Темнейший князь

А Лилит? Что ему делать с ней?

Его взгляд обвел тронный зал, но не нашел ни следа ее присутствия. Она сбежала во время боя? Вероятно, но и что с того? Уильям не хотел ее преследовать. Да, эта женщина мучила его веками, но иначе бы он не встретил Санни. Только за это он готов простить ей любое преступление.

— Поклонись! — выкрикнула Анья.

— Я сделала это! — воскликнула Кили. — Я выиграла ради нас!

Схватившись за конец копья, он поднял Люцифера над головой и отвесил идеальный поклон. Толпа дико зааплодировала, когда из уголков рта Люцифера потекла кровь.

— Посланники благодарят тебя, Уильям, — сказал Аксель, его товарищи склонили головы в знак уважения.

— Я так горжусь тобой! — улыбающаяся Джиллина подпрыгнула и захлопала в ладоши.

Как и Посланники, князья ада склонили головы.

Санни, так, о ком он заботился больше всех, наблюдала за ним с неуверенностью в красных глазах.

Неуверенность? Откуда? Он передал копье Акселю и ринулся к ней, чтобы ткнуться носом ей в морду и погладить по гриве. Чем больше он ее гладил, тем сильнее она светилась. Шерсть и копыта исчезли, она начала уменьшаться в размерах, и вскоре его идеальный солнечный лучик стоял перед ним, золотое кольцо светилось на лбу ярче, чем раньше. Сияние не исчезнет, да? С этого момента он сможет забрать у нее рог с одобрения Санни или без.

Подождите. Она была голой.

— Отвернитесь или умрете! — крикнул он остальным.

Конечно, никто не подчинился. Рэтбоун бросил ему футболку огромного размера. Футболку, пропитанную запахом князя. Уильям стиснул зубы.

Просунув руки Санни в соответствующие прорези, он притянул ее к себе ближе. Она растаяла в его объятиях, их тела, казалось, слились воедино.

Уильям поцеловал светящееся кольцо на лбу и сказал:

— Я люблю тебя, Санни. Я так сильно тебя люблю. Если ты снова меня бросишь… никогда больше не бросай меня.

— Я тоже люблю тебя. И я никогда не хотела тебя бросать. Только защитить. — она провела двумя пальцами по свету. — Теперь ты это видишь. И всегда будешь видеть, поэтому всегда будешь знать где резать, если когда-нибудь захочешь забрать мой рог.

Он снова поцеловал яркое кольцо, остальной мир исчез.

— Дорогая, я с самого начала видел слабые очертания. Это одна из причин, почему я догадался, кто ты такая.

— Ты видел? Правда?

— Правда.

Ее глаза расширились.

— Тогда Гневлинги, должно быть, использовали ДНК феи или единорога для твоего создания. Или оба!

— Если я частично единорог, полагаю, это делает меня твоим новым королем. — вероятно, он никогда не узнает все составляющие своего генома, но его это уже не волновало. Он был тем, кем был… мужчиной Санни, братом Акселя. Сыном Гадеса?

— На самом деле, это делает меня твоей королевой — ставит выше по положению, — сказала она с широкой улыбкой. — Но мне интересно, являешься ли ты королем других видов, делая меня их королевой тоже. Мы должны выяснить! Больше королевства, больше мест для жизни наших животных. Поздравляю! У нас зверинец! И черемуха (черт)! Жаль, что ты не сказал, что видел очертания моего рога. Я могла бы показать свою форму единорога раньше.

Да как же. Он знал своего единорога.

— Ты бы убежала в горы, любимая.

Санни пожала плечами.

— Да. Вероятно.

Они обменялись счастливыми улыбками, пока ее веселье не исчезло. Зрачки расширились, она отстранилась, разрывая контакт. румянец схлынул с ее щек.

— Что такое, сандей? — спросил он смущенно и обеспокоенно. Все остальные тоже уставились на него. И почему, черт возьми, верхняя часть его головы горела… горела все сильнее и сильнее?

— Принесите зеркало, — приказала Санни всем и каждому.

Кто-то повиновался. Послышались шаги. Затем тишина. Все продолжали пялиться на него, и он нахмурился. Вновь раздались шаги. Санни поднесла ему ручное зеркальце, и он взялся за ручку. В стекле появилось отражение…

Что за черт? Он увидел корону. на его голове появилась корона, сделанная из серы и костей. Из нее торчали шипы разного цвета, создавая эффект оленьих рогов.

К его удивлению Гадес поклонился первым. Другие быстро последовали его примеру. На самом деле, все, кроме Санни, последовали его примеру. Она осталась рядом с ним с высоко поднятой головой.

— Как? — потребовал он у Гадеса.

Голос Гадеса раздался в голове.

— Легенды, которые ты слышал о необходимости найти корону, ложные. На самом деле, князья ада выбирают, кто будет править вместе с ними. В тот момент, когда они приходят к согласию, происходит коронация. Если желаешь отказаться от этой чести, тебе нужно просто уничтожить корону —

Итак, корона Люцифера не потеряна, а уничтожена. Разум пошатнулся. Гнев и боль стали глубже. Потерянная корона еще одна детская ложь со стороны Гадеса, и смертельный удар по их отношениям.

— Ты и я закончили. Конец. — горечь пропитала его слова. «Не обращай внимания на печаль». — Я не хочу иметь с тобой ничего общего. И все же ты хочешь, чтобы я, твой будущий убийца, правил вместе с тобой? — теперь горечь пропитала его смех, и в нем также чувствовался намек на печаль. Блядь!

Гадес вздернул подбородок, прищурился и взмахнул верхними и нижними ресницами. Он не продемонстрировал ни капли вины, ни каких-либо угрызений совести.

— Я сделал все необходимое для выживания. Я не знал, что смогу тебя полюбить.

Ярость заставила его произнести следующие слова с пугающей скоростью.

— Если бы ты любил меня, то никогда бы не разлучил с Акселем. Ты бы спас и моего брата тоже.

— Я спас Акселя. Отдал его Посланникам. И держал вас подальше друг от друга не только ради выживания, но и для сохранения тебя в своей жизни. — его подбородок даже слегка опустился, как если бы… если бы… Нет. Как если бы он испытывал чувство вины. Но Гадес никогда не испытывал вину. Ни по какой причине. — Я не хотел от тебя отказываться.

— И все же ты отказался от меня, — рявкнул Уильям. — С момента прибытия Акселя в ад, ты меня избегал.

— Да. Я давал вам время побыть вместе, без помех.

— А твоя реакция на медальон?

Гадес закрыл глаза и глубоко вздохнул.

— Я знал, что ты можешь использовать его против меня. Я бы вернул его, как только мы достигли взаимопонимания. Признаю, что справился со всем… плохо.

Столько извинений он никогда не приносил.

Уильям обвел взглядом комнату, видя людей, которых любил и защищал. Его стая. Мог ли он ненавидеть отца за хорошо прожитую жизнь? нет. В конце концов, он объявил: