Телестерион. Сборник сюит
Шрифт:
МОЛЛИ. Он юн. Да разве это недостаток? Я подожду, когда он подрастет и выйду замуж за него, поскольку люблю его совсем уж не шутя. Прекрасный, юный и в меня влюбленный, как было не влюбиться, не любить, забыв о браке и греховной связи, с рожденьем новым в сфере красоты, куда вознес меня поэт в сонетах?
УИЛЛ. О, Молли!
МОЛЛИ. И что ты знаешь о моем браке? Это был опрометчивый шаг с моей стороны, как в юности бывает. Отец мой не признал его, и муж мой, повенчавшийся со мной тайно, был вынужден покинуть меня. Я не знаю, где он, может быть, уехал в Новый свет. Я как была Мэри Фиттон, так и осталась
УИЛЛ. На счастье мне и в горе!
МОЛЛИ. Твоя любовь наполнила мне душу поэзией, покровом нежной страсти, что нас свела, как песня и любовь, и ею одарила нас, как счастьем, земным ли? Нет, воистину небесным.
УИЛЛ. Конечно, я кругом тут виноват.
МОЛЛИ. Ты пел любовь и юность красоты, что воплощали мы с Уилли, значит, ты нас и свел, как многих ты сведешь напевом соловьиным по весне. О, не вини нас, мы ученики, и дело чести быть тебя достойными.
УИЛЛ. А скажут, ввел я вас в соблазн, как дьявол.
МОЛЛИ. Да, страсть была, и похоть, и любовь в ней проступали, жаля, словно пчелы, залечивая раны медом счастья. Нет, ничего чудеснее не знала!
УИЛЛ. Прости!
МОЛЛИ. Но с тем скорей грозила нам разлука на горе и во благо наших душ, возросших для любви высокой, чистой, как в юности бывает: все впервые, и страх неведом, как и грех, лишь радость пленительных волнений и мечтаний о восхожденье к высшей красоте.
УИЛЛ. Все так, все так! Да ты сама Венера…
МОЛЛИ. О, нет! Когда любовь, в любви все чисто, как в юности, а мы-то, знаешь, юны. Воспой любовь невинных юных душ, когда все внове, как в весенний день, и сладостная нега поцелуев, прикосновений первых до объятий сплетенных тел соединеньем в страсти, ликующей, как радость бытия.
УИЛЛ. Прекрасна красотою смуглой ночи в сиянии созвездий и зари, еще ясна умом, как светлый день!
МОЛЛИ. Прости. Прощай. Не проклинай меня.
УИЛЛ. Прощай, любовь моя!
9 (24)
Друри-хаус. Граф Саутгемптон и Элси привечают друзей — Шекспира и Джона Флорио; они обходят замок и останавливаются у портрета графа Эссекса.
УИЛЛ. Здесь граф Эссекс как будто собственной персоной.
ЭЛСИ. Да, я пугаюсь его изображения больше, чем если бы он вдруг вошел сюда.
УИЛЛ. Чем ныне граф занят?
ЭЛСИ. Увы! Взаимоотношения королевы и графа Эссекса, всегда неровные, обострились до крайности.
УИЛЛ. Что такое?
ЭЛСИ. Ее величество гневалась на графа не только за ее придворных дам (Елизавету Соутвелл, Елизавету Бридж, миссис Рассел и леди Мэри Говард), с которыми одновременно он находился в интимных отношениях, но и за то, как он посмеялся над Уолтером Рали.
ГЕНРИ. В день рождения королевы придворные, по старинному обычаю, устраивали турнир в честь ее величества. Поскольку все знали, что Рали, как всегда, появится в мундире коричневого и оранжевого цвета, опушенном черным барашком, Эссекс явился на турнир в сопровождении 2000 всадников, одетых в такой же костюм, и вышло так, будто сэр Уолтер Рали принадлежит тоже свите графа Эссекса. Конечно, Рали был оскорблен, а королева разгневана за подобные шутки над одним из ее любимцев.
ЭЛСИ. Но вскоре между королевой и Эссексом вышла настоящая
ссора. Повод был совершенно ничтожный: назначение какого-то чиновника в Ирландию, а Эссекс недавно был назначен обермаршалом Ирландии в то время, когда он претендовал на должность лорда-адмирала. Возможно, Эссекс был раздосадован и за нас. Он заявил королеве, что «ее действия так же кривы, как и ее стан».ФЛОРИО. Боже!
ГЕНРИ. При этом он бросил на нее презрительный взгляд и повернулся к ней спиной.
ЭЛСИ. Королева ответила пощечиной и воскликнула: «Убирайся и повесься!»
ГЕНРИ. Граф Эссекс схватился за шпагу и заявил, что такого оскорбления он не снес бы даже от Генриха VIII.
ФЛОРИО. Его отправили в Тауэр?
ГЕНРИ. Нет, Эссекс отправился в свой замок и не показывается при дворе, ожидая первого шага от королевы.
Уилл, радуясь счастью Генри и Элси, не подозревал, что граф Эссекс вскоре подведет и себя, и их. В портрете графа Эссекса с его мужественностью и страждущей душой просматривалась его трагическая судьба.
10 (25)
Лондон. Берег Темзы, как в сельской местности. Шекспир и повзрослевший Уилли Герберт прогуливаются, встретившись после представления.
УИЛЛ. А скажи, друг мой, как поживает миссис Фиттон?
УИЛЛИ. Расстались было мы, но ваша пьеса свела нас вновь, озвучив наши чувства и очистив от похоти, терзающей похуже, чем кабан, — в любви же все чисто, вы правы, — мы встретились на балу придворном… Увидел я ее среди первейших дам, из тех, кто вправе выбрать королеву для танца и с нею закружиться, прекрасна ослепительно, как солнце…
УИЛЛ. Как взглянешь на него, в глазах темно…
УИЛЛИ. И впрямь! У трона средь раскрашенных красавиц и придворных поседелых я с Молли снова были юны.
УИЛЛ. Еще бы! На загляденье.
УИЛЛИ. И тут приехали актеры и дали представленье по пьесе вашей «Ромео и Джульетта». Боже! Я не усидел на месте, Молли тоже, и встретились, влюбленные, как Ромео и Джульетта. Боже! Боже! Каким вы счастьем одарили нас!
УИЛЛ. И не первый раз?
УИЛЛИ. О, да!
УИЛЛ. И что же? Все это продолжается у трона?
УИЛЛИ. Да! Свиданья редки, но тем они прекрасны. Во всякий раз, как в сказке или пьесе. В мужском костюме, как Венера в маскараде, вдруг приезжает, ночь превращая в яркий день, иль день — в ночь волшебную любви. И снова очарован, как впервые.
УИЛЛ. Я знаю, милый друг. Как был я очарован ею и чар ее я не забыл… Пленительна и страстна, как царица Египта Клеопатра.
УИЛЛИ. Вы любите ее, как прежде?
УИЛЛ. Нет. Я прежнюю, в юности ее, любил, люблю, как прежде.
УИЛЛИ. Джульетта — ведь она?
УИЛЛ. А ты Ромео? О, будет много и Ромео и Джульетт на свете! Прекрасное гонимо в этом мире. Боюсь, и вам у трона несдобровать.
УИЛЛИ. Уилл, мой друг, признаюсь я тебе. Недаром Молли явилась при дворе и сделалась любимицей королевы. Она знала, что я приглянусь ее величеству тоже. Теперь в любви ее одно желанье.
УИЛЛ. Выйти замуж за графа Пэмброка?
УИЛЛИ. Как вы догадались? Да, со смертью отца я граф Пэмброк. У Мэри Фиттон одна мечта теперь — предстать графиней Пэмброк.