Телепат

Лукас нахмурился.

— В одну секунду я растерянная восемнадцатилетняя девчонка, отчаянно пытающаяся сослужить пользу улью, а в следующую — я Меган, тоскующая по своему мужу и детям, которых нам уже не суждено иметь. Разумеется, у меня случился шок! Меган о таком не предупреждала!

Лукас чуть помедлил с ответом.

— Ты была Меган? Чувствовала ее эмоции столь сильно, что идентифицировала себя с нею?

— Да. И это не походило на чтение предозвученных мыслей. Следующие два слоя тоже словесные, но когда я достигла четвертого и пятого, на меня обрушились ее эмоции.

— Четвертый и пятый?

— Уровни мыслей, — пояснила я. — Они ведь многослойные. Количество слоев меняется в зависимости от человека и ситуации. У большинства людей их максимум пять между предозвученным и чистым подсознанием, у тебя я вообще видела все пятнадцать, но даже твое подсознание не так… аморфно, как у других. Я особо не лезу в подсознание. Там внизу кипят дикие чувства. И не только сексуального характера.

— Ты спускаешься до подсознания? — Лукас наклонился вперед, темные глаза восторженно расширились. — Кит едва читает уровень ниже предозвученного. Остальные истинные телепаты могут нырнуть чуть дальше. Мне говорили, Сапфир спускается на три полных уровня ниже предозвученного, но и близко не дотягивает до твоего описания. Ни один из них не погружается вот так в чужие эмоции.

— У них по-другому? — поразилась я. — А они чувствуют боль?

Лукас кивнул:

— Полагаю, боль пронзает все уровни. Ты можешь меня сейчас прочитать? Рассказать, что происходит на разных слоях моего разума?

— Я не в настроении читать людей.

Он тут же остудил собственное рвение:

— Извини. Эгоистичное любопытство. Важный момент… — Лукас осекся. — И снова прости. Я должен использовать все слова. Суть в том, что ты читаешь разумы намного глубже, чем другие телепаты, и сталкиваешься с эмоциями. Вопрос. Ты теперь больше не оплакиваешь Дина?

Я покачала головой:

— Горе схлынуло через несколько часов, но эффект от испытанного… Сложно подобрать слова, чтобы объяснить.

— Вроде усвоения опыта?

Я скривилась:

— Да.

— И ты испытываешь это каждый раз, читая Меган?

— Нет, я стараюсь не погружаться глубоко в ее разум. Хотя порой, по ошибке, такое случается. Либо я по небрежности проваливаюсь, или тот уровень мыслей, на котором я нахожусь, резко сливается с другим, поглубже. И там вспыхивает горе, но я стараюсь от него закрыться.

— Как ты это делаешь?

Я беспомощно взмахнула руками:

— Сложно объяснить. Будто опускаю ментальные занавески, чтобы заблокировать телепатию, вот только занавески эти сделаны из сети. Я по-прежнему вижу мысли и эмоции Меган, но намного тусклее.

— Значит, после того первого случая, ты больше не чувствовала себя Меган и не испытывала ее эмоции как собственные. А что с остальными? Когда ты впервые читала меня, на что это было похоже?

Я умудрилась улыбнуться, вспоминая тот момент.

— Тебя переполняло дикое, нервное возбуждение. Я поймала эти эмоции, но никогда не чувствовала себя тобой. Отчетливо помнила, что я лишь сторонний наблюдатель, поскольку не поспевала за бешеным потоком мыслей.

— Мне было о чем подумать в тот день, — улыбнулся в ответ Лукас. — А как насчет остальных? Эта твоя блокировка помогает?

— По большей части да, но когда встречается нечто неожиданное, вроде… — Я умолкла.

— Ну? — подтолкнул Лукас.

Я подумала о том, как впервые оказалась в голове Адики, когда он смотрел на Меган. И постаралась очень аккуратно подобрать слова:

— Находиться в мужском сознании, когда мужчина видит женщину, это… порою тяжело.

Лукас моргнул и вдруг улыбнулся:

— Мужской сексуальный отклик?

Я кивнула:

— Эмоции перепрыгивают на целый слой или даже два и могут застать врасплох. Чувствовать такое по отношению к кому-то, к кому обычно не испытываешь влечения, это…

— Дезориентирует.

— Крайне. Но когда меня впервые зацепило притяжением к собственному полу, было уже попроще. Может, потому, что к тому моменту я научилась закрываться.

Лукас смутился:

— Пожалуйста, не отвечай, если не хочешь, но… что, если девушка в чужих мыслях — ты?

— Как ни странно, так намного легче. Если думают про меня, я помню, что эмоции не мои, и просто… — я снова беспомощно взмахнула рукой, подбирая слова, — получаю взгляд со стороны.

— Эту тему можно обсуждать бесконечно, — сказал Лукас. — Но важнее всего сейчас утренние события. Чтение дикой пчелы выводит из равновесия?

Я поморщилась:

— Да.

— Ты отлично справилась. Продолжала передавать нам информацию.

— На автомате — учеба не прошла даром. Я говорила о местоположении Каллума, о том, что он видит, что собирается делать, все как на тренировке, но его эмоции… Самое страшное вспоминать именно их.

Лукас нерешительно взял меня за руку:

— Вспоминать эмоции сейчас хуже, чем испытывать их утром?

— Да. Когда я это чувствовала, то находилась в голове цели, и они казались естественными. Теперь же я думаю о них и… — Меня передернуло.

— Расскажи мне. Пожалуйста. Это были не твои эмоции, Эмбер. Тебе не должно быть неловко или стыдно за чувства дикой пчелы.

— В первый раз, когда я прочитала Каллума, его переполняла ярость, — неохотно начала я. — Но потом она пропала. Он пырнул другого мальчика за то, что тот увел его девушку, почувствовал контроль и власть. Он ликовал, радовался содеянному, а на его руках была кровь. Ох, Лукас, он нюхал кровь!

Я заплакала. Как же глупо! Тыльной стороной ладони я стерла влагу со щек.

— Он все это чувствовал и делал, но, Лукас, мне казалось, что это делаю я. И то, как он думал о девушке… Это тоже была я! — Я чуть помедлила. — Ты говорил, медики могут стереть воспоминания Уиллоу о произошедшем?

— Да. Если решат, что ее воспоминания могут вызвать длительную травму, их сотрут.

Я не знала, как к этому относиться.

— Полагаю, это убережет ее от многих страданий, но кажется неправильным играть с чьей-то памятью.

— Эмбер, практически каждый в нашем улье прошел импринтинг. Это тебя тоже беспокоит?

— Ну конечно нет, — ответила я. — Внедрение дополнительных знаний не то же самое, что изъятие чьих-то личных воспоминаний.

— Корректирование тяжелых воспоминаний — это имитация естественного защитного механизма человеческой психики. В некоторых случаях сознание само может заблокировать нечто страшное временной или постоянной потерей памяти. Оно также может добавлять дополнительные уровни защиты в виде состояния постоянной диссоциативной фуги, когда человек прячется за новую личность, пока не будет готов справиться с произошедшим.