Тем, кто не любит
Шрифт:
А как же запах? Его родной запах, который знаком с детства? Который был с ней с тех пор, как она себя ощущала! Когда она бывала больна, она могла и не видеть отца, но всегда чувствовала, что он рядом – то с плюшевым медведем, то с ложкой лекарства, то со стаканом чаю с малиновым вареньем… Даже когда он был в походе, Наташа чувствовала, что он скучает, заботится о ней… А его форма, что висела в шкафу? Парадный мундир, фуражка, его кортик? Она помнила их всегда. Откуда мог взяться какой-то другой отец? А внешнее сходство?
– Это дурацкая шутка?
Но мама заплакала. Наташа выскочила в кухню. Отец сидел за столиком у окна, и она вдруг впервые увидела, что он ведь не очень молод.
– Любименький! –
Что теперь будет? Если он не родной, тогда как она его станет любить? Просто как мужчину, который старше ее всего лишь на двадцать лет? Любить за то, что он для нее сделал, за то, что был к ней постоянно добр, или как-то иначе? Родство и кровь – суть инстинкта. Если родства нет, а любовь существует – то это уже не родственная любовь. Какая же получилась чепуха! Оставить все так, как есть? Но ведь она уже знает… Зачем ей сказали? Из-за каких-то дурацких юридических закавык? Она вспомнила, что мама никогда не давала дочери в руки ее свидетельство о рождении. Знание – сила, но Наталья предпочла бы не знать. Теперь получилось, что они с мамой уравнялись в правах на любовь этого человека. Но мама – его жена. А кто же теперь она, Наташа? Приемная дочь. Как противно звучит.
Наташа пошла назад в свою комнату. Проходила мимо родительской спальни – мама стояла у окна, обняв руками плечи.
«Ей было нелегко сказать», – подумала Наташа.
В своей комнате она медленно опустилась на кровать и сжала руками плечи, так же, как мать. Заметила это и опустила руки. Приемная дочь. Ни мыслей других не было в голове, ни чувств. Как мешком ударили по башке. Огромный букет лежал рядом с ней на кровати. Наташа равнодушно посмотрела на него, трогать не стала. Мать осторожно вошла в комнату, села рядом.
– Я тебя люблю, мама! – Наташа уткнулась в ее плечо. Сразу стало легче. Защита, осознание что тебя любят – вот что главное для детей. – Как это случилось? Расскажи! – бормотала она, вдыхая знакомый запах матери. – Надеюсь, ты-то мне родная? Я не из детдома?
– Не из детдома. – Мама тоже заплакала и стала гладить ее по голове.
– Как же случилось, что папа мне не настоящий папа? – настаивала Наташа.
– Не все в жизни получается гладко. Я была молода, думала, что влюбилась по-настоящему. Очевидно, тот человек тоже думал, что все окажется по-настоящему. Но… в общем, я осталась одна с тобой. У тебя у маленькой были такие чудесные кудряшки! А тот человек никогда даже тебя и не видел. – Мама замолчала.
Настолько она любила мужа, что не могла делиться самым сокровенным ни с кем, даже с дочерью. Но в памяти ее сам собой всплыл тот день и тот час, когда в ее родном городе на Волге ударила летняя гроза, показавшаяся знамением. Мгновенно пронесясь, она оставила после себя теплые лужи, яркую зелень листьев, клочки облаков в синем небе. Гроза смыла пыль и грязь с улиц, и степной город напитался редкой для середины лета влагой. Только Волга, даже будто не заметив дождя, так же мощно несла свои воды вниз к морю. Они тогда жили в большом доме на набережной. У нее была комнатка – дали от завода, когда узнали, что беременна. Окно как раз выходило во двор – комнатка была на первом этаже.
Скатывались в ручейки лужи, серебристые тополя шелестели листьями вслед уходящей грозе, а груженые баржи как шли, так и продолжали идти вверх и вниз по течению, ни на минуту не прерывая свою тяжелую, медлительную работу. Как щенок, веселясь, сверкая на
солнце боками, выскочил на простор белый глиссер. Мелькнул и понесся дальше. У Наташиной мамы тогда сжалось в сладком предчувствии сердце. Мороженщик выкатил на угол свою голубую тележку и установил сложенный из-за дождя полосатый выцветший тент.С улицы во двор свернул молодой офицер в военно-морской форме. Он легко нес объемистый коричневый чемодан. На груди мужчины золотился орден. Офицер прошел мимо мороженщика за угол и направился прямо к их подъезду. Мать Наташи дернула на себя фрамугу окна, стекло было залито дождем, она стояла босая на подоконнике с тряпкой в руках. Моряк остановился у подъезда и снял фуражку.
Солнце сияло в каждом окне, отражалось от мокрых карнизов, искрилось фонтаном капель, стекающих с подоконников. Солнце било в глаза, и мужчина перевел взгляд вниз, в тень деревьев. Обломанные грозой сучья валялись на мокром песке. Из подвального окна выглядывала кошка. Малолетний пацан с криком вырвался из подъезда и устремился под липы, грозно взмахивая самодельной изогнутой саблей. Мужской голос под приятную мелодию задушевно пообещал, что в недалеком будущем на планете Марс будут обязательно цвести яблони. Моряк перевел взгляд и увидел: к молодой женщине, протирающей стекла, взобралась на подоконник девочка лет трех – с рыжеватыми кудряшками, в красном платье. Она приставила к одному глазу трубочку детского калейдоскопа и навела ее на солнце.
– Мам, как красиво! – Вдруг она опустила трубочку и посмотрела на моряка.
– Папа приехал! – Трубочка упала из раскрытой ладошки вниз, и моряк услышал, как звякнули стекляшки. Женщина схватила девочку, смутилась. Кровь прилила к ее лицу. Засияли две симпатичные ямочки на щеках.
– Не кричи, Наташа! – тихонько сказала она. – Это не папа. Папа пока не приедет, ему нельзя!
– Нет, это папа! – Девочка заплакала горько, навзрыд.
Мужчина опустил чемодан на мокрую землю и протянул вперед руки.
– Пойдем погуляем. – Легко она скользнула к нему вниз с подоконника.
– Наташа, вернись! – От смущения женщина не могла смотреть гостю в лицо.
– Вы не беспокойтесь. Мы далеко не уйдем! – Моряк глядел на ямочки на щеках и улыбался.
– Простите ее, болтает сама не знает что!
– Ничего! Пусть чемодан немного под вашим окном постоит.
Небесный калейдоскоп звякнул звездами и сложился в перепутанный яркий узор. Девочка стихла. Мужчина долгим взглядом посмотрел на женщину. Она покраснела еще больше. Аккуратной ладонью откинула со лба волнистые волосы. Моряк вспомнил багровое лицо председателя военно-врачебной комиссии, полковника медицинской службы. Доктор багровел не от злости. По натуре он был незлой человек. Кровь приливала к его лицу всякий раз, когда он должен был сообщать плохие новости. Сам доктор терпеть не мог чувствовать себя вершителем судеб, выносить вердикты, ломавшие людям жизнь, и не привык говорить в таких случаях спокойно, не кричать. У Нечаева он спросил:
– Дозу хватал?
– Схватил небольшую.
– А женат?
– Пока нет.
– Значит, детей нет?
– Нет.
– Напрасно, – опустил глаза доктор. – Иногда бывает полезно жениться пораньше.
Нечаев все понял. И сейчас решение пришло само. Если ее отец не приедет в течение месяца, то до конца отпуска эта девчушка в кудряшках станет его дочерью.
Они сделали круг по двору, пустили в плавание кораблик, сделанный из спичечного коробка, погладили кошку. Потом он опустил девочку на подоконник, и не задерживаясь больше, подхватил чемодан и бегом устремился в подъезд. Навстречу по длинному коридору коммунальной квартиры, вытирая полотенцем морщинистое лицо, уже бежала его мать. Каким далеким уже стал этот день! Из окон неслись веселые песни, с плакатов, улыбаясь, смотрел Гагарин.