Телегония, или Эффект первого самца

Цепочка исчезновений началась с Лили? Но с кого-то она должна была начаться! И Платон действительно мог переживать настолько, что решил сам искать исчезнувшую невесту. Опять же, нет ничего удивительного в том, что похитили соседей женщин, к которым я приехала. Для этого вовсе не нужна была наводка Платона. Телеграмму Ромашову Платон послал, чтобы хоть как-то сдвинуть с мертвой точки это глухое дело. А роддом вполне мог загореться от неисправной проводки.

Но самое главное: если Вадим прав, почему я до сих пор жива? У Платона была масса возможностей незаметно убить или похитить меня, но я до сих пор цела и невредима.

На этой светлой мысли я почувствовала, что веки наливаются свинцовой тяжестью и я стремительно лечу куда-то вниз, в кромешную мглу.

Но в этой мгле я была не одна. То вблизи, то вдали раздавалось тяжелое быстрое дыхание и мутными огоньками светились чьи-то желтые глаза. А потом со мной заговорила Надежда. Как и прежде, я не видела ее лица. Глухой, словно механический голос раздавался откуда-то сверху, и оттого было еще страшнее:

– Песочные часы уже перевернуты. Твое время истекает, Вероника. Тебе надо вернуться в прошлое и повернуть поток вспять. Но времени мало, оно закончилось еще вчера. У тебя осталась последняя попытка.

Глава 28

Вернувшиеся после грандиозной перетряски города опера были на взводе. В больницах, поликлиниках и разных офисах маленького городка у них было полно знакомых, и те отнюдь не пришли в восторг от обысков.

Я нехотя встала с кушетки и отправилась наверх, в кабинет начальства. Надо бы позвонить домой, узнать, как чувствуют себя дети. Майор Федотов охотно разрешил позвонить и даже деликатно куда-то вышел. Я думала поговорить с няней и сыновьями, но трубку взял Роман.

– Рома, привет! Как дети? – осторожно спросила я.

– Все хорошо, – сухо ответил он, – все здоровы.

– Рома, я… – Я запнулась, не зная, что сказать.

– Я все понял, Ника, – грустно сказал Рома. – Ты никак не можешь принять решение, и я тебя не виню. Это мужское дело. Я завтра подаю на развод. Условия обсудим, когда приедешь.

– Да, Рома… – только и смогла выдавить я. Секунду подумала и нажала на рычаг, чтобы не успеть разрыдаться в трубку.

Ну что же, мужа у меня больше нет. Я брошенная женщина… или, наоборот, свободная? Разберусь позже, пока передо мной стоит задача-минимум – остаться в живых. Похоже, в этом городке мне даже этого никто не гарантирует. Я спустилась вниз, прошла в комнатку, где собрался весь состав отделения, и тихо встала в уголке.

– Моя девчонка сказала, что видеть меня больше не хочет! – эмоционально кричал Миша. – С главным чуть инфаркт не случился после нашего визита.

– Это с Антоном Семеновичем инфаркт? – заинтересовался Вадим.

– С ним, с кем же еще? – горячился Миша. – Маринка сказала, что теперь понимает, что не зря подружки ее отговаривали с ментом встречаться. Мол, мы не люди, а звери дикие, даже хуже!

– Да ладно тебе, будто мы для развлечения людей пугаем, – поморщился Платон.

– Ох, из-за ваших обысков даже не успел на изъятые почки взглянуть, – по-стариковски вздохнул Кирилл Петрович.

– Завтра взглянете, что изменится? – заметил майор. – И вообще, отставить истерику! С утра начальство из области приезжает, а тут полный бардак. Слушай мою команду! Всем разойтись по своим местам и привести в порядок бумаги. Затем в отделении остаются лишь те, кто сегодня дежурит, а остальные отправляются домой спать. Утром нам всем предстоит большая встряска.

Собравшиеся опера начали потихоньку расползаться по кабинетам. Платон повернулся ко мне:

– Ну что, в гостиницу?

Я невольно вздрогнула. В номере мы останемся вдвоем, Платону снова захочется любви и ласки, а я… А я не знаю, соглашаться мне или отказать. Конечно, я могу оттолкнуть его, восстановить дистанцию, но… Не пожалею ли я потом об этом? Мне нужно время, ну хоть совсем немного, чтобы что-то решить. Но времени нет, оно утекает сквозь пальцы. Песочные часы перевернуты, Вероника. У тебя осталась последняя попытка.

Я потрясла головой, стараясь отогнать внезапно всплывшие остатки неприятного сна. Надо срочно на что-то решиться… К нам подошел слоняющийся без дела Вадим и тоже вопросительно уставился на меня.

– А может, сходим в кафе, поужинаем? – робко уцепилась я за последнюю соломинку. Впрочем, после этих слов мне действительно захотелось есть. Интересно, что еще должно произойти, чтобы я полностью лишилась аппетита?

– Отличная идея! – обрадовался Вадим. Спать ему явно не хотелось, и перспектива отправиться немедленно в гостиничный номер энтузиазма не вызывала.

– Можно, – нехотя согласился Платон. – Давайте там же, в гостинице, сходим в бар. Уже десять вечера, в городе только он и работает круглосуточно.

Против бара возражений ни у кого не было. Мы быстро доехали до гостиницы и уселись за уютный столик в приятном полумраке. Ели вкусные бутерброды с семгой и красной икрой, болтали, Вадим сыпал анекдотами и рассказывал новости из жизни российской поющей поп-тусовки. Казалось, он забыл о своих подозрениях в адрес Платона, так как держался вполне дружелюбно.

Прошел час, другой, очередная порция бутербродов исчезла в наших желудках, мои глаза снова начали смыкаться, но я все не подавала сигнала к отступлению. Мелькнула спасительная мысль – если просидеть тут часов до двух ночи, даже Платон захочет спать и ему будет уже не до нежностей. Надо потерпеть еще совсем немного.

Еще через час вид у Платона стал осоловевший и даже Вадим слегка погрустнел. Он с надеждой посматривал на меня и довольно прозрачно намекал, что женская красота очень зависит от полноценного сна. И потому ему больно смотреть, как я гроблю свою прекрасную внешность бодрствованием. Эти намеки меня здорово разозлили, и сон сразу прошел. Уже из вредности я поудобнее расположилась в кресле и заказала еще порцию бутербродов. Вот поем от души, и отправимся на боковую. А пока пусть потерпят, сони.

Внезапно раздался резкий телефонный звонок. Платон слегка вздрогнул, выходя из полудремы, и схватился за телефон. Я невольно взглянула на подсвеченные настенные часы, висевшие возле стойки бара. Половина второго, однако! Кому ж это не спится?

– Слушаю! – рявкнул Платон и тут же притих.

Даже в полутьме было видно, как сильно он побледнел. Рука судорожно сжала маленький аппарат, дыхание стало шумным и каким-то прерывистым. Мы с Вадимом в изумлении уставились на него.