Tell yourself

И в самом деле, успокоилась. Синигами сидела на веранде в задней части домика вместе с Ичиго, они оба смотрели на луну, тихо разговаривая друг с другом. Прекрасная картина: Ичиго и Рукия, обрамлённые дверьми, перед ними звёздное небо, а вдали сияют огни города. Орихиме бы хотела заснять это на видео, чтобы потом показать им и чтобы они сами увидели, какая хорошая из них получилась пара. Но она решила не засиживаться и начала идти чуточку быстрее, прямо когда рука Ичиго скользнула по волосам Рукии, притянула её ближе и…

Орихиме побежала, сокращая дистанцию между этой сценой и её собственным домиком в считанные секунды. Улькиорра оставил для неё дверь открытой, что освободило её от необходимости рыться в поисках ключей в темноте, и она ворвалась в комнату, практически задыхаясь.

Улькиорра, ухаживающий за своим виртуальным питомцем, поднял голову, чтобы посмотреть, что там за суета. Женщина вошла, словно ураган, и выглядела так, словно осознала нечто поразительное. Было любопытно, но он не спрашивал: она всё сама расскажет, независимо от того, сделает он это или нет. Орихиме сглотнула и перевела на него свой расфокусированный взгляд.

— Ул-Улькиорра-кун, тебе было весело в эти пару дней?

— Весело? — Улькиорра не понимающе уставился на неё.

— Ты получил удовольствие?

— Поездка не была всецело неприятной. Мне не пришлось взаимодействовать с неуклюжим придурком, по крайней мере, — на ум пришла ухмылка Урахары, от чего он нахмурился.

— Хорошо, — Орихиме отвернулась.

— Что-то тревожит тебя, — он зарёкся не спрашивать, но технически это ведь и не вопрос. Похоже, женщина до сих пор ошибочно полагала, что сможет утаить что-то от него, хотя они и прожили столько времени вместе. А ведь от его глаз не укроется практически ничто, особенно если это касалось её.

Орихиме открыла рот, её губы тихонько двинулись, и затем она отошла от двери. Она кинула сумку и села на пол рядом с Улькиоррой. Как ей вообще начать разговор с ним о том, как она себя чувствовала, и о том, что она чувствовала? О таком она ни с кем раньше не говорила. О таком, на самом деле, она и сама мало думала.

Но увидеть, как Ичиго целует Рукию, и не испытать… Совсем ничего?

Слёзы собрались у её век. Улькиорра ждал, смотрел, как дрожит её нижняя губа, как двинулось её горло, когда она сглотнула. Она глубоко вздохнула и затем произнесла:

— Я больше не влюблена в Куросаки-куна.

Улькиорра старался оставаться тихим и невозмутимым, несмотря на чувство, ворвавшееся в его тело. Словно сердце стало легче, а желудок и вовсе исчез. Чувство, похожее на то, которое он испытал, когда она потянулась к нему перед его смертью. Он задавался вопросом, как могут одни слова возыметь совершенно иной эффект на него и на неё? Ведь женщина упёрлась лбом в колени, скулила, плакала, словно это заявление причиняло ей боль.

Эгоистично испытывать то, что чувствовал он. Но он ничего не мог поделать. Человечность — такое проблемное состояние. Благодаря ей он опять начал терять контроль над эмоциями, при этом всё ещё оставаясь арранкаром. Он оттолкнул эту мысль в сторону и заговорил:

— Не понимаю, почему это расстраивает тебя, — пауза. — Разве ты не должна чувствовать себя свободнее? Ты же избавилась от того, что причиняло боль, — сначала Орихиме не ответила, отвлекшись на то, чтобы сформулировать чёткое предложение. Она боролась с печалью, хотела вернуть контроль над собой.

— Так и есть. Но в то же время такое чувство, словно я потеряла нечто драгоценное. Что-то, что было важно для меня. Огромная часть моей жизни… Испарилась.

— Тогда ты встревожена, потому что не знаешь, чем занять себя? — спросил Улькиорра. Орихиме качнула головой.

— Я встревожена, потому что пусто, — её рука приблизилась к груди, — здесь, — она глубоко вздохнула. — Я лишилась части себя, и я даже не уверена, когда это произошло. Это печалит, — последние слова она чуть ли не шептала. — Говорить «прощай»… Всегда печально.

Она больше не могла говорить. Грусть сковала её так сильно, что Орихиме стало не хватать воздуха, и ей пришлось сосредоточиться на вдыхании воздуха в лёгкие, а не на ответе. Наверное, ему это показалось глупым. Она готова была поспорить на деньги, что для него в этот момент она выглядела дурой, рыдая над ушедшими чувствами. Или, возможно, она рассчитывала, что он сможет как-то отреагировать, раз уж раньше у него была дыра в груди.

Вообще… почему ей понадобилось идти к Улькиорре? Почему она неожиданно начала цепляться и держаться за него, словно он был единственным на пляже, кто мог бы понять её чувства?

Улькиорра закрыл глаза. Он надеялся, что его эгоизм был на своём пике, потому что чувства вины он хотел бы избежать во что бы то ни стало. Но сейчас он решил смириться с этим. Обнять её. Снова он противоречит сам себе, уступая сердцу. Улькиорра притянул Орихиме к себе, принимая каждый всхлип, каждую дрожь, проходящую по её телу.

«Наконец-то, — шептало его сердце, — она только моя». И какое прекрасное это ощущение. Как ужасно было бы снова отпустить её, как когда он обратился в пепел на куполе. Он мог чувствовать, как её сердце бьётся о его кожу. Она была такой тёплой. Такой мягкой. Такой уязвимой. Такой человечной.

Но… Он хотел, чтобы она была сильной.

— Ты ведёшь себя неблагоразумно, — строго сказал он. — Ты потеряла нечто важное, что, как мне кажется, случается с каждым, — она немного стихла, наверное, разозлилась на его отстранённый тон. — Тем не менее, ты потеряла не всё. Нет причин отчаиваться.

Орихиме отстранилась, чтобы посмотреть на него, всхлипнув. Его взгляд был беспристрастен, выражение лица — серьёзным. Другой человек бы обнадёживающе улыбнулся ей. Но то, что она получила от него хоть что-то обнадёживающее, ошеломляло. Она даже дар речи потеряла.

— Я не стану извиняться, если ты не это хотела услышать, — Улькиорра ослабил свою хватку, хотя и неохотно.

— Я знаю, — сказала она, потирая щёки, — тебе и не надо.

Да, она поняла, что именно по этой причине и пришла к Улькиорре. Потому что она знала, что он не будет сочувствовать ей, не станет утешать, не даст ей купаться в жалости к самой себе. Может, у него и появилось сердце, но он по-прежнему оставался логичным мужчиной.

— Всё равно больно, — прошептала она.