Темница тихого ангела

Торганов вскочил и бросился к валявшемуся на полу телефонному аппарату. Схватил трубку и понял, что не знает, куда звонить: он забыл номер вызова «Скорой помощи».

Пал Палыч положил Алису на постель, тут же сорвал с подушки шелковую наволочку, разорвал ее надвое, скомкал половину и аккуратно положил ее под платье дочери, прижимая к ране.

– Чего сидишь? – крикнул он, опускаясь на кровать.

– Кому звонить? – растерянно произнес Николай.

– Идиот!

Шабанов, не отпуская ладони от раны, второй рукой достал мобильник, нажал всего одну кнопку и почти сразу выкрикнул в трубку:

– Это Шабанов, срочно вертолет с врачами ко мне на дачу. Здесь огнестрел: два проникающих ранения в грудь и в плечо. Артерия не задета, но рядом сердце. Быстрее!

Он бросил телефонный аппаратик на постель и проверил пульс Алисы, коснувшись пальцами сонной артерии.

– Ничего, ничего, доченька, – шептал он, – сейчас они прилетят. Все будет хорошо. Они очень быстро прилетят. Я в Центральную клиническую больницу позвонил: там очень хорошие врачи, они сейчас уже летят сюда на вертолете…

Алиса открыла глаза и прошептала:

– Зачем ты стрелял в него?

– Успокойся, все хорошо. Так надо было. Он сам…

– Зачем ты хотел его убить?

– Тебе не надо сейчас говорить. Тебе не надо напрягаться. Никто никого не хотел убивать. Это случайно получилось. Все живы.

Шабанов гладил голову дочери, успокаивал ее, на мгновение лишь обернулся к Торганову, и Николай увидел, сколько ненависти в его взгляде. Если бы не Алиса, то сейчас Торганов был бы мертв – Пал Палыч стрелял наверняка, но пули, предназначенные сердцу Николая, попали девушке чуть ниже ключицы.

– Мне очень больно, – прошептала Алиса.

Руки Шабанова затряслись. Он продолжал прижимать пропитанную кровью наволочку к ее ране. Но куда девать вторую руку, уже не знал. Просто выставил палец, указывая на Николая:

– Ты за все ответишь! Твой папашка тебе не поможет! Я не буду тебя убивать. Я тебя живого в ад отправлю.

Он покрутил головой, оглядывая пространство вокруг себя, словно пытаясь найти что-то, увидел лежащий рядом мобильник, взял его и опять надавил на какую-то кнопку:

– Охрана! Охрана! Где вы, черти? Срочно бросайте свои посты и сюда ко мне на половину Алисы!

За окном раздался шум винтов опускающегося на площадку вертолета.

– Ну, все доченька, сейчас все будет хорошо! – произнес Пал Палыч. – Видишь, как они быстро прилетели.

Шабанов поднял руку и посмотрел на часы. Кажется, он и сам удивился оперативности врачей. Но Алиса уже ничего не видела, вряд ли она даже слышала то, что ей говорил отец. С шумом распахнулась дверь внизу. Шаги многих ног прогремели по лестнице. Теперь уже неважно, кто примчится первым – врачи или охрана: сейчас Николая скрутят и потащат на допрос или на пытку, чтобы узнать, где скрывается Татьяна Рощина, а потом уж передадут милиции.

Торганов вышел в коридор и увидел, как навстречу ему бегут вооруженные люди в бронежилетах. Его развернули и поставили лицом к двери, но так, чтобы Николай видел все, происходящее в спальной комнате Алисы.

– Быстро вы, – выдохнул Пал Палыч, не поднимаясь с кровати. – Забирайте эту сволочь: он стрелял в мою дочь, но я отнял у него оружие.

Шабанов достал из кармана пиджака пистолет и протянул старшему группы захвата.

– Возьмите.

Офицер принял из его руки оружие, а другой человек шагнул вперед и ловко защелкнул наручники на запястье Шабанова.

– Вы что, – не понял Пал Палыч, – сдурели? Я же сказал, кто убийца. Вон эта сволочь стоит. Забирайте его!

Ему не ответили, достаточно бесцеремонно подняли с кровати и потащили к дверям. Шабанов не сопротивлялся, но, когда уже в коридоре ему сказали, что его задерживают по подозрению в убийстве депутата Рощина и в организации убийств еще нескольких человек, Пал Палыч захрипел, попытался вырваться. Его повалили, прижали к полу.

И тогда он закричал:

– Сволочи! Оставьте меня с дочерью – она умирает!

– Среди нас есть врач, – ответили ему.

Двое человек пытались скрутить Шабанова, его прижимали к полу, он уже не кричал. Пытался сопротивляться, тяжело дышал и задыхался от усилий, а когда понял, что все бесполезно, обмяк. Лежал с багровым лицом, прижимаясь щекой к холодному мраморному полу, выл обреченно и почти беззвучно.

Николай продолжал стоять лицом к стене, упираясь в нее руками. Над Алисой склонился человек, который только что сделал ей укол из шприц-тюбика.

– Потерпи, милая, – сказал он, – раны не опасные: все будет хорошо.

Она в ответ взмахнула ресницами.

– Вы – Торганов? – обратился к Николаю старший группы. А, когда Николай кивнул в ответ, сказал: – Опустите руки. Что здесь произошло?

– Шабанов стрелял в меня, но Алиса прикрыла. Сейчас…

Николай вошел в комнату, опустился на корточки возле огромной телевизионной тумбы, вынул из записывающего устройства DVD-диск и протянул офицеру:

– Здесь записано все произошедшее сейчас и признание самого Шабанова.

Потом Николай достал из-под кровати папку Шамина.

– А здесь материалы, подтверждающие невиновность Татьяны Рощиной.

Офицер принял все это, поправил каску на голове и просто сказал:

– Ну все – свободен! – Тут же поправился: – Можете идти. Спасибо.

То же самое говорил Спилберг статисту на своей съемочной площадке. А может, и до сих пор говорит. Но только это теперь так далеко!

Через несколько минут прилетел и медицинский вертолет, зависший на некоторое время над пустым бассейном. Потом он все же приземлился на газоне, и на носилках вынесли Алису. Она была бледной и смотрела в серое осеннее небо, но Николая заметила и позвала тихо:

– Торганов, подойди ко мне!

Коля подошел, и она шепнула:

– Наклонись поближе!

Он склонился к ее уху, но услышал всего два слова:

– Прости меня.

Маруся с дочерьми как раз собирались обедать. Перед Николаем тоже поставили тарелку с грибным супом. Поверх грибов в тарелке плавали куски обжаренной копченой грудинки и мелко нарубленные соленые огурцы. Сестры ели сосредоточенно, только Маша изредка поглядывала на старшего брата, с трудом сдерживая радостную улыбку: похоже было, что им всем известно нечто такое, от чего и самому Николаю скоро станет весело. Но ему не хотелось веселиться, ему не хотелось и есть, да его самого грызла тревога, потому что Тани в квартире не было. И терпеть неопределенность уже не было сил.