Телесные повреждения

— А почему одно исключает другое?

— Такой уж я уродился. Есть вещи, которые я делать просто не могу.

Ренни поразило, что во многом Дэниэл напоминал ей Грисвольд — не то, каким он был, а каким хотел казаться.

Вполне приличный достойный человек, сказали бы в Грисвольде, в котором все разложено по полочкам, что можно и что нельзя. Это неожиданное прозрение только расстроило ее. Он был просто нормальный, поэтому она и влюбилась в него, заурядность, возведенная в степень. Он был именно таким, каким и должен быть. Он зарабатывал себе на жизнь оперируя людей, а когда они начинали умирать — ободряюще похлопывал их по плечу. И то и другое он делал одними и теми же руками, но никому не казалось это противоестественным, никому не казалось это странным. Он хороший человек.

— Ты веришь во что-нибудь? — спросила его Ренни. — Ну, чем ты живешь, что придает тебе силы? Что побуждает тебя просыпаться по утрам? Откуда тебе известно, что можно, а что нельзя, что хорошо, а что плохо? Только не говори, что все — от Бога.

Дэниэл воспринял вопрос совершенно серьезно.

— Не знаю, никогда не задумывался о таких вещах.

Ренни продрогла, ей казалось, что она умирает, и Дэниэл это знал, только вида не показывал. Но секс с Дэниэлом в снятом на час гостиничном номере не исправил бы положения, теперь Ренни и сама это осознавала. Нужно куда-то идти, отпирать дверь, сбрасывать отсыревшие одежды, он присядет на край кровати. Смотреть на него, как он наклонив голову, развязывает шнурки на ботинках — нет, это слишком, слишком грустно. «Не нужно этого», — скажет она, потом возьмет его за руки и будет долго и безутешно плакать.

Ренни больше не тешила себя надеждой, что Дэниэл спасет ее жизнь. Она вообще больше ничего не ждала от него. Может, это и был самый верный выход, никогда ничего не ждать.

— Поехали домой, — повторила она.

Ренни лежала в постели, в их постели, в ожидании пока Джейк выйдет из душа. Ее тело стало деревянным, как будто чужим. Они уже обо всем переговорили. Все заключалось в том, что Ренни не хотелось больше, чтобы он до нее дотрагивался, она не могла объяснить почему, да ему и самому это было не нужно, но сознание Джейка отказывалось принимать эту простую истину.

— Попробуй, — уговаривал он ее. — Ты ведь даже не даешь мне попытаться.

— Что ты повторяешь как заведенный, у меня получится, я знаю, что получится, должно получиться, прервала его Ренни.

— Ты безжалостна.

Они хотели еще раз попытаться. Ренни стояла перед раскрытым шкафом, размышляя, что лучше надеть для такого «испытания». Проверка сил. Ренни хотелось спрятать от посторонних глаз свое тело, и она знала, что так будет лучше для всех, она перестала спать раздетой. Ей не хотелось ни перед кем демонстрировать свое искромсанное, искалеченное тело.

Когда-то Джейк подарил Ренни пурпурного цвета лифчик с замысловатой застежкой. В результате в самый патетический момент, никто из них не смог ее расстегнуть. Сжимая друг друга в объятиях, они катались от хохота по кровати так, что чуть не свались на пол.

— Все, хватит с меня возбуждающих тряпок, — отдышавшись заявила тогда Ренни.

Ренни остановила свой выбор на черном пеньюаре, который Джейк когда-то ей подарил. Если он захочет, верх можно будет оставить. Ренни зажгла свечи, легла в постель, поджала под себя колени, устраиваясь поудобнее. Ничего хорошего из этого не выйдет.

Она попыталась представить Дэниэла, лежащего рядом, вместо Джейка, надеясь, что хоть это поможет, но нет, не получилось. Она не могла вообразить его без одежды. Она видела перед собой только его руки, длинные тонкие пальцы…

В средние века было принято рисовать души, расставшиеся со своей оболочкой и очень долго велись умные споры о том, в какой части тела обитает душа пока человек жив. С Дэниэлом и без всяких споров понятно, его душа живет в его руках. Отрежь их и он превратится в зомби, в живого мертвеца.

Ренни лежала и предавалась грустным размышлениям: тот кого хочу я, не позволяет мне коснуться себя, а тому, кто хочет меня, я сама не дам до себя дотронуться. Впору писать книги на тему «Творческое воздержание», «Половое воздержание» — но это завтрашний день, если не считать, что он уже наступил. Что дальше? Сублимация? Занятия керамикой? Может, окунуться с головой в благотворительность?

Иокаста рекомендовала мастурбацию. Это считалось очень современным.

Когда все испробуешь, и ничего не принесет тебе удовлетворения, дай волю своим пальчикам.

Но мастурбация претила Ренни, это было все равно, что разговаривать самой с собою или вести дневник. Ренни никогда не понимала женщин, которые вели дневники. Она заранее знала, что напишет. Неожиданное для себя можно услышать только от других.

Джейк вышел из душа, завернувшись в голубое полотенце. Он присел рядом с ней на кровать и нежно поцеловал в губы.

— Погаси свечи, — попросила она.

— Не хочу. Мне нравится смотреть на тебя.

— Почему?

— Меня это возбуждает.

Ренни смолчала. Он провел рукой по ее правой ноге, поднялся к животу, рука сама нашла левое бедро, погладила поджатую ногу. Потом он проделал эти движения еще раз, сняв с нее трусики. Выше он трогать не стал. Как в школе, только наоборот, подумалось Ренни. Он чуть раздвинул ей ноги и наклонился, чтобы поцеловать впадинку на животе.

— А не выкурить ли нам травки, предложил он.

— Чтобы помочь мне расслабиться? — она лежала, откинувшись на подушки. Его глаза злобно блеснули, как у грызунов или им подобных. Красные умные глазки на острой маленькой морде, с острыми зубками.

— Да, ты права, для этого. — Он принес коробку для чая, высыпал на ладонь траву, свернул самокрутку, запалил ее и протянул Ренни.

— Я люблю тебя, — сказал он, — но ты не хочешь в это поверить.

— Какая разница между верой и иллюзией? Может, тебе кажется, что ты любишь меня из чувства. Может, ты чувствуешь себя виноватым передо мной. Ты всегда говорил, что чувство вины очень присуще еврейским матерям.

— Ты мне не мать. И слава Богу.

— Я и не могу ей быть. Я же не еврейка.

— Нет в мире совершенства, как нет и безупречных людей, — вздохнул Джейк. — Ты моя золотая, любимая, прекрасная гойка. У каждого она должна быть в жизни, хоть один раз.

— Так вот значит, что я такое. Это поможет мне лучше разобраться в себе. Всегда приятно знать, что ты есть на самом деле. Но какая же я золотая?

— Ну, позолоченная, точно!

— Шутить изволите?

— Не задавай таких вопросов. Я от природы безграмотен и тем горжусь.

— Но ты подаешь надежды.