Телохранитель ее величества: Точка невозврата

– Встать! Смир-рно! – отчеканила она громовым голосом.

Я пересилил себя, но встал и вытянулся.

– Правильно. Исполнение приказов – первая и главная из обязанностей.

И вновь удар по лицу. Не сильный, но хлесткий.

– Больно?

Я промолчал.

– Я могу бить тебя. Могу искалечить. И даже убить, если на то будет решение Совета. – Она оглянулась на все так же молча наблюдающих за действом своих. – Ты же не можешь ничего – только слушаться.

Разворот, и вновь удар. Ногой. Под дых. Я вновь согнулся. Сука! Стерва! Мразь! Высокомерная мразь!

– Готов ли ты выдержать все это? Пройти через бесправие и унижение?

Я смотрел на нее… Волком. Готов был убить взглядом. Но взглядом, к сожалению, убивать не мог – нет такого в моих модифицированных талантах. Но было и еще кое-что. Сейчас она бьет меня. Но это ОНА, член совета офицеров. А кто скажет, что будет ждать меня ТАМ, за этими дверями и этим шлюзом. Вполне возможно, это действительно, цветочки.

Она вновь напала. Била серией, по лицу, в живот, снова по лицу. Я отступал, пятился, пытаясь не упасть, она же молча наступала, ехидно ухмыляясь.

– Чувствуешь? Чувствуешь! И как тебе это унижение? Как тебе беспомощность? Бесправие? Нравится? Готов ли ты все бросить и идти через все это?

Я потерял-таки равновесие. Но она не дала упасть, перехватив меня сзади и сдавив локтем горло.

– Отказывайся сейчас, Хуан. Сейчас или никогда. Потому, как если ты решишь отказаться потом, ты превратишься в дезертира. А мы беспощадны к дезертирам.

Ее локоть начал медленно сдавливать мне шею. Я вцепился в ее руку, но сам держался навесу – она держала меня в неудобной позе, в специальном захвате – и сделать из этого положения ничего не мог.

– Думай, Хуан. Думай. Стоит ли игра таких свеч?

Я пытался хрипеть, но воздух в легкие поступить не мог. В голове поплыло. А она все давила и давила, словно получая от этого удовольствие.

– Пророк хренов!

– Достаточно! Он все понял! – вновь прозвучал голос ее высочества. Резкий, звонкий, злой. Повелевающий.

Хватка сразу ослабла, воздух ворвался в легкие, а сам я чуть не брякнулся на пол – она меня все-таки выпустила.

– Понял?

Напрасно я подумал, что на этом всё, она остановится. "Убедительная просьба" самой ее высочества для этой женщины не значили ничего. Эта… штандартенфюрер, – к месту вспомнилось мне ее звание и организация древности, занимавшаяся истязанием людей (14), – вновь схватила меня и придала ускорения в направлении своего стола, в который я с силой врезался, расквасив губу. Язык ощутил соленый привкус.

– Ничего он не понял. И отчасти благодаря тебе. – Насмешка. Над ее высочеством, которая подобное отношение молча проглотила.

Сеньора вновь подняла меня, развернула и бросила на стол на спину. После чего опять сдавила горло руками, навалившись всем телом.

Я вцепился в ее руки, чтобы разжать, но у меня не получалось. Она смотрела мне прямо в глаза и давила. Давила морально. Так, что воля к борьбе, воля к сопротивлению, дисциплинированно сидели в сторонке, слушаясь и этого взгляда, и этого тона.

Я снова начал хрипеть, и в момент, когда почти дошел до точки, когда был готов несмотря ни на что наброситься на нее, хватка ослабла. Я, держась за горло, сполз на пол рядом со столом, жадно вдыхая и выдыхая полной грудью.

– Держи. – "Штандартенфюрер" протянула вынутый из кармана из пачки ароматизированный одноразовый платок. – Вытрись.

Я последовал совету и приложил его к разбитой губе.

– Вот теперь он понял. Надеюсь. Понял, юноша? – Это уже мне.

– Так точно, сеньора. – Прошепелявил я.

– И каков будет твой ответ?

– А какой был вопрос? – Теперь усмехнулся я. Чем вызвал на ее лице довольную улыбку.

– Готов ли ты взвалить на себя все это, зная, что будет ОЧЕНЬ несладко. – Смешок. – Это правда. Все, что я с тобой делала, будет вправе делать с тобой любая из нас. И не только нас.

– Готов.

Она улыбнулась.

– Торопишься. Не спеши, подумай. Далее. Понимаешь ли ты, что отказаться и порвать с корпусом ты не сможешь? Только вперед ногами? Да погоди, не отвечай! – подняла она руку.

Села на стол, закинула ногу на ногу. Лицо ее приобрело задумчивое выражение древнего мыслителя.

– В летной теории есть такое понятие, "точка невозврата". Древние флайеры летали на малоэффективном органическом топливе, которого для полета требовалось очень много. И момент, когда его оставалось половина, назывался этой точкой. Из нее флайер мог либо вернуться на базу, либо лететь дальше и выполнить задание, но без возможности вернуться.

Пауза.

– Это точка невозврата, малыш. Твоя точка. И если ты решишь дезертировать, если поймешь, что всё это не твое, то это будет твоя и только твоя вина. Что не встал сейчас и не ушел своими ногами. Не Мишель, не моя, не королевы. Ничья другая. Только твоя.

И глядя на мое задумчивое лицо, продолжила:

– И еще вопрос. От меня лично. Ради чего тебе это все? Ради чего ты подписываешься умереть за чужого незнакомого человека? Что ты увидел в ней такого, что готов все бросить и служить?

Это не праздный вопрос. Я знаю ее дольше и лучше тебя. И у меня не раз появлялось подобное желание – бросить все и удрать.

А теперь думай. Мы подождем. Только не ври, прошу – в первую очередь себе. Перекур! Пятнадцать минут!

Она скрестила руки, обращаясь уже не ко мне. Тетки начали облегченно вздыхать и небольшими группами, скупо о чем-то переговариваясь, выходить наружу. Я остался один. Всего на четверть часа, но это очень, очень сложные четверть часа!

***

Лифт остановился на отметке, показывающей цифру "6". Видимо, это и был этаж, с которого мы отправлялись, поскольку перед нами простирался зеленый коридор. Хранители начали покидать кабину, однако, после того, как все четверо вышли, и я собрался идти следом, меня мягко придержали за плечо.

– А ты останься, – сказала сеньора Гарсия, но больше подошло бы "приказала". После чего обернулась, бросила загадочный для меня взгляд на королеву и вышла следом за остальными.