Темное полушарие
Шрифт:
Понятно также, что в Венесуэле процветала преступность. И стихийная, и организованная – всякая. Без этого никак нельзя, потому что американское хозяйничанье на чужой земле и преступность – это, можно сказать, близнецы-братья, одно без другого просто немыслимо.
Главой венесуэльской мафии и был Грис Гато. Почему его так прозвали? Ну, может быть, потому, что своими манерами он напоминал вкрадчивую и коварную кошку. Кошка, как известно, зверь двусмысленный. На первый взгляд она нежна, ласкова, покладиста – просто-таки безобидная плюшевая игрушка. Но у нее есть острые зубы и такие же острые когти, и уж из них она свою добычу ни за что не выпустит. Вот так же вел себя и Грис Гато. В плане своей внешности он был малозаметен, непригляден, тускл и сер – этакий
Конечно, его самостоятельность имела известные пределы. Она, если можно так выразиться, упиралась в американскую стену. И выйти за пределы этой стены у Гриса Гато не было никакой возможности, да и желания – тоже. Он был разумным человеком и понимал, что бы с ним случилось, вздумай он сдуру переть на эту стену.
К нефтяным и кофейным делам Гриса Гато не допускали, торговля оружием, проституция и пиратство дохода принести также не могли – слишком мало в Венесуэле было и того, и другого, и третьего. Но ничего такого главному венесуэльскому мафиози и не требовалось. Ему вполне хватало всего того, что, так или иначе, было связано с наркотиками. Мутный, смертоносный наркотический шквал буквально-таки захлестывал Венесуэлу…
Все изменилось с приходом нового президента Карлоса Андреаса Переса. О, это был человек, знающий, что ему нужно! И что еще важнее, знающий, что нужно стране, которую он возглавил! За рекордно короткое (в историческом плане) время он произвел в стране просто-таки революционные преобразования. Коренные преобразования, основополагающие! Ему удалось вытеснить из Венесуэлы американские корпорации – он просто взял да и национализировал все нефтяные прииски и кофейные плантации. А тех, кто ранее ими владел, выслал из страны. Впрочем, они и сами с радостью побежали, потому что венесуэльская земля стала дымиться у них под ногами.
Это была первая победа нового президента, а за ней последовала и вторая – не менее значимая. На этот раз удар был нанесен по венесуэльской мафии. Да еще какой удар! От прежде могущественной преступной империи остались одни лишь осколки. Что касается Гриса Гато, то ему удалось сбежать из страны и укрыться в Соединенных Штатах. Венесуэльский президент по официальным каналам затребовал его выдачи…
…– Ну что, марико, плохи твои дела! – произнес мужчина американской наружности, вальяжно развалившись в кресле. – Совсем плохие! Просто-таки отвратительные! Ты понимаешь, о чем я толкую, чама?
Вальяжным мужчиной был тот самый Сэм, который некогда имел дело с главой кубинской мафии Паррандеро. Внешне он выглядел совсем иначе, чем в бытность свою на Кубе, но, по сути, оставался тем же Сэмом – иначе говоря, исполняющим те же самые обязанности. Его собеседником был неприметный с виду человек, чем-то похожий на серого настороженного кота, – Грис Гато, в недавнем прошлом глава венесуэльской мафии.
Было хорошо заметно, что ему не понравились слова «марико» и «гата». Да и как они могли понравиться? Это были жаргонные словечки, обозначавшие пренебрежительное отношение к собеседнику. Пренебрежительное и уничижительное, короче говоря, оскорбительное. Так в Венесуэле обычно обращаются к тому, кого хотят преднамеренно унизить и указать ему на его истинное место. Плохие это были слова, обидные. В прежние времена Грис Гато не раздумывая выстрелил бы в того, кто посмел обращаться к нему подобным образом. Но сейчас были иные времена. Сейчас приходилось терпеть и делать вид, что «марико» и «чама» – это просто обычные, милые словечки, которыми награждают друг друга мужчины, состоящие между собой в приятельских отношениях.
– Плохи твои дела, марико! – повторил Сэм. – Перес требует, чтобы мы тебя арестовали и переправили в Венесуэлу. Просто-таки немедленно, без промедлений и
раздумий! Ну, разве это хорошие для тебя вести?– Какой еще Перес? – угрюмо спросил Грис Гато, хотя, конечно, мог бы и не задавать такого вопроса, потому что прекрасно знал, кто этот самый Перес.
– Какой Перес? – хохотнул Сэм. – Это тот, от которого ты едва унес ноги! И от которого скрываешься сейчас здесь, в благословенных Соединенных Штатах! Так вот – он требует. И грозит международными последствиями, если мы не прислушаемся к его справедливым требованиям. И что нам делать – я просто ума не приложу… Да вот, прочитай, что написано в этой бумажке, чтобы не думал, что я вожу тебя за нос. – С этими словами Сэм протянул Грису Гато лист бумаги. Это была копия запроса об аресте и выдаче Гриса Гато.
– Ну что, прочитал? – с нарочитой ленцой поинтересовался Сэм. – Уяснил суть? Как видишь, бумага серьезная. Все в ней на месте – и слова, и подпись, и печати. Основательная бумага. Перспективная. И перспектива эта – осложнение отношений с суверенной страной Венесуэлой. Это – если мы откажемся тебя арестовать и доставить в упакованном виде по месту требования. И что нам прикажешь делать? А?
– Зачем вы мне все это говорите? – спросил Грис Гато. Его слова звучали тускло и равнодушно, но какое-то скрытое напряжение в них ощущалось! И Сэм, конечно же, это чувствовал.
– Ну, так выдавать тебя Пересу или не выдавать? Именно так стоит вопрос, – ответил Сэм. – Оттого я это тебе и говорю. Как же нам быть? Может, лично у тебя есть мнение на этот счет? У нас на данный момент его нет, вот ведь какое дело! Мы – на политическом распутье. Если, предположим, не станем тебя выдавать, то тем самым осложним отношения с твоей потерянной родиной, так как Перес этого нам ни за что не простит! А если выдадим… – Сэм не договорил, причем сделал это преднамеренно. Иногда недоговоренная фраза значит гораздо больше, чем законченная. Сейчас как раз и был такой случай.
– Отдайте меня Пересу, – все тем же равнодушным тоном произнес Грис Гато, – раз уж вы так боитесь осложнить отношения с Венесуэлой…
Он нарочито и обдуманно произнес эти слова. Потому что прекрасно понимал: никакой арест и никакая выдача Венесуэле ему не грозят. Здесь все было просто. Если бы американцы и впрямь хотели его арестовать и выдать Венесуэле, то для чего нужны все эти разговоры? Взяли бы и арестовали без всяких разговоров. А уж если разговоры, то ни о каком аресте речь не идет. А о чем же тогда? А о том, чтобы напугать его, Гриса Гато. Чтобы сделать его еще послушнее. Чтобы связать его еще одной веревкой, которая, может статься, гораздо надежнее всех прочих веревок, которыми он и без того связан. Вот о чем по большому счету идет речь, а не о том, чтобы его арестовать и переправить в Венесуэлу. Что ж, послушаем, что Сэм будет говорить дальше…
Сэм же молчал. Последние слова Гриса Гато выбили его из колеи, он не ожидал от него таких слов, а ожидал, что Грис Гато испугается и будет умолять не арестовывать его, будет уверять, что он американцам еще сгодится. А получилось совсем по-другому: Грис Гато ничуть не испугался и тем самым перехватил инициативу в разговоре. Он переиграл Сэма в его хитрой игре.
– Говорите конкретно, что вам нужно, – сказал Гато, – а я подумаю, подходит ли это мне.
– Что ж, выложим карты на стол, – кивнул Сэм, и это были единственно правильные слова, которые он мог сказать в такой ситуации. – Поговорим в открытую. Тут, марико, такие дела…
– Я лучше вас знаю испанский язык! – с внезапной резкостью произнес Грис Гато. – И я с легкостью мог бы найти подходящее словечко и в ваш адрес, похлеще, чем марико! Так что не надо называть меня этим словом! Я нужен вам так же, как и вы мне. Поэтому и беседа у нас должна идти на равных! Ты хорошо меня понял, перико?
Перико – так на жаргоне венесуэльских наркоторговцев назывался кокаин. Но вместе с тем это слово имело и другое, куда более оскорбительное значение. Сэм это знал и прикусил язык. «Два – ноль в пользу этого венесуэльского кота!» – с досадой подумал он. А вслух сказал: