Телеграмма из Москвы
Шрифт:
– - Так это же конь!
– - А почему ты говоришь, что он запил?
– - Это я говорю.
– - Кто -- я? Почему сивый пьянствует?
– - Нет у нас сивого. У нас -- Матюкин.
– - А кто ногу сломал?
– - Сивый!
– - А у нас из строя транспорт выбыл!
– - Кто говорит?
– - Утюгов.
– - Который Утюгов?
– - Нет у нас Утюгова. У нас -- Матюкин!
– - Стой, не с тобой говорю! Стойте все! Молчать!
– - заорал выведеннный из себя Столбышев.
– - Всем мобилизовать старых и малых, школьников и все, что движется. Нажимайте! Не давайте никому
Ночью полил дождь. Спотыкаясь в кромешней темноте о кочки, промокшие до последней нитки колхозники на ощупь косили пшеницу и рожь. Кто-то кого-то впотьмах задел по ноге косой и раскроил ее до кости. Кто-то сам себя резанул серпом. Где-то свалилась груженая снопами телега с лошадьми в обрыв. Беременная колхозница, выгнанная в поле, тут же и рожала. Над районом стояли стон, ругательства, окрики уполномоченных, особоуполномоченных. Казалось, что или весь мир сошел с ума, или наступает страшный суд.
Под утро дождь перестал лить, и чуть только забрезжил мокрый рассвет, половину колхозников сняли с уборочной и бросили на ловлю воробья. Изнеможенные ночной работой люди двигались, как сонные мухи.
– - Хватай!
– - толкал под руку колхозника уполномоченный, и воробей порхал в сторону. Если уполномоченный не толкал под руку, то измученный колхозник и не думал хватать.
– - Ты что стоишь? Лови!
– - Иди ты!
– - мрачно отвечал колхозник уполномоченному, а тот уже маячил около другого:
– - Лови, тебе говорю!
Днем все районное начальство было потрясено неожиданным событием: Мирон Сечкин поймал и доставил в целости на приемный пункт сорок шесть воробьев. Рекорд "знатного воробьелова" Сучкиной был перебит. Столбышев вначале даже растерялся и, вызвав к себе Сечкина, стал его упрекать:
– - Нехорошо, того этого, товарищ Сечкин, подрывать авторитет партийных органов!
– - Почему?
– - удивился Сечкин.
– - Ведь вы же сами все время призывали всех перекрыть рекорд Сучкиной!
– - Так то так, -- согласился Столбышев, -- но вы же не маленький и понимаете, что рекорд, так сказать, должен быть организованным, в нем должна быть вдохновляющая роль партии...
– - А вы возьмите и напишите, что целый день меня вдохновляли...
– - Мда... Правильный оргвывод и честное отношение к делу, -- успокоился Столбышев.
Сечкин вышел из кабинета секретаря райкома и, не в силах от радости удержать себя, бросился бегом к воробьехранилищу.
– - Ну, вот и подложили свинью Соньке-рябой, -- еще с хода кричал он деду Евсигнею, который со старой берданкой в руках охранял воробьехранилище.
– - Ну, и слава Богу, -- обрадовался дед.
– - Не видать теперь паразитке ордена, как ушей своих!..
Все же, Столбышеву, наверное, тяжело было переживать поражение выпестованной им "героини воробьеловства", потому что он пошел к Соньке-рябой, разбудил ее и, глядя на опухшее от сна лицо ее, пробурчал:
– - Почиваешь, так сказать, на лаврах, на данном этапе?
– - А чаво?
– - огрызнулась Сонька.
– - Я поработала, тяперича пусть другие работают!
– - Поработала, говоришь?
– - возвысил голос Столбышев.
– -
Сонька-рябая, не понимая причины раздражения секретаря райкома, замигала белыми ресницами и неуверенным тоном спросила: -
– - Разоблачили кого-нибудь из вождей?..
– - Я тебе покажу "разоблачили"!!!
– - грозно, но с отеческими нотками в голосе прокричал Столбышев.
– - Иди, лови, а не то, так сказать, я за успехи не ручаюсь!!!
Но без специальных тепличных условий, без многочисленных помощников, "знатный воробьелов" выполнила не рекордную, а простую норму улова точно на ноль процентов и столько же десятых. Звезда Соньки Сучкиной закатилась, -конечно, "не насовсем", но на поприще воробьеловства она не могла уже пожать почести, ордена и прочее, что ранее сыпалось на нее из рога партийного изобилия.
Тем временем Мирон Сечкин с помощью Евсигнея готовил еще больший рекорд на следующий день.
Дед Евсигней держал отогнутую от задней стены воробьехранилища доску, а Сечкин, подставив к образовавшейся дыре сетку, длинной палкой шарил внутри помещения.
– - Давай, давай! Ловись и большие, и маленькие!..
– - Смотри, Мирон, еще орден получишь!
– - На кой он мне? Да и не дадут. Если бы рекорд готовился райкомом, тогда -- другое дело. Ну, хватит. Отпущай доску. Они нас обманывают, а мы -их!..
На следующий день, как то и бывает при всех штурмах, Орешники украсились плакатами, лозунгами, диаграммами. Десятки людей, спасаясь от работы в поле, писали, рисовали, придумывали тексты.
– - Кто, того этого, скажет, что мы не мобилизовали все силы на выполнение плана?
– - спрашивал Столбышев сам себя, разглядывая украшенные стены и заборы.
– - Надо, так сказать, в отчете упомянуть о высоком уровне организационных мероприятий. "Поднять воробья на недосягаемую высоту", -прочел он один из лозунгов и прищелкнул языком: -- Правильно!
Мимо него по улице два комсомольца прогнали табун школьников младших классов.
– - Грузить снопы будем, -- на ходу рапортовал один из погонщиков.
– - Правильно! Того этого, нажимай на них! Пусть привыкают к труду.
Столбышев круто повернулся и, заложив руки за спину, пошел к райкому.
У райкома стоял грузовик, полный людей в городской одежде.
– - Вот, из области прислали на подмогу, -- доложил Матюков.
– - Опять, того этого, акушерские курсы?
– - Нет, музыканты. Эй, скрипка! Пойди сюда...
С грузовика спрыгнул худой, как щепка, человек лет двадцати и, поправляя на ходу очки, подошел к Столбышеву.
– - Мы -- студенты областной консерватории имени Чайковского, --! начал он робко.
– - Мобилизовали нас на уборочную. Только, пожалуйста, нам полегче работу. Мы все скрипачи. Знаете, пальцы надо беречь...
– - Матюков! Ты, того этого, косить их пошли!
– - Пальцы, понимаете?..
– - Что мне -- пальцы?
– - перебил Столбышев.
– - Мне уборочную проводить надо. Разгружайтесь и айда!.. Тоже мне помощники...
– - Столбышев с головы до ног окинул студента презрительным взглядом..