Тёмное крыло
Шрифт:
Сумрак впился в Нову ненавидящим взглядом. Как она могла поднимать этот вопрос сейчас, после того, что им всем пришлось пережить? В чём смысл этого?
— Но мы закрыли свои глаза и уши для новостей из большого мира, — продолжала Нова, — и жили в блаженном неведении. И сегодня ночью была расплата за это.
Сумрак тревожно шевельнулся. Нова не могла знать о предупреждении Терикса, но её критика Икарона была уничтожающе адресной. Он посмотрел на Сильфиду, зная, о чём она думала. Папа проигнорировал угрозу фелид, и оставил колонию уязвимой. Сумрак ждал гневное опровержение со стороны своего отца,
— Возможно, нам следует вновь учиться быть хитрее, — нерешительно предложил Сол. — Мы могли бы оставаться на острове, но найти скрытые места для жизни. Наш маленький размер может пойти нам на пользу. Мы можем прятаться и будем бдительными. И нас наверняка уже не застанут врасплох ещё раз. Это слишком дорого стоило нам сегодня ночью.
Сумрак внимательно слушал ответ отца, но не сумел найти в нём ни тени вины или раскаяния.
— Но у фелид всегда будет преимущество, Сол. На деревьях они проворнее, чем мы.
— Но мы умеем планировать.
— А они умеют прыгать. Мы почти слепы в темноте, помни об этом. Их глаза улавливают больше света луны и звёзд.
— Но покидать наш остров… — начал Сол.
— Нет, Икарон прав.
Сумрак заморгал от изумления, потому что это сказала Нова.
— Этот остров был для нас безопасным местом целых двадцать лет, но теперь он захвачен. Фелиды несомненно хотят истребить нас; мы должны уйти отсюда ещё до того, как они устроят очередную резню.
Некоторое время все молчали; вне всяких сомнений, Папу тоже удивило это проявление поддержки со стороны Новы.
— Но отчего вы думаете, что на материке нам будет хоть чем-то лучше? — спросил Сол. — Мы ушли оттуда уже давно; возможно, всё изменилось намного сильнее, чем мы знали.
— Эти фелиды — отщепенцы, — ответил Икарон. — Их вождь Хищнозуб сказал мне об этом перед тем, как напал на меня и на Мистраль, — его голос задрожал, когда он произнёс имя своей жены, но он хрипло продолжил говорить. — Они откололись от Рыщущих Патриофелиса и пришли сюда, чтобы тайком творить свои злодеяния. Я не могу предположить, что все фелиды превратились в пожирателей плоти. Нам будет безопаснее на материке.
Сумрак пал духом. Остров и секвойя были местом его рождения — и то же самое они значили практически для всех рукокрылов колонии. Все его воспоминания жили здесь, скрытые под пологом крон секвой, шепчущие среди ветвей.
— Это будет лишь временно, — уверенно сказал старейшинам Икарон. — На материке мы пошлём весточку Патриофелису, и он сумеет справиться с этими негодяями. Или Хищнозуб просто покинет остров, как только мы уйдём. И вскоре он снова будет нашим. А теперь идите и разнесите новости своим семьям.
— Я не хочу уходить, — шепнул Сумрак Сильфиде.
— Это правильное решение, — ответила Сильфида, но её голос был тихим, и Сумраку было ясно, что она лишь пыталась быть храброй. — Нова права.
— Это было решение Папы, — твёрдо сказал Сумрак.
Отец устало подошёл к ним и обнюхал обоих.
— Мы правда уходим? — спросил Сумрак, пытаясь не глядеть на рану
отца.— Боюсь, что да. Я должен идти и сообщить об этом всей нашей семье. Я скоро вернусь. А вам двоим нужно отдохнуть.
Глядя, как отец уходит, единственное, что смог сделать Сумрак — перестать хныкать. Ему не хотелось идти спать. Предполагалось, что сон должен быть на секвойе, в глубоких трещинах их гнезда, вместе с Мамой, Папой и Сильфидой, и им тепло всем вместе. Как он может отдыхать здесь? Его сердце колотилось в панике.
— Всё хорошо, Сумрак, он вернётся, — сказала сестра. Она устроилась рядом с ним и тесно прижалась к его боку. Он, в свою очередь, прижался к ней. Это успокаивало, но также напоминало ему о том, насколько меньше стала их семья. Они с Сильфидой молчали и просто лежали неподвижно. Через некоторое время он перестал дрожать. Он не знал, успела ли она заснуть. Сам он не спал, пока отец не вернулся и не лёг, привалившись к ним; лишь тогда он почувствовал себя достаточно защищённым, чтобы позволить себе заснуть.
Ночь медленно подходила к концу, оставляя над пологом леса выцветшее небо.
Сумрак не был рад рассвету. Он чувствовал себя так, словно не спал вовсе, раз за разом просыпаясь и вздрагивая, оказавшись среди незнакомых ветвей. Когда сон вновь овладел им, всё смешалось в его дремлющем сознании. Он видел вещи, которые были совершенно неприметными: насекомых на ветке, гриб, нахмуренное лицо его матери — однако в его сне они несли гибель, и он пробуждался, словно увидев чудовище, а его сердце при этом беспокойно билось.
Он был в курсе всех ночных передвижений среди ветвей: как часовые возвращались с дежурства и отправлялись на него, как разговаривали рукокрылы, не в силах уснуть. Иногда начинал кричать детёныш, а родители начинали тихо чирикать, чтобы успокоить его.
— Как твоя рана? — спросил Сумрак, когда отец зашевелился рядом с ним.
— Уже лучше, — ответил тот.
Сумраку этот ответ ничего не дал, но он больше ничего не сказал, желая верить своему отцу.
— Я должен попросить, чтобы ты кое-что сделал, — серьёзно сказал ему Икарон.
От ожидания у Сумрака свело живот.
— Как отец, я не хочу просить тебя ни о чём, но как предводитель я должен это сделать. Вскоре мы отправимся в путь к побережью, и мне нужно, чтобы ты полетел вперёд и разведал для нас путь.
— Хорошо, — ответил Сумрак, довольный тем, что ему выпал шанс быть полезным, и гордый тем, что отец счёл достаточно смелым и умным для выполнения этой задачи.
— Никто не сравнится с тобой в скорости и зоркости, — сказал Икарон. — Но ты должен пообещать, что будешь осторожным.
Сумрак кивнул.
— А теперь мне нужно идти и начинать организацию нашего путешествия.
Когда отец удалился, Сильфида посмотрела на Сумрака:
— По крайней мере, ты снова можешь летать.
Это было правдой, но Сумрак совершенно не ощущал радости от этого.
На организацию колонии ушла значительная часть утра. Сумрак занялся кормёжкой, хотя ощущал боль в животе. Ему очень хотелось помочиться. Мысль о полёте впереди всей колонии сильно волновало его. Он боялся, что его может заметить фелид — сильнее, чем просто быть одному. Ему хотелось, чтобы прямо сейчас рядом были Папа и Сильфида.