Темная страсть

Ярость одобрительно заурчал.

– И вот еще что, – добавил Торин, вновь привлекая его внимание. – Раз уж мы заговорили о помешанных на сексе, то Парис просил передать тебе, что сегодня Люсьен телепортирует его в город на поиски женщины. И оставит там до утра.

– Хорошо.

Оставалось надеяться, что захлестнувшее Аэрона чувство облегчения не имеет ничего общего с тем фактом, что Парис будет находиться далеко от Оливии.

– Люсьен обнаружил какие-нибудь следы охотников, пока был там?

– Не-а. Ни на холме, ни в Буде.

– Хорошо, – повторил Аэрон, снова принявшись расхаживать по коридору из угла в угол. – А как насчет темноволосой женщины?

– Ничего, но Парис пообещал продолжить ее поиски. Как только восстановит силы, разумеется. Кстати, об утрате сил. Парис упомянул, что ангел ранен. Хочешь, я попрошу кого-нибудь привести доктора?

На их языке «привести» означало «похитить».

– Нет. Она сама исцелится.

Некоторое время назад Владыки пытались заручиться услугами постоянного доктора, но тщетно. Теперь из-за беременности Эшлин вопрос встал крайне остро. Никто не знал, кем будет ребенок – смертным или демоном, – поэтому врача следовало выбирать крайне осторожно.

Охотники, как недавно выяснилось, годами скрещивали смертных и бессмертных, выводя расу детей-полукровок в надежде создать непобедимую армию. Ребенок демона Насилия стал бы ценным призом, который мечтает заполучить любой охотник. А ненадежный доктор с легкостью передаст секреты Владык их врагам.

Торин сочувственно покачал головой, словно Аэрон слишком глуп, чтобы мыслить здраво.

– Ты уверен, что она сама исцелится? Ее же вышвырнули с небес.

– Нас тоже вышвырнули с небес, но мы выздоравливаем так же быстро, как и прежде. Даже можем отрастить новые конечности.

Чем сейчас и занимается Гидеон, одержимый демоном Лжи. Во время последней стычки с охотниками воина поймали и жестоко пытали, чтобы выудить информацию, которую, впрочем, он так и не раскрыл. В отместку охотники отсекли ему обе руки.

Гидеон все еще прикован к постели, постепенно становясь для всех большой занозой в заднице.

– Интересная мысль, – сказал Торин.

В этот момент из спальни Аэрона раздался женский крик.

Аэрон замер на месте, а Торин оттолкнулся от стены и выпрямился. Когда крик раздался снова, оба уже бежали к комнате, хотя Торин значительно отставал. Рывком распахнув дверь, Аэрон первым ворвался в спальню.

Оливия по-прежнему лежала на животе, но теперь металась по кровати. Ее веки были смежены, а под глазами, помимо отбрасываемых ресницами теней, появились синяки. Спутанные темные волосы рассыпались по плечам.

Ее платье, очевидно, само себя вычистило, и следы крови почти исчезли. Однако на том месте, где могли бы начать расти крылья, появились два новых ярко-красных пятна.

Оливию терзали демоны.

Она чувствовала, как их клыки впиваются в кожу, жалят, рвут тело на части. Ощущала покрывавшую их чешуйчатые тела липкую слизь и обжигающее смрадное дыхание. Слышала ликующий смех, от которого ее мутило.

– Смотри-ка, что я нашел, – захихикал один.

– Красивый ангелочек свалился прямо к нам в руки, – фыркнул другой.

В воздухе витали хлопья серы и трухи, а ноздри, когда Оливия попыталась вдохнуть, заполнило зловоние. Ее только что низвергли с небес. Облака расступились у нее под ногами, и она полетела вниз… вниз, в неизвестность, отчаянно молотя руками и ногами, пытаясь за что-то зацепиться, как-то замедлить падение… Потом наконец увидела землю, но и та разверзлась, и адское пламя поглотило ее целиком.

– Это ангел-воитель. У нее золотые крылья.

– Уже нет.

Ее потянули за крылья с удвоенной жестокостью. Оливия пиналась, билась и даже кусалась, пытаясь вырваться, чтобы убежать и спрятаться, но ее усилия пропали даром – демонов было слишком много, да и неровная каменистая местность была ей незнакома, так что вряд ли она сумела бы скрыться. Сухожилия крыльев начали рваться, и обжигающая боль охватила все ее существо, поглощая сознание, пока в голове не осталась одна-единственная мысль: лучше умереть, только бы эти пытки прекратились.

«Пожалуйста. Дайте мне умереть».

Перед глазами закружились звезды, и это было единственное, что она еще могла видеть. Все остальное погрузилось во тьму. Тьма – это хорошо, это желанно! Но вокруг по-прежнему звучал смех, и ее продолжали тянуть за крылья. У Оливии закружилась голова, желудок скрутила тошнота.

Почему она не умерла? Затем одно из крыльев отделилось от тела, и Оливия закричала от сильнейшей боли, переросшей в настоящую агонию. Даже смерть не прекратит этих страданий, и они будут преследовать Оливию и в загробной жизни.

За первым быстро последовало второе крыло, и она все кричала, кричала и кричала. Клыки разрывали ее одежду, сильнее повреждая кожу, впиваясь в свежие раны на спине. Наконец ее вырвало райскими фруктами, которые она ела этим утром.

– Теперь ты уже не такая миленькая, как раньше, а, воительница?

Чьи-то руки стиснули ее, касаясь там, где никто прежде не касался. Слезы катились по ее щекам, пока она, беспомощная, лежала на земле. Вот и все. Теперь она точно умрет. Наконец-то. Потом сквозь окружающее ее море тьмы пробилась мысль: она отказалась от своей прекрасной жизни только для того, чтобы умереть в аду, так и не узнав настоящей радости и не побывав в объятиях Аэрона. Нет. Нет!

«Ты сильная. Борись же!» Да. Да! Она сильная. Она будет бороться. Она будет…

– Оливия!

Хорошо знакомый суровый голос проник в сознание, мгновенно вытеснив ненавистные воспоминания, боль и скорбь. Оставив лишь решимость.

– Оливия, проснись!

С некоторым облегчением она осознала, что это всего-навсего кошмарный сон. Людям довольно часто снятся страшные сны. Но нет, этот кошмар – не просто видение, а напоминание о времени, проведенном в аду.

Оливия поняла, что все еще мечется по кровати. Спина горит огнем, покрытое синяками тело болит, мышцы сводит судорогой. Она с трудом разлепила веки, заставляя себя успокоиться. Она задыхается, вжатая в матрас грудь быстро поднимается и опадает, а воздух обжигает ноздри и горло, будто туда попадает кислота. От струящегося по коже пота платье намокло и прилипло к телу. Благословенное оцепенение, ощущаемое ею раньше, полностью исчезло, и теперь чувства обострились до предела.

Смерть, пожалуй, стала бы лучшим выходом.

Аэрон снова сидит возле кровати на корточках и смотрит на нее. Еще один мужчина – Оливия вспомнила, что его зовут Торин, – стоит позади Аэрона и смотрит на нее безумными зелеными глазами.

«Демон», – подумала Оливия. Торин демон. Как и те, кто вырвал ей крылья. Кто дотрагивался до ее тела и мучил ее.

Пронзительный крик вырвался из ее больного горла. Ей нужен Аэрон, только Аэрон, потому что остальным она не доверяет. Не хочет, чтобы кто-то другой видел ее сейчас. Особенно демон. То, что сам Аэрон одержим демоном Ярости, ничего не меняет. Для нее он остается просто Аэроном. Но все, о чем Оливия сейчас могла думать, глядя на Торина, – это чешуйчатые лапы, щиплющие ее соски и проникающие между ног. Страшно представить, что натворили бы эти лапы, не начни она сопротивляться.