Тело черное, белое, красное

Хотелось выйти на перрон, размяться, однако сделать это было невозможно - никто из пассажиров, с трудом прорвавшихся в вагон, не хотел покидать своих с боем завоеванных мест.

– Поезд остановлен для революционного досмотру!
– раздался с улицы резкий мужской голос. Вскоре показался и его обладатель - коренастый человек в кожаной тужурке, с револьвером в руке - в сопровождении нескольких матросов, вооруженных винтовками.
– Па-а-апрошу всех с вещичками на выход!

Пожилой солдат озабоченно покачал головой:

– Да-а, видать, сурьезные дела. Раньше- то в заградительном отряде, что мешочников потрошил, по большей части студенты состояли, а теперь вишь солдат да братков понагнали.

По крыше вагона прогромыхали чьи-то поспешные шаги. С улицы послышались окрики: "Стой! Стой, твою мать! Стрелять буду!" Раздались резкие хлопки винтовочных выстрелов. В вагоне началась суета. Все, похватав вещи, ринулись к выходу.

– Ироды! Тише вы! Дитё раздавите!
– истошно кричала взлохмаченная рыжеволосая женщина с цветным свертком на руках, которая прямо напротив их купе в толчее никак не могла развернуться по ходу движения.

– Ники… Мне нехорошо… - шепнула побледневшая Ирина, вцепившись в руку мужа.

Ракелов, памятуя о том, что после случая около бакалейной лавки у нее появилась боязнь толпы, растерянно взглянув по сторонам, обратился к попутчикам:

– Простите, вы не поможете нам… жене плохо… давка… она не переносит… я выпрыгну в окно, а вы мне ее передадите.

– И то правда. Как вошли, так и выйдем!
– бросив взгляд в окно, неожиданно весело откликнулся чернобородый и, решительно отодвинув плечом стоящих рядом людей, помог Ракелову спрыгнуть на землю.

– Ириша, девочка, иди ко мне! О стекло не порежься… - Только и успел проговорить Ракелов, как ощутил, что ему в спину уперся штык винтовки.

– Тикать вздумал, вражина? От нас не убегешь, гнида буржуйская!

– Не-е, Степа, на рожу его побачь, да! То ж - шпиён германьский! Я ихного брата нутром чую.
– Солдат шумно втянул носом воздух и сплюнул.
– С мешочниками, паскуда, затеял в Питер просклизнуть…

– Это недоразумение… - Пробормотал ошарашенный Ракелов, поворачиваясь к ним.
– Я документы покажу… - Он полез в нагрудный карман и тут же охнул, согнувшись от неожиданного тычка прикладом в пах. Задыхаясь от жгучей боли, почувствовал еще один жестокий удар по спине. Мокрая, грязная земля качнулась под ногами и встала на дыбы. Уже теряя сознание, он услышал свое имя в истошном женском крике…

…Ирина не помнила, как очутилась на перроне, как, расталкивая людей, не обращая внимания на окрики и ругань солдат, прорвалась сквозь оцепление, пытаясь найти тех двоих, которые волоком, через пути, куда-то утащили тело мужа. Их нигде не было - ни на перроне, ни в станционной постройке. Она снова метнулась к поезду, на четвереньках, пачкая одежду и обдирая ладони, пробралась под вагоном на другую сторону, огляделась, не зная, куда бежать дальше. И вдруг из-за аккуратно сложенных штабелями шпал услышала голоса. Найдя узкий проход, подобралась поближе и, осторожно выглянув из-за угла, в трех шагах от себя в неярком свете болтающейся на столбе лампочки увидела мужа. Ники, в перемазанном грязью пальто с разорванным рукавом, без головного убора, стоял, привалившись спиной к штабелю. Перед ним были двое с винтовками в солдатской форме - один молодой, другой, показалось, постарше. Сбоку еще один, с одутловатым лицом под сдвинутой набок бескозыркой, в матросском бушлате. И чуть поодаль - Ирина не поверила своим глазам - чернобородый с родимым пятном на щеке. Матрос, нетвердо стоявший на ногах, обшаривал карманы Ники.

– О, братва, глянь, у него кошелек имеется. А в кошельке-то что у нас?
– Раскрыв портмоне, вытряхнул содержимое в снятую бескозырку, которую дал подержать одному из солдат.
– Де-неж-ки… - Его лицо исказила пьяная улыбка, - что вы, буржуи, - ткнул Ракелова револьвером в лицо, - из трудового народа вместе с кровью сосали.
– Та-ак, - он вынул из бескозырки документы, повернул их к свету, - бумажки всякие ненужные, - скомкав, отбросил в сторону.

– Вы не имеете права, - с трудом шевеля разбитыми губами, проговорил Ракелов.

– Спорить будешь, гнида буржуйская?
– Матрос, качнувшись, уперся револьвером ему в грудь. Ирина заметила на его руке татуировку - большой темно-зеленый якорь, похожий на клешню. Жесткий голос внутри снова приказал: "Смотри и запоминай".

– Помнится, любезнейший, - ласково улыбнувшись, вмешался в разговор чернобородый, - на вокзале в Твери вы вполне соглашались с христианской идеей добровольно отдать ближнему рубаху. Теперь же, когда до дела дошло, отказываетесь пренебрегать материальным счастьем. Нехорошо, ой как нехорошо… - Он укоризненно покачал головой.

– Я не собирался оказывать сопротивление и полез не за оружием, а… - растерянно пытался объяснить Ракелов.

– …а за хренометром, - загоготал матрос над собственной шуткой, с довольным выражением вытягивая из кармана Ракелова часы на цепочке, подаренные Ириной в день венчания.

– Похоже, золотые… - нерешительно, почти жалобно пробормотал молодой солдат.

– При социализме из золота отхожие места будут строить, понял?
– Чернобородый, отобрав часы у матроса, с размаху швырнул их наземь. Часы разбились о камень, выглядывающий из-под шпал.

Ирина, наблюдавшая за унизительной и страшной сценой, молила Бога только о том, чтобы эти нелюди отпустили Ники.

Ракелов вдруг распрямился.

– Да как вы смеете?
– Его голос, до этого нерешительный и просящий, окреп.

Один из солдат, тот, что помоложе, мгновенно вскинул винтовку и, направив ему в живот, передернул затвор.

– Брось, Санек, не стреляй, маслинки для других дел сгодятся. Штыком ткнем разок - с него и хватит, - тихим голосом проговорил тот, что постарше, равнодушно глядя на Ракелова узкими колючими глазами и поглаживая винтовку с примкнутым штыком короткими, будто обрубленными пальцами, на каждом из которых виднелась крупная татуировка в виде отдельной буквы. "САША" - успела прочитать Ирина. Почувствовав, что через мгновение может случиться непоправимое, она выскочила из укрытия и, подбежав к чернобородому, схватила за рукав куртки и принялась изо всех сил трясти его.

– Отпустите, прошу вас! Вы же знаете, это мой муж, он ни в чем не виноват!
– Отчаянно кричала она.
– Он… у нас… свадебное путешествие, - ухватилась за спасительную мысль, считая, что простые, нормальные слова смогут пробудить в этих людях понимание и сочувствие, вернут в обычную человеческую реальность.
– Да, да! Свадебное путешествие!
– Повторяла она, обращаясь то к одному, то к другому.
– Умоляю - отпустите…

Чернобородый, немного растерявшийся вначале от ее неожиданного появления, увидев, что она одна, крепко схватил Ирину за кисть руки.

– А жены при социализме, - он похотливо улыбнулся, - будут общие…

Матрос понимающе кивнул и, расставив руки, нетвердыми шагами двинулся в ее сторону.

– …посему и свадебные путешествия - пережиток, который мы не возьмем с собой в светлое будущее.

– Ира, уходи! Уходи скорее!
– Закричал Ракелов.

– Ники!
– Оттолкнув матроса, она бросилась к мужу, думая только об одном: "Пусть, если хотят, убивают вместе. Я - его жена!"

– Куда, сука?!
– Короткопалый наотмашь, со всей силы ударил ее по лицу. Потеряв равновесие, Ирина, раскинув руки, опрокинулась на спину, наткнувшись плечом на какую-то острую железку, пронзившую тонкую ткань пальто и с хрустом вонзившуюся в тело. Ирина, хватая ртом воздух, беспомощно лежала на земле, теряя сознание от нестерпимой боли, унижения и безысходности.