Текущая реальность
Шрифт:
Скоро и сама Эрна освоилась с применением насилия. Летом 1940 года, возвращаясь из поездки за покупками в Данциг, она увидела небольшую группу почти голых польских детишек, жавшихся друг к другу на обочине дороги. Эрна остановила повозку, успокоила шестерых испуганных детей и отвезла их домой, где покормила и стала ждать возвращения мужа. Тот запаздывал, и тогда она взяла дело в свои руки. Прихватив с собой старый револьвер, полученный от отца в качестве прощального подарка, Эрна Петри отвела малышей к ямам в роще, где, как она знала, расстреливали и закапывали местных туземцев. Затем выстроила
Позже она рассказывала, что после убийства первых двух остальные «начали плакать», но «не громко, они просто хныкали»…»153.
Не выдержав, командир экипажа вскричал:
– Halt die Fotze, Scheisskerl 154!
Он выхватил из рук бледного как перед расстрелом бортстрелка «Ленинское знамя», скомкал его и бросил в имевшуюся в углу урну, не забыв дать определение автору и тому, что с его слов напечатано в печатном органе Киевского военного округа:
– Этот фельдфебель – Schwanzlutscher155! А его «Польский дневник» - Scheisse156!
С обер-лейтенантом никто спорить не стал, и на некоторое время в их узилище установилась угрюмая тишина… Прикуривая одну за другой трясущимися руками, они курили отличные болгарские сигареты и молчали, стараясь не глядеть друг на друга. Но вскоре экипаж «Дорнье» заинтересовало то, что происходило на аэродроме.
Из окна они могли наблюдать как суетливо копошащиеся как муравьи красноармейцы, вручную оттолкали их «карандаш» в сторонку, а затем заботливо накрыли его маскировочными сетями.
***
Ожидание длилось достаточно долго. Экипаж успели несколько раз выводить «по нужде» в довольно приличный европейский – видимо доставшийся большевикам от поляков туалет, а не а деревянный сортир - где бы воняло большевистским дерьмом и хлоркой. И, один раз в столовую – где под плакатом «Слава советским лётчикам!» и портретом Сталина на стене, накормили на вид непритязательной - но на поверку оказавшейся вкусной и сытной едой.
Где-то через пять-шесть часов после начала их приключений, на аэродроме приземлился двухмоторный самолёт (который опознали как американский «Дуглас»), из которого вышли две группы людей. Одна тут же направилась к «Дорнье», другая в сторону здания, где томился запертый в Ленинской комнате его экипаж.
На вскоре произошедшем допросе, германские лётчики придерживаясь прежней «легенды» объяснили, что они недавно закончили авиашколу, перегоняли бомбардировщик из Варшавы в Бухарест, потеряли ориентировку, и…
И вот они здесь.
Ведущий допрос Чекист - представившейся очень трудно произносимой и поэтому не запомнившейся русской фамилией, полностью опроверг их мнение об «комиссарах из ОГПУ». Он был явно не был евреем, молод, вежлив, даже в форме выглядел по-европейски и достаточно хорошо владел германским языком… Хотя ему явно не хватало разговорной практики и он на всю катушку пользовался подвернувшимся случаем.
Вот только странно, что Чекист даже ничего не записывал, только время от времени кивал головой. Казалось, он не
допрашивал – так как и сам всё прекрасно знал про них, а только тянул время.С происшествия разговор плавно перешёл на посторонние темы: о службе, о семье, о житие-бытие в Третьем Рейхе. Германские лётчики с удивлением узнали, что совсем недавно Чекист был студентом четвёртого курса главного русского университета – Московского государственного (МГУ):
– Международного факультета МГУ. Ещё б немного и, я бы мог стать дипломатом, но…
Чекист развёл руками:
– …Но пришлось стать чекистом. Родина приказала… Понимаете?
Весь экипаж согласно закивал головами:
– «Vaterland»? Oh ja, ja… Wir verstehen.
***
Так в беседах «обо всём и, ни про что» прошло как бы не ещё часа два… Пока наконец после телефонного звонка, чекист встал, подошёл к окну и жестом подозвал всех четверых. Когда те подошли, спросил:
– Что видите?
– Пожар.
– Правильно, это пожар. И не просто пожар…
Чекист поднял палец вверх:
– …И не просто пожар, а пожар(!) на взлётно-посадочной полосе.
После недолгого молчания, он спросил:
– Что горит?
Переглянувшись, все четверо германцев недоумённо пожали плечами.
Чекист, тоном сделавшего важное открытие учёного:
– Это горит ваш самолёт.
Германские лётчики с изумлением уставились на стоянку неподалёку и, возмущённо кипешнули:
– Да нет, же! Наш самолёт вон там – цел и невредим!
Вокруг и внутри их «Дорнье», уже во всю хозяйничали прилетевшие на «Дугласе» советские специалисты.
Чекист твёрдо, как будто давая ответ на «дважды два» из таблицы умножения:
– Ваш самолёт разбился и сгорел при посадке на взлётно-посадочную полосу, на которой производился ремонт.
С округлёнными от удивления глазами, пожав плечами:
– И как только пилот не заметил это? Das ist fantastisch!
Через какое-то время придя в себя, командир экипажа штурман обер-лейтенант Август Вульфмайер твёрдым голосом заявил:
– Требуем немедленно вызвать германского консула!
Чекист изумлённо на него уставился:
– Кто требует?
– Мы, требуем!
Тот, смотря на германского офицера, как на пустое место:
– Кто это «мы»?
– Экипаж самолёта.
Чекист насмешливо:
– Экипаж самолёта в данный момент горит-догорает вместе с машиной и ничего требовать не может! Когда догорит, его останки и кое-какие «железяки» от самолёта с номерами, будут переданы германскому консулу вместе с самыми искренними соболезнованиями…
Помолчав:
– …А ваш статус, точнее сама судьба - будет всецело зависеть от линии вашего дальнейшего поведения.
Обер-лейтенант попытался качать права:
– Между нашими странами подписан «Пакт о…».
Чекист его бесцеремонно и грубо перебил (и куда делась его европейская сдержанность и вежливость?!):
– «Пакт» был подписан дипломатами. А мы с вами – военные! И мало того, мы с вами принадлежим к военной разведке. Объяснить Вам разницу между разведчиком и дипломатом? Или, Вы её сами понимаете?
Оценив произведённое впечатление, Чекист достал из портфеля письменные принадлежности и сложив как примерный ученик на столе руки, задал первый вопрос: