Тело на продажу
Шрифт:
– А ты забавная, – фыркает мужчина. – Так и быть, я не буду отрезать твой язык, но ты все равно не забывай время от времени его прикусывать и просто молчать: мужчины любят молчаливых и покорных.
– А женщины любят адекватных и законопослушных, – парирую я.
– Твое мнение тут никому не интересно, – отмахивается мой провожатый, а потом ленивым голосом добавляет: – Ладно, поболтала – и хватит. Заткнись, – и я вдруг четко понимаю: весь наш предыдущий диалог состоялся только потому, что мужчина позволил это. Дело не в том, что это я такая остроумная. Просто ему было прикольно послушать мой лепет. Теперь ему надоело, и если я встряну
Это осознание здорово выбивает меня из колеи, но я все равно не собираюсь сдаваться. Остаток дороги я действительно молчу, но при этом мысленно прикидываю, как буду общаться с господином Хусейном. Одно мне ясно заранее: называть его хозяином я точно не стану.
Мы едем недолго. Вскоре автомобиль въезжает в витые ворота зеленой усадьбы, а потом – на подземную парковку огромного особняка, и через несколько секунд останавливается там среди других, не менее шикарных машин. Подозреваю, все это – автопарк господина Хуссейна.
Мой провожатый быстро выталкивает меня из салона:
– Идем знакомиться с папочкой.
– Фу, – отзываюсь я, но делать нечего: я послушно иду за ним.
Мы поднимаемся по лестнице с парковки на первый этаж и оказываемся посреди роскошного интерьера.
Не успеваю я оглядеться как следует, как нам навстречу выходит хозяин дома (но не мой хозяин): низкорослый, откровенно толстый мужчина в чалме и белоснежном балахоне. Он словно распахивает перед нами объятия, а потом говорит на исковерканном английском:
– Добро пожаловать, моя русская красавица!
– Спасибо, друг мой! – господин Хуссейн благодарит моего сопровождающего широкой белоснежной улыбкой, тот в ответ слегка наклоняет голову, явно выражая высшую степень уважения своему хозяину, и затем быстро удаляется. Мы с господином Хуссейном остаемся наедине друг с другом посреди огромной и совершенно роскошной гостиной.
Сердце у меня колотится, как бешеное, но я изо всех сил стараюсь не подавать виду, что мне сейчас чертовски страшно.
Мужчина, все так же держа распахнутыми объятия, медленно приближается ко мне, а я, в свою очередь, так же медленно отступаю назад и в конце концов просто упираюсь лопатками в изумрудную мраморную колонну. Холодная поверхность скользит под моими дрожащими пальцами.
Тогда Хуссейн подходит почти вплотную и все на том же корявом английском спрашивает у меня:
– Ты боишься меня?
– Я тебя ненавижу, – без малейших раздумий заявляю я ему в лицо. – Кто бы ты ни был, сколько бы ни было денег у тебя на счетах, я тебе не принадлежу, ясно?! Человека нельзя купить, человек не вещь… – вот только договорить я не успеваю, потому что в этот момент мужчина залепляет мне звонкую пощечину. Это действие так не сочетается с его благодушной улыбкой, что я и вправду не ожидаю подобного поворота… Но это случается. Я вскрикиваю, инстинктивно хватаясь ладонью за обожженную щеку, и отскакиваю прочь, пытаясь спрятаться за колонной.
– Знаешь, почему я тебя ударил? – спрашивает мужчина совершенно невозмутимо, закладывая руки за спину, сцепляя их на пояснице в замок, а затем медленно обходя колонну, чтобы снова посмотреть мне прямо в глаза. Его собственные глаза – черные-черные, даже зрачков не видно, и это пугает.
– Потому что ты ублюдок, – рыкаю я в ответ.
Страшно ли мне, что он ударит снова? Конечно, страшно.
Собираюсь
ли я стать послушной? Нет, ни за что.– Ответ неверный, – Хуссейн качает головой. – Можешь ненавидеть меня сколько угодно, но при этом ты обязана обращаться ко мне уважительно: хозяин. Только так и никак иначе, ты поняла?
– Я не стану называть тебя так! – отвечаю я гневно.
– Станешь. Я буду пороть тебя каждый день, пока не начнешь.
– Что?! – я захлебываюсь собственными эмоциями. – Я что, похожа на рабыню на плантациях?!
– На плантациях – ни в коем случае, – ублюдок снова качает головой. – Нельзя портить солнцем такую восхитительную жемчужно-белую кожу. Я буду беречь тебя, обещаю. Но ты определенно очень похожа на самую красивую и дорогую шлюху моего элитного публичного дома.
– Что?! – я снова задыхаюсь.
Да, я все знала. Я ждала этого.
Но я все равно совсем не была готова.
И вот теперь…
Понять, что тебя привезли обманом и силой в чужую страну, чтобы тут сделать шлюхой и пустить по рукам, – это больно и страшно.
– Не бойся, – говорит между тем Хуссейн. – Я никому не позволю тебя обидеть. Разве что один раз. Ты должна пройти посвящение.
– Какое еще посвящение?! Я хочу домой, в Россию!
– Это невозможно. Но я обещаю, что после посвящения тебе позволят принять ванну, хорошенько намыться, поесть, попить и выспаться. Перед началом работы в борделе ты должна прийти в себя. Ты должна быть красивой, чтобы мужчины захотели тебя покупать.
– Я никому ничего не должна!
– Для этого и проводится посвящение, – хмыкает ублюдок. Господи, у меня язык не поворачивается называть его мужчиной… Это не мужчина, это вообще не человек – это зверь, животное!
И оно продолжает говорить, исторгая звуки из своего рта, пока меня все больше и больше тошнит и вот-вот просто вырвет прямо ему под ноги…
– Посвящение призвано выбить из тебя дурь и непокорность. Мы пустим тебя по рукам среди моих работников-мужчин. Их тринадцать или четырнадцать человек, точно не помню, потому что недавно я кого-то увольнял и кого-то брал на работу… Сбился. Но это и не так уж и важно. В любом случае, число достаточное. Рассказать тебе, как все будет происходить?
Я мотаю головой в знак протеста и безвольным телом просто стекаю по стене на пол, но Хуссейн продолжает:
– Сначала ты будешь сопротивляться. Разумеется, на первом мужчине, втором и третьем… даже на четвертом, полагаю, потому что ты явно очень бойкая девушка и умеешь за себя постоять. Но когда тебя начнут драть сразу в две дырки – ты немного присмиреешь, поверь мне. Это проверено на сотнях других девушек. Постепенно дурь уйдет из твоей головы, и ты перестанешь дергаться, как свинья на веревке. Десятый мужчина уже будет брать тебя послушной и на все согласной. А под конец ты и сама начнешь просить еще.
– О боже… – только и могу пробормотать я. Вся моя бравада разом испаряется. Групповое изнасилование – это намного хуже даже самых жутких вещей, что я себе представляла, когда поняла, что меня отправят в бордель.
– Но это случится не сегодня, – успокаивающим тоном говорит мой тюремщик. Охуеть утешил! – Я помню, что ты девственница. Не напрасно я переплатил за тебя двадцать тысяч долларов. А теперь продам твою невинность за сто тысяч долларов. Это будет очень уважаемый, очень благородный человек, поверь мне. Тебе наверняка понравится.