Технотьма Пароль: "Вечность"

— Если у них будет работать мотор, не услышат, — возразил я. — А он будет работать, они ж против течения сюда пойдут.

— Значит, смастерим плот какой из веток, — отмахнулся карлик. — Это нас потом волновать будет, а сейчас надо поворачивать, потому что течение прямиком к реке, то есть к рыбарям нас несёт, плюс мотор туда же…

Он замолчал. Мы все замолчали. Наступила тишина.

И в тишине этой стало ясно, что мотор баркаса тоже молчит.

Причём я даже не заметил, когда он отключился.

 * * *

— Смотрите, что я нашла в тумбе. Лежала в глубине. — Обойдя рубку, Юна Гало показала нам деревянную подзорную трубу. По корпусу шла широкая трещина, залитая прозрачной смолой.

Мы с Чаком сидели у ограждения на носу, разглядывая посёлок рыбарей. Над крышами домов, соединённых плавучими мостками, крутились ветряки, в центре высилось колесо обозрения.

— Чак, как там наш ствол?

Пробурчав что-то, он ушёл на корму, где мы разложили на просушку патроны и пистолет. Я взял у Юны трубу.

То, что издалека напоминало клубки омелы, оказалось постройками рыбарей. Они приспособили к колесу свои домики из досок, фанеры и жести, используя вместо фундаментов железные люльки, в которые когда-то садились граждане, желавшие обозреть Измайловский лесопарк с высоты. Домики будто скворечники облепили конструкцию, примерно на четверть ушедшую в воду. В окошках горел свет, между постройками тянулись верёвочные лестницы и гибкие, качающиеся на ветру мостки.

Я опустил трубу. Мы подплывали к посёлку с востока, и колесо высилось точно на фоне закатного солнца — силуэт казался аппликацией из чёрной бумаги, наклеенной на большой бледно-розовый круг.

Ниже в вечерней тени прятались свайные домики. Между ними изгибались ряды торчащих из дна палок, к которым крепились сети. Там был настоящий лабиринт, по такому можно пройти, только если знаешь фарватер. А если не знаешь, надо швартоваться на этой стороне посёлка и идти по нему пешком.

Подбежал Чак. Сунув мне пистолет, выхватил из рук трубу и поспешил назад, на корму.

— Что ты увидел? — спросила Юна, но карлик не ответил, и девушка пошла за ним.

Я оглядел пистолет, достал один патрон… Чёрт знает, будет стрелять или нет. Вроде всё просохло, но порох может не вспыхнуть.

Течение медленно несло нас к посёлку рыбарей, озарённому светом электрических и масляных ламп, свечами и факелами. Дул сильный ровный ветер, с тихим гудением вращались ветряки, слышались голоса, детский смех и плач. Прямо по курсу, наискось от скопища домиков, в нашу сторону отходил длинный причал. Слева от него перед приземистой фанерной развалюхой на краю настила сидела женщина и стирала бельё, которое доставала из большой корзины, стоящей рядом. У открытой двери устроившийся в кресле-качалке мужчина точил длинный кривой клинок, похожий на лезвие косы. У ног его ползали двое детей.

Чак с Юной подошли ко мне.

— Что? — спросил я, не оборачиваясь.

— За нами плывёт большой плот, — сказала Юна.

— Далеко?

— Да, — ответил карлик. Присев у ограждения, он положил трубу и уставился на посёлок впереди. — Не видно толком, кто на нём. Хотя и так ясно, что медведковские. Много их там, вёслами гребут. И вроде синее что-то маячит… То есть френч старшины из Южного братства.

— Пусть плывут, всё равно мы уже почти в посёлке, — сказал я.

Рыбари занимались своими делами внутри домов, ходили по мосткам, кто-то чинил сеть, несколько человек конопатили лодку посреди квадратной пристани.

Юна спросила:

— А если они набросятся, как только причалим?

— Вроде местные на нас не очень пялятся, — проворчал Чак. — Либо пока никто не услышал, что за нас награда назначена, либо не сообразили ещё, что это мы и есть. А то б сбежались уже, гам бы подняли… Значит, причаливаем тихо, идём через посёлок на ту сторону. Вернее — наискось так идём, чтоб к берегу выйти. А потом как и хотели: вдоль берега Соколиной чуток дальше отходим и там тихо ждём, пока катер подвалит. Он вот-вот здесь должен быть.

— А медведковские? — уточнил я.

— Они не прямо сейчас к посёлку подгребут. Время есть.

— Но когда подгребут — увидят баркас и поймут, что мы где-то тут. Оставят плот, перейдут посёлок, разделятся и станут прочесывать берег.

— Я надеюсь, катер монахов доплывёт сюда раньше, — сказала Юна. — Если он вышел сразу после того, как я связалась с Храмом, то уже должен быть совсем рядом.

— Ну хорошо, но как нам пристать? Ни весла нет, ни…

— Эй! — донеслось со стороны посёлка.

Нас несло к самой середине косо выступающего в воду причала. Перед ним торчали концы палок, воткнутых в дно, между палками тянулась верёвка, украшенная клочками пёстрой ткани, трепыхавшимися на ветру. От неё в воду уходили верёвки потоньше.

На конце причала сидел, свесив ноги, костлявый парень в закатанных до колен штанах и косынке на голове. В одной руке он держал кривой тесак из лезвия косы, в другой шест с крюком на конце. Наверное, им рыбарь мог приподнимать участки сети между палками, чтобы проверить, есть ли улов.

— Куда прётесь? — спросил парень хрипло.

— Знаменитое рыбарское гостеприимство, — пробормотал Чак. — И знаменитые рыбарские кривые ножи для потрошения вьюнов… Которыми также очень сподручно потрошить человеческое брюхо.

— У нас заглох двигатель, — громко сказал я. — Помоги причалить.

— Помо-очь… — протянул он. — С чего мне помогать?

— Иначе баркас сломает палки и порвет твою сеть, — пояснил я.

Рыбарь кивнул:

— Точно, отдадите мне свою скорлупу за это. И свою шлюху.

— Шлюху? — холодно повторила Юна Гало и огляделась. — Я не вижу тут ни твоей матери, ни сестры. Кого ты имеешь в виду?

Рыбарь сплюнул в воду. Перехватив поудобнее тесак, положил шест и подобрал ноги, готовый вскочить. Мы были уже совсем близко — ещё немного, и широкий нос посудины начнёт сминать сети. Я быстро огляделся. Людей вокруг много, но рядом никого, ближе всех женщина с бельём, слишком занятая стиркой, чтобы обращать на нас внимание, и мужчина в кресле-качалке… но он вроде заснул. Ещё дети ползают, но они совсем маленькие.