке, сжимая пистолет обеими руками, и я кивнул ему. Он бесшумно подбежал, я встал с одной стороны окошка, он с другой, и мы заглянули внутрь.

Там была фанера. Но не вплотную, то есть её не прибили к раме изнутри — с боков и сверху проникал свет.

Чак поманил меня, я нагнулся, и он прошептал:

— К окну шкаф придвинули.

— Чтоб не видно было, что внутри происходит, — так же тихо ответил я. — Пока меня ждал, ничего не слышал с этой стороны?

Он покачал головой:

— Вверху дрались опять, орали, даже если б тут что-то и было, не услышал бы.

— Надо входить. — Я шагнул к двери, но он вцепился мне в штаны. — А что ещё делать?

Чак показал куда-то за лавку.

— Что там? — Я выглянул из-за угла в сторону Соколиной реки.

В посёлке стало темнее, большинство огней погасли, но на колесе они ещё горели, отблески лежали на речных волнах. Только поэтому мы и увидели катер — большой, с широким носом и двумя выключёнными прожекторами. Между ними суетились люди, стаскивали брезент с какой-то приземистой установки. На крыше надстройки посреди палубы горела красная фара.

— Монахи, — шёпотом пояснил Чак. — Надо быстро спускаться и по мосткам к берегу бежать. Крикнуть им, что мы здесь.

— А если отсюда крикнуть?

— Местных всполошим. Да что ж там с подругой твоей приключилось? Так, давай в эту хибару входить побыстрее. Ты первый, я прикрою.

Отойдя от стены, он задрал голову, оглядел край низкой крыши. Шагнул к окну и зачем-то провёл пальцами по раме.

Я перекинул ремень карабина через голову, прижав приклад к левому боку, направил вперёд ствол, встал перед дверью и оглянулся на Чака. Он кивнул. Я собрался ударить ногой по двери… и передумал. Ведь именно этого и ждут те, кто затаился внутри. Что с Юной — непонятно, но они могут не выпускать её, сидеть там тихо, дожидаясь, пока в лавку сунутся те, кто пришёл сюда с девчонкой. А как ещё объяснить эту тишину и придвинутый к окну шкаф? Наверное, в лавке есть приёмник, хозяева услышали объявление Южного братства, и когда вошла Юна, решили подзаработать.

Теперь они ждут, что мы вломимся в дверь.

Повернувшись к Чаку, я показал стволом на окно. Он нахмурился, соображая. Кивнул, ножом бесшумно срезал с окна плёнку и отошёл.

Я заглянул внутрь, почти прижавшись лбом к фанере. Края шкафа видны с обеих сторон, да и сверху тоже — он совсем неширокий и низкий. То есть лёгкий, я опрокину его ударом.

Из-за лавки мы не видели катера. Лучи прожекторов скользили по посёлку, потом оба погасли, осталась гореть только красная фара. Голоса внизу и на колесе звучали всё громче, мостки скрипели под ногами рыбарей.