Телестерион. Сборник сюит
Шрифт:
К е р н. Странно. В нашу первую встречу вы держались
П у ш к и н. Как со всеми хорошенькими женщинами, которые любят очаровывать и побеждать.
К е р н. Но сейчас проступают чувства в ваших воспоминаниях, словно вы успели в меня влюбиться.
П у ш к и н. Тогда — или теперь?
К е р н. Тогда.
П у ш к и н. Тогда я лишь вынес некий воздушный образ, который снова возник, когда я получил известие о вас от моего друга Родзянки и Анны Николаевны, и шесть лет изгнания осветились воспоминанием о вас, будто я страстно, как бывает в юности, был влюблен в вас. И вот вы явились здесь, в Тригорском, в Михайловском, в моем уединении все такая же юная и пленительная, это чудо. Это похоже на сон, на мечты юности, когда я уже давно не юноша. Это похоже на любовь, — быть влюбленным в вас легко, — но это совсем не то.
К е р н. Что же это?
П у ш к и н. Не знаю. Как прекрасна эта ночь, окутывающая нас в сумрак, и в вышине светлая, звездная, — что же это, скажите, вы знаете?
К е р н. Я думаю, это счастье, и ничего лучше не бывает во всей Вселенной.
П у ш к и н. Да, счастье, которое пробуждает слезы и вдохновение.
К е р н. Нас зовут.
П у ш к и н. Зачем вы уезжаете? Только-только мы с вами… разговорились.
К е р н. Прасковья Александровна опасается…
П у ш к и н. Что я влюблюсь в вас?
К е р н. Нет, что я влюблюсь в вас, и тогда уже никому не удастся меня вернуть к мужу.
П у ш к и н. Как это было бы восхитительно!
К е р н. Помимо вас, когда я уезжаю к родителям в Лубны или к родным сюда, — это всегда предел в моих отношениях с мужем. Меня отпускают во избежание худшего — с тем, что это отдушина для меня, с тем, чтобы отец, а ныне моя тетушка образумили меня и вернули к мужу. От меня же всего можно добиться лаской и состраданием, на что не способен мой драгоценный супруг.
П у ш к и н. Но ваш отец и ваша тетушка, возможно, правы, хотя бы отчасти, иначе бы вы их не послушались.
К е р н. Можно и так рассудить. Я думаю, император Александр Павлович отчасти прав, отправив вас сначала на юг, где новизна впечатлений сказалась столь благотворно на развитии вашего таланта, затем в деревню, где в тиши уединения созрела ваша поэзия, сосредоточились мысли, душа окрепла и осмыслилась. Но, как вы не можете благословить ваше изгнание, так и я не могу — мое заточенье.
П у ш к и н. О, благодарю!
К е р н. За что?
П у ш к и н. За слова, по которым я вижу, что вы думали о моей участи. Вы удивительны! Вы божественны!
4
Рига. Дом военного коменданта генерала Керна Е.Ф. Гостиная, в которой Ермолай Федорович, сидя в кресле с полусонным видом, курит, и комната, в которой Анна Вульф и Анна Керн расхаживают в тревоге.
К е р н Ах, что со мною делают родные! В у л ь ф Прости, прости! Из лучших побуждений Всегда так маменька ведет себя. Какая новость в том для нас с тобою? К е р н Отец — он мало выдал замуж рано, Не разобравшись ни в моей душе, Столь любящей и жаждущей быть верной, Ни в бравом генерале в летах, нет, Мое приданое, что отдал, сам же Мое имение пустил по ветру, Последнее пристанище мое. В у л ь ф Нет, слез твоих я видеть не могу… К е р н Да, я дала согласье на аферу, Как и на брак, доверившись отцу, Которого по-прежнему люблю, Как с детства обожала за веселость. Сейчас он беден, весь в долгах, и лучше Он понимает, каково мне с мужем, И не грозится выгнать уж меня Из дома, ежели оставлю мужа. В у л ь ф Вот ты уже смеешься над бедой! К е р н Роптать на близких бесполезно так же, Как на судьбу; но лучше бы они Не вмешивались в жизнь мою, желая Добра ли, если зло выходит мне? В у л ь ф Прости! За маменьку мне, право, стыдно. Не знаем мы, какого содержанья Письмо попалось в руки ей. К е р н Она Позволила себе прочесть чужое, Когда так просто передать мне в руки, Спросить, и я дала бы ей прочесть; Ведь у поэта тайны нет от света, Он искренен, все мысли на устах, Он жаждет отклика, любви и счастья, С мольбою обращаясь к красоте, Поет любовь, как соловей пернатый, Что в прозе, что в стихах. Какие тайны?! В у л ь ф Что ежели влюбился он всерьез? К е р н А если тайны, то скорей отдайте Письмо, не адресованное вам, — Не дети ж мы? Скорей она ребенок, И трудно мне сердиться на нее. В у л ь ф Но как бы все ж ее нам образумить? Алексиса, быть может, попросить? К е р н Да он-то отдал матери все письма. И то, от Пушкина, ей в искушенье. В у л ь ф Над нами он надзор по-братски чинит. К е р н И ревность Пушкина к нему смешна.Дамы, рассмеявшись превесело, продолжают разговор. Входит в гостиную Алексей Вульф, генерал Керн, не меняя позы, предлагает сигару.
Г е н е р а л. Ни вас не дождались мы к обеду, ни дамы, кроме Зизи, не вышли к столу.
А л е к с и с (закуривая). Ах, что случилось, Ермолай Федорович?