Темная сторона Луны
Шрифт:
– Никак не могу определить цвет Ваших глаз, - сказал я.
– Это имеет значение?
– Еще какое! Они серые или голубые? От этого зависит, поверю я Вам или нет.
– Это загадка?
– спросил он, и я обнаружил, что начинаю привыкать к акценту.
– Понимайте, как хотите.
– Мои глаза серого цвета.
– Вы не угадали. Я отказываюсь от сделки.
Мой собеседник откинулся на спинку стула, как будто получил пощечину.
– Вы же понимаете, что мы можем убить Вас.
– Если бы могли, то уже сделали бы это. Где-то рядом есть пятно, через которое Вы можете уйти
– Значит, перстень еще не утратил способность подсказывать, - сказал мой собеседник.
Как будто бы не обратив внимание на эту его реплику, я продолжал:
– И вообще, как Вы хотите, чтобы я заключил с Вами сделку, если я даже не знаю Вашего имени?
– О! Мое имя не даст Вам ровно ничего существенного.
– Мне же нужно как-то Вас называть!
– Уже нет. Был рад увидеться. Ну что Вы, за кофе я расплачусь сам.
Он снова открыл сумку с деньгами, отцепил стодолларовую бумажку от пачки и небрежно бросил на стол.
– Хорошие чаевые, - усмехнулся я.
– Пустяки, - сказал он, закрывая сумку.
Мы вышли из кафе вместе, он повернул направо, и через несколько секунд я потерял его из виду.
Постояв еще какое-то время на месте и обдумывая, какое значение имеет состоявшаяся беседа в контексте моего расследования, я медленно развернулся и направился к Михаилу, в фирму, продающую охранные системы.
Ожидая, пока Михаил освободится, я нашел в справочнике номера агентств, предоставляющих переводчиков иностранцам. Я выписал их, чтобы позвонить завтра утром. С Михаилом мы довольно быстро договорились о приобретении и монтаже двух видеокамер и записывающей аппаратуры. Завтра все это будет доставлено, подключено и протестировано в мастерской Евгения Кобринского. Я позвонил Вилене, чтобы сказать об этом, и узнать, в какой час лучше привезти технику. Договорились на два часа пополудни.
Михаил попытался узнать, зачем мне понадобилось устанавливать аппаратуру в мастерской известного художника.
– Ты его знаешь?
– удивился я.
– Конечно. Я даже купил несколько его работ. И одну из них удачно перепродал. За четыре тысячи долларов.
– И кому же это, интересно, она понадобилась?
– я сделал вид, что меня это совершенно не интересует.
– Да ты не понимаешь. Кобринский - гений! Его уже по всему миру знают! И оставшиеся у меня полотна я никому не продам, потому что они - самый лучший вид капитала.
– Так кто же у тебя ее купил?
– Какой-то иностранец.
– Конечно, странно одетый, - сказал я.
– В длинный плащ до пят и шляпу с перьями?
– Нет, совершенно обычный, француз. По фамилии Амьен. Называл себя бароном.
– Давно это было?
– спросил я, обдумывая такой поворот событий.
– Года три назад. Еще до того, как мы с тобой познакомились.
– Значит, Амьен, говоришь?
– Точно. Только что это ты так этим интересуешься?
– Миша, секрет фирмы. А я секретов не раскрываю.
– Ну что ж, тебе виднее, - похоже, он слегка обиделся.
Было уже почти семь вечера, когда я вышел от Михаила. Надо было идти домой и хорошенько поразмыслить над тем, что я узнал за сегодня. Но почему-то верным решением это не казалось. Я направился к магазину "Все для офиса!". Уже многое я понимал
в этой истории. Но одна существенная деталь никак не укладывалась в общий узор. При чем здесь сеть компьютерных магазинов?Я подошел к магазину "Все для офиса!" и встал под большим деревом недалеко от длинного козырька над дверью. Листва надо мной приятно шумела, иногда заглушая шум машин с окрестных улиц. Я простоял так полчаса, и стал уже замерзать на майском ветру, как вдруг увидел человека, поднимающегося по ступеням из того самого подвального помещения. Он был одет так же странно, как и другие пришельцы, но лицо было незнакомым. Он прошел в сторону Екатерининской, даже не посмотрев на меня.
Я спустился по лестнице к черной железной двери в подвальное помещение. Кнопка звонка, глазок камеры наблюдения. Все как обычно. Дверь совершенно точно не открывалась - это я бы услышал. Значит, здесь, внизу, находится еще одно пятно, через которое эти типы проникают сюда. Но густые тени, укрывающие пол, мешали что-либо на нем разглядеть. А фонарика у меня с собой, конечно, не было.
Я начал подниматься по лестнице и замер, потому что услышал речь с тем самым незнакомым акцентом. Присев, чтобы остаться незамеченным, я с бьющимся сердцем вслушивался в разговор проходящих мимо плащеносцев.
– Мы не можем скопировать магазины "ТиД". Уже все перепробовали! сказал один голос.
– Тихо! Нас могут услышать!
– ответил ему другой.
Они прошли мимо. Я осторожно поднялся, оглянулся и побежал по Проспекту Мира до Александровского Садика, где сел на скамью у памятника неизвестному атаману, сидящего перед мордой своего коня, и перевел дух. Итак, они пытаются что-то скопировать. Они похитили художника. Им нужен мой перстень. Тот, сероглазый, обмолвился, что перстень все еще может подсказывать. Они появляются в этом мире в местах, отмеченных стерильно чистыми пятнами. С ними связан француз, называющий себя барон Амьен. Это все? Достаточно деталей, чтобы хоть о чем-то догадаться. Но мое голографическое чутье упорно молчало.
Окончательно замерзнув на скамейке в Александровском садике, я почти бегом направился домой и, поставив чайник, пошел в гостиную включить телевизор. Я попал на новости. В одном из сюжетов рассказывали, что в Лос-Анжелесе был похищен известный художник. Это случилось две недели назад. Его до сих пор не нашли. Выкупа никто не потребовал. Была показана фотография и названо имя, но я его не запомнил.
Моя задача становилась все более и более любопытной.
Чай, бутерброды с маслом и медом, немного сыра, немного вина. Перед сном я вышел на балкон, посмотреть на звезды. В моем сознании царила пустота, мне было спокойно и радостно. Я каким-то образом знал, что обязательно найду Кобринского.
3. Сероглазый проявляет настойчивость.
Утро началось с телефонного звонка. Звонил сероглазый. Я сразу узнал его голос.
– Мы могли бы договориться об условиях передачи перстня, - сказал он.
– Чем сильнее он Вам нужен, тем меньше мне хочется отдавать его, ответил я.
– Так что чем реже Вы будете проявлять к нему интерес, тем скорее я захочу его продать.
– Это можно понять как грубость.
– Зависит от того, кто пытается понять, от его умственных способностей, - ответил я.