Телесные повреждения

— Стараюсь, когда это возможно.

— Это не кино сороковых.

— Ты дурачишь меня, — обиделся Джейк.

Ренни с трудом сдержала слезы. Ей было невыносимо наблюдать, как Джейк делает вид будто ничего не случилось, ничего не происходит, как будто ему все равно, и еще более невыносима мысль, что она сама ему подыгрывает в этом. Ей хотелось сказать, что она умирает, но не разыгрывать же мелодраму, к тому же неизвестно, умирает она на самом деле или нет.

Джейк водил рукой вверх-вниз по ее ноге.

— Я как-то неловко себя чувствую, мне кажется, тебе неприятно то, что я делаю.

Ренни продолжала смотреть на него, но она не знала, чем ему помочь. — Мне не верится — думала она. Почему — не знаю. — Слова проносились в ее голове, как будто произносил их кто-то другой.

Он наклонился и опять поцеловал ее, стараясь, чтобы их тела не соприкасались. «Она старается для меня, — мелькнуло у нее. — Ему нужно другое.»

Джейк приподнял ее, и приник к ней губами.

— Я так не хочу, — запротестовала она. — Мне не нужна твоя жалость. Я хочу, чтобы ты вошел в меня.

Джейк помедлил. Взяв ее за запястья, он закинул ей руки за голову.

— Заставь меня сделать это. Скажи, что тебе этого хочется.

Их обычный ритуал, один из многих, она сама всегда выполняла его, но сейчас ей не хотелось играть. Она лежала не двигаясь, и он отпустил ее, уткнулся лицом ей в плечо, его тело будто обмякло, стало безвольным.

— Дерьмо, — вырвалось у него.

Ему было тяжело видеть ее перед собой такую уязвимую, легко ранимую. Ренни понимала, в чем дело. Он попросту боялся ее, на ней лежала печать смерти, и это бросалось в глаза. Они лежали рядом, Ренни пришли на память строчки, которые она однажды видела в мужском туалете, когда делала репортаж о граффити. «Жизнь — это всего лишь еще одна болезнь общества, передающаяся половым путем».

Ренни не винила Джейка, почему он должен из-за нее страдать?

Он приподнял голову.

— Прости меня.

— Это ты меня прости, — сказала Ренни. Помолчала. Потом спросила: у тебя кто-то есть, правда?

— Это не имеет значения.

— Ей ты тоже самое отвечаешь обо мне?

— Послушай, — взмолился Джейк. — Не заниматься же мне онанизмом. Ты же мне не даешь.

— Не знаю, — эхом откликнулась Ренни. — И это все? А разве это так важно?

Ренни гладила его по голове и думала о душе, покидающей тело, в форме слов, на средневековых скрижалях.

О, смилуйся. Ну пожалуйста.

Они гуляли, уходя вглубь местности, лазили по горам. Ренни мучительно пыталась придумать какую-нибудь нейтральную тему для разговора. Он нес ее камеру и еще одну сумку. Ренни решила не обременять себя лишними вещами, и захватила с собой необходимый минимум. Время близилось к шести, но несмотря не такой час, и на то, что деревья щедро отбрасывали тень, было очень жарко, асфальт плавился под ногами. Вдоль дороги в ряд выстроились крохотные домишки, на крылечках сидели местные жители, женщины в ситцевых платьях, те, что постарше носили шляпы; они раскланивались с Полем, и он кивал в ответ. Хотя они и не пялятся во все глаза, очевидно, от них все равно ничего не скроешь, они все берут на заметку. Мимо них к холму пробегает стайка девушек лет пятнадцати-шестнадцати; у некоторых в волосах венки из цветов, искусно вплетенные и приколотые: они выглядят до странности старомодно наряженными. Девочки исполняют какой-то гимн на три голоса. «Интересно, — думает Ренни, они в церкви-то хоть раз были?»

— Вот мы и пришли, — прерывает ее мысли Поль. Блочный бетонный дом как две капли воды похож на те, что встречались им по пути, разве что немного больше. Он выкрашен светло-зеленой краской. Дом громоздится на сваях, вокруг него — резервуар для дождевой воды. В саду растут кактусы и какие-то лианы. Дорожки засыпаны гравием. Ворота увиты полузасохшей виноградной лозой, впрочем усеянной желтыми ягодами.

— Видишь это, — говорит Поль, — ветки этого винограда бросают в сады тем, кого не любят. Они разрастаются, как бешеные и душат остальную зелень, от них можно задохнуться. Здесь их называют вином любви.

— А разве тебя здесь кто-нибудь не любит? — язвительно спрашивает Ренни.

— Правда, в это трудно поверить? — насмешливо улыбаясь, Поль уходит от ответа.

В доме все прибрано, почти нет мебели, впечатление, что здесь никто не живет. Обстановка более чем скромная, такие же деревянные стулья, какие Ренни видела в баре на берегу. На треноге — телескоп.

— Что ты в него разглядываешь?

— Звезды.

Над кроватью на стене висит карта, на противоположной — другая, это навигационные карты островов, с отметками глубины. Картин нет. На кухне — стойка, за ней все необходимые приспособления, плита, холодильник, безукоризненная чистота. Поль достает из морозилки кубики льда и приготавливает напиток — ром с лаймом. Ренни разглядывает карты, потом ей наскучивает это занятие и она выходит через двойные двери на крыльцо, здесь висит гамак. Ренни облокачивается на перила; отсюда ей видна дорога, верхушки деревьев, гавань. Как всегда в это время, наступает закатная пора.

Кровать тщательно застлана, уголки по-больничному аккуратно подвернуты. Интересно, где это он так научился, недоумевает Ренни, а может, это вовсе и не он. Видимо, об этой комнате и говорил Поль, она почти пуста. На постели Ренни замечает две подушки, хотя живет он один. Поль разворачивает москитную сетку и натягивает ее над кроватью.

— Если хочешь, можно пойти поужинать, — предлагает он.

На Ренни надета белая блузка и юбка в складку, тоже белая. Она в замешательстве, что снимать в первую очередь? И что за этим последует? И последует ли вообще, может, нет смысла раздеваться, может быть, ей предложат другую кровать. В конце концов, Поль говорил только о том, что у него есть другая комната.

Ренни становится страшно. Может быть, стоит честно предупредить его об всем. Но что она скажет? «Извините, у меня кое-что отрезано. Как говорится, недокомплект».

Это просто смешно. Хотя в данном случае избежать разочарований и неудач легче легкого: можно просто уйти.

Внезапно до Ренни доходит, что ей на все наплевать. Почему ее должно волновать, что о ней подумает этот по сути, чужой человек, с которым она и не встретится никогда, если сама не захочет. Да и вообще, она не обязана ни с кем встречаться, если ей не хочется. Сперва она собиралась попросить у него травки, раз он связан с наркотиками, значит у него дома должно что-нибудь быть. Ренни надеялась, что так ей будет легче расслабиться. Но сейчас она понимает, что в этом нет необходимости. Она чувствует поразительную легкость во всем теле, как будто она пребывает в невесомости, как будто ее душа отделилась и теперь парит над землей, не скованная телом. Беспокоиться не о чем, ничто не способно взволновать ее. Она просто туристка, абсолютно свободная.

Перед Ренни возникает Поль, уже смеркается, на его губах играет легкая улыбка, он ждет, что она сделает.

— Я думал, вам здесь не понравится.

Похоже, он решил не трогать ее. Она расстегивает пуговки на блузке, он следит за ней глазами. Он видит отсутствующую грудь, на месте которой шрам, смерть только легонько коснулась ее губами. Поль не отводит глаз, не отворачивается, не стоит потупившись, ему приходилось видеть людей, гораздо более мертвых, чем она.

— Я везучая, легко отделалась, — нарушает тишину Ренни.