Тем тяжелее будет падение

— Каким ветром, Юрий Данилыч?! Я уж думал, более не свидимся.

— Дьявол нас одной веревочкой повязал.

— Я атеист. В духов не верю.

— В сорок четвертом генерал-полковника Куценко чуть под трибунал не отдали за разглашение государственной тайны. А он позвонил напрямую фельдмаршалу Грубберу и сказал: «Сдавай оружие и спасешь солдат. В шесть утра я начинаю наступление с юга, и тогда пощады не жди!» Наглец, конечно, но под трибунал его так и не отдали, потому что сдержал слово, данное врагу, и разбил его в пух и прах.

— Какой же он наглец, если его силы превышали вражеские вдвое? Вот если б наоборот. Так на каком фронте ты намерен наступать, Юрий Данилыч?

— Пришел за советом. Без тебя не решить.

— Наглец, конечно. Валяй дальше, слушаю.

— Котельников нанял меня найти дневник и вернуть ему. Ставка — пост гендиректора металлургического гиганта. А что это значит — тебе объяснять не надо.

— Да… Есть за что поломать копья. А если блефует?

— Он свой ход первым делает, а я отвечаю.

— Логично. Пришел бы ты, Юрий Данилыч, днем раньше, я бы тебе посочувствовал. Но в наше время нет постоянства. Человеческая жизнь, как пыльца ветром сдувается. Так и летаем с цветка на цветок, а в результате одни гибриды вырастают, мутанты и монстры. Был я у тебя, дело предлагал. Была у меня сила, а ты на мели сидел. В мгновение ока все переменилось. Теперь ты на пути к вершине, а я, видишь, на мели. Вода сапоги не прикрывает, и не знаю, что выловлю в мутной водице. Предлагай условия.

— Твои тебе и возвращаю. Сто тысяч не тронуты, а остальное — на твой выбор.

— Мне и этого хватит. Как ты там говаривал? Я уже стар на побегушках быть, но место укажу. То и от меня получишь. Только там не офис паршивый в развалюхе, а крепость. Грановская мне ныне никто! Ушел я от нее. Но десяток моих верных парней там остался. Помогут по старой памяти, но их мало. В усадьбе десятка три таких, можно голову свернуть. Мне гонорар потом заплатить, сочтемся, а для начала найди профессионалов. И не тех, кто кулаками размахивать может, а тех, кто головой работает: сигнализация, суперсейф в ее спальне, никаких ключей, цифровые коды и отпечатки ее пальцев. Одна промашка, и все кончено. Минер ошибается один раз. Не жалей денег на таких спецов, если ты их, конечно, найдешь.

— Полковника Корсакова помнишь?

— Талантливый был мужик, ему доверять можно, но он грязное белье разбирает.

— Слышал я от него о таких специалистах.

— Ладно, приезжай через пару дней. Я со своими свяжусь, обстановку проведаю, а ты с Корсаковым поговори. Сообща скумекаем, что к чему.

— Спасибо за понимание, Федор Иваныч.

Корякин усмехнулся, но промолчал. Не думал он, что так скоро ему выпадет возможность поквитаться со стервой, сидящей на золотых слитках. Уж она будет помнить, как генералов за шкирку в сточную канаву выкидывать. Сопли еще не утерла, а туда же лезет.

***

Два сержанта вокзальной милиции прогуливались по платформе и бросали короткие взгляды на пассажиров, приехавших из Казахстана. Оба проработали на вокзале по пять лет, и опыта у них хватало. Кого следует задержать, а кого нет, они определяли в долю секунды. Отпускали всех, разумеется, но после того, как снимали лишний груз с карманов в качестве дополнительной таможни. Бесправные пассажиры платили мзду и лишь тогда могли ступить на землю великой столицы.

Работенка непыльная и вполне устраивала сержантов, деньги сами плыли рекой. С местных щипачей взималась дань, с бомжатника шли доходы, одним словом, в кармане всегда хрустело. На служебной стоянке были только иномарки работников вокзала и их верных защитников, блюстителей порядка. С одних перекупщиков билетов текли немеренные доходы. Тут на все была своя такса и каждый был в доле, а доля зависела от занимаемой должности. Порядок превыше всего. Что касается безопасности пассажиров, то претензии, заявления и жалобы летели в корзину. У деловых людей не было на них времени.

Бомжатником называли поезд, точнее, семь вагонов, загнанных в тупик года три назад, но все еще числившихся на балансе. Охранять их было некому, и вагончики приглянулись бомжам. Сначала их гоняли, но потом местные менты превратили «поезд» в гостиницу и взимали плату за ночлег. Для постоянных — скидка, летом дороже, зимой дешевле из-за отсутствия отопления. Об удобствах и говорить нечего. В каждый вагон менты усадили дежурного, все из тех же бомжей, но постоянных и надежных. С этих самых «портье-проводников» и вели спрос по людям, доходам и количеству багажа. А как еще можно жить в век коммерции и бесхозности! Вот так и проходила тихая и неприметная вокзальная жизнь, граница между вагоном и городом. Проскочил — повезло, застрял — плати.

Пробегавший по платформе мальчишка лет десяти был ловко перехвачен железной рукой стража порядка. Сержант держал двумя пальцами его тоненькую шейку и грозно смотрел сверху вниз.

— Хорошо живешь, Рашид! — криво усмехнулся сержант. — Новенькие кроссовки, фирменные! В таких от кого угодно сбежать можно, но только не от меня.

Бежать-то некуда, а? — Мальчик молчал. — Как же так получается, Степа, — продолжал он, обращаясь к напарнику, — народ из бомжатника дорогие обновки покупает, а дань с них не платит. Значит, щипачи скрывают от нас свои доходы, а мы как лохи им доверяем.

— Отпусти, дядя Коля! Кроссовки мне Кешка подарил. Деньги я с кармана не брал. Кешка дал. Мне и Аляму. Сам дал сто баксов нам на кроссовки.

Мальчишка тщетно пытался вырваться.

— Кто такой Кешка? Почему не знаю?

— Из шестого купейного. Дядя Степан знает, он их прописывал. Отпусти.

— Есть такие, — кивнул Степан.

Сержант отшвырнул мальчишку как котенка. Тот упал, но тут же вскочил и пулей полетел прочь, только подошвы новеньких кроссовок засверкали.

— Я чего-то не знаю, Степа? За моей спиной дела делаются?

— Брось, Коля! Двое новичков откуда-то из Тулы на неделю прикатили. Сто баксов я с них снял. А тут Бугор пошел бомжатники проверять, и сотню пришлось отдать ему. Так что мы оба пролетели, как фанера над Парижем.

— Сто баксов для этого отребья — неплохие деньги. Значит, с умыслом приехали, коли такими бабками кидаются. Мало того, они еще и щипачей обувают. Прямо меценаты какие-то! Ничего похожего в нашей практике я не помню. Ну-ка, давай выкладывай, кого пригрел?

— Баба молодая, лет тридцати, тульская шлюха, скорее всего, от сутенеров удрала. Я так думаю, вот откуда бабки. Но такая и в Москве свою цену возьмет, если с баронессами панельного бизнеса сторгуется. А чего ей еще в Москве делать! Приехала с мальцом лет восьми. Взяли целое купе на неделю. Сто баксов. Какие проблемы?

— Сам заселял?

— Конечно.

— Нет в тебе прозорливости, Степа. С этой бабенки можно высосать в десять раз больше, а ты успокоился. Ну-ка пойдем глянем на гостей из Тулы. Сейчас сразу все понятно станет.

Они спустились с платформы на пути и направились к тупику. Анна в это время находилась в городе. После истории в гостинице она опять звонила Сергею.

На этот раз она попросила его найти ей знатока криминальной элиты Москвы. Среди друзей опытного фальшивомонетчика, который сам входил в элиту криминалитета, нашелся неприметный человечек. Костя Нечипоренко не числился среди воровской знати, он всегда был честным журналистом и писал очерки для криминальной хроники. Иногда УВД допускало парня к своим архивам. Потихоньку Костя начал составлять свой собственный архив и досье на самых крутых авторитетов, которые никогда не попадались на крючок. Воротилы от криминалитета пускали в оборот миллионы долларов, отмывали деньги, но всегда выходили сухими из воды. Вот такие люди и интересовали Костю. Он мечтал бросить журналистику и начать писать детективы, думал, на новом поприще заработает неплохие деньги, а потом примется за сценарии, по которым снимут модные сериалы. Ни один автор не имел такого достоверного материала, его хватило бы на десяток бестселлеров. Одно мешало: в голове все было разложено по полочкам, но стоило сесть за стол, как работа стопорилась, все идеи превращались в кашу. Одно дело очерк, эпизод, другое — литература с четким построением сюжетной линии, интригой и виражами. Так он все откладывал и откладывал, как визит к стоматологу. Кроме первой страницы, где стоял его загадочный псевдоним и броское название романа, он так ничего и не написал.