Темные изумрудные волны

Андрей опустил стекло — от Глеба несло, как из бочки. Он уже был пьян, а его физиологические особенности были таковы, что в этом состоянии у него происходило прямо-таки кошмарно-зловонное потоотделение.

Где-то на окраине Москвы Гордеев попросил остановиться возле палаток, торгующих одеждой. Там он купил первые попавшиеся туфли, надел их, а старые выбросил в урну.

Вернувшись в машину, объяснил: только утром заметил, что те протёрлись до дыр, поэтому нужно купить новые. А, поскольку он занятый человек, то и покупки совершает на ходу. Эти слова были адресованы Андрею. От Глеба не укрылось, с какой тщательностью его компаньон подбирал себе одежду, выискивая в фирменных салонах что-нибудь поинтереснее, и, вместе с тем, подешевле.

«Мели, Емеля, твоя неделя», — подумал Андрей.

И улыбнулся, подумав, как бы Ольга назвала Гордеевский прикид: Лох-дизайн, сделано в Лохляндии.

В эту поездку Андрею удалось побывать сразу на двух sales-meetings — в «Дэве» и «Эльсиноре».

От «Дэвы» осталось тягостное впечатление. Руководство радостно сообщило народу, что план продаж перевыполнен, компания заработала много денег. Но народу эти деньги не достались. Наградили только избранных. А люди, влюбившиеся в начальство, как дураки набитые, радовались. Старожилы вспомнили, что в трудную минуту, когда падали продажи, или падали котировки на бирже, когда компанию лихорадило, руководство сокращало зарплаты всем, включая водителей и уборщиц, а чтобы работники не слишком возмущались таким произволом, сокращали заодно рабочие места. Не потерявшие работу люди ощущали себя счастливыми и избранными на том только основании, что работы у них прибавилось, а денег стали платить меньше. Логично было бы предположить, что когда кризис пройдёт и наступит подъём, руководство компании так же поделит на всех прибыли, как делило в трудные дни убытки. Но турки, издревле поддерживавшие с Россией торговые и культурные взаимоотношения, отвечали чисто по-русски, словом из трёх букв: «Х. й!». Карали всех, а награждали только избранных, и эту дрянную модель справедливости называли корпоративной политикой.

И корпоративная вечеринка, демонстрация весёлого товарищества, оказалась противнее заказного протеста напротив Белого дома.

Местом для этой извращенной радости выбрали турецкий ресторан с невыговариваемым названием, расположенный на Ленинградке. Было бы сносно, если бы корпоративный праздник просто стал поводом прийти в нанятый компанией ресторан и напиться задаром алкогольного напитка, приправленного дурной закуской. Однако ж решили напыжиться, чтобы создать блестящий бал. На котором никто не умел танцевать. И устроили презентацию того, что приличным людям следовало бы скрывать. А все подумали, что это очень свежо и остроумно.

Главным развлечением дам являлось высматривание и обсуждение того, какими коровами выглядели сослуживицы, начальницы, и особенно жёны начальников, напялившие вечерние платья на свой целлюлит и фальшивые бриллианты на вскормленный фаст фудом зоб. При этом каждая считала себя в вечернем платье красавицей и не думала о том, что говорили о ней сослуживицы и подчинённые.

Мужчины же надели нарядные костюмы, болтавшиеся, как на корове седло, и напились, как следовало бы напиться в пивной за просмотром футбольного матча. А что обсуждали? Обсуждали дам, но не тех, что были в этом помещении. А тех, что поджидали клиентов на главной панели страны — на Тверской, на той же Ленинградке, но ближе к МКАДу, в некоторых местах Садового кольца, на Новом Арбате, в начале Кутузовского… да ещё бог знает где, — везде, где подберут желающие отдохнуть.

В общем, народ по-свински праздновал то, что его обманули; при этом готовность быть обманутым оказалась таким же свинством, как эта корпоративная вечеринка.

А в «Эльсиноре» всё было иначе. Оговоренную зарплату никто не отменял и не задерживал. Отличившихся премировали, отстающих похвалили за усердие. Отчёт о продажах напоминал посиделки во дворе на лавочке. Жуя конфету и смоля вонючим Merit-ом, великий и ужасный Альбертинелли с предельным вниманием выслушал каждого, произносившего свои предложения по увеличению продаж. И эти предложения, какими бы абсурдными не были, были обсуждены в комфортной, дружелюбной обстановке. Не слушая Анжелу, красневшую, сбивавшуюся с английского на русский, он, посмотрев на неё взглядом, которому бы позавидовали девушки с Тверской, произнёс: «Listen me, Anjela… I love you».

После этого Паоло подошёл к Евгении Тимашевской, и целых полтора часа обсуждал с ней концепцию продаж искусственных хрусталиков. Обсуждал бы ещё сутки, если бы время растягивалось, как тянучка у него во рту, и если б не закончился любимый Merit. А другие сигареты он не курил.

Вечеринку устроили во французском ресторане «Brasserie du Solei». Всё прошло уютно, по-домашнему. Вино лилось рекой, крепкие напитки никто не отменял, но почему-то никому не захотелось напиться. Народ рассказывал друг другу смешные истории, и — о ужас! — обсуждал рабочие дела. Паоло, распушив перья, кокетничал с Анжелой. Влад Дёмин, которого за мрачный габитус прозвали «папой», бросал понятные без слов взгляды на Онорину. Та стреляла глазками в сторону Тимашевской, щебетавшей без умолку о прочитанных французских романах. Краснов, называвший себя старым Гумбертом, хвастался приобретенным в Италии альбомом фотографий девочек-подростков, снятых так, что… куда уж там…

В конце вечера Паоло, прозванный доном Альбертинелли, схватил загребущими итальянскими лапами Андрея за пиджак — фирменный пиджак из «пик-а-пик», ткани, называемой «акульей кожей» — и закричал:

— Listen me, Andrew…

«Listen» он произносил на итальянский манер, тщательно выговаривая букву «t».

— Listen me, guy! Where are your fucking sales?!

Всем было весело, потому что все знали, что план по продажам в Волгограде перевыполнен на 20 %, а в той же Самаре, например, недобрали процентов сорок.

— The sales are going on, — отвечал Андрей.

Вывернув борт, Паоло посмотрел на бирку. После этого он повернул галстук обратной стороной к себе, и навёл резкость ещё и на этот label.

— O, vafanculo! It’s too expensive shit! How much did you pay?

— No more expensive, than fucking money.

Скосив взгляд в сторону проходившей мимо Анжелы, Паоло прорычал:

— O, Bona fica…

Андрей кивнул в ответ:

— Yeah… Real bitch.

Вечеринка удалась.

… В аэропорту Андрей вышел из такси, и устремился быстрым шагом ко входу. Не хотелось лицезреть эту дурацкую сцену расплаты пьяного Гордеева с таксистом — лобзание взасос, чаевые и швыряние визиток. Приметив хрупкую блондинку, Андрей ускорил шаг. Когда до желанной цели оставалось несколько шагов, откуда-то справа вынырнул элегантный джентльмен, прямо-таки денди, и, приблизившись к девушке, что-то промурлыкал. Андрей досадливо поморщился — этим джентльменом оказался Второв.

«Опять перебежал дорогу!»

Заклятый друг, узнав соперника, сделал знак: мол, опоздал, дружище! Андрей грустно кивнул: твоя взяла. Девушка, соскользнув с дощатого трапа, приподняла правую ножку, и, покачав ступнёй, вздохнула:

— Помоечный аэропорт — Домодедово.

Все вместе подошли к стойке регистрации — оказалось, что девушка летит в Волгоград. Тему обозначили, и Второв принялся рассказывать, как зимой его ограбил таксист. Прилетев в Москву, Вадим взял такси. Водитель подсадил ещё троих — так дешевле для каждого из пассажиров — и машина поехала. Другие трое пассажиров затеяли игру в карты, и стали приглашать Вадима сыграть с ними. Он отказался. Уже отъехали на какое-то расстояние, и водитель вдруг остановил машину. Вадима ещё раз спросили, будет ли он играть. Он снова отказался. Тогда его попросили покинуть салон. Он вышел, но кому-то из ребят пришло в голову его ограбить. Основной их работой был не извоз, а карточные игры — обычно к концу поездки пассажир оставался без копейки, ведь все случайные попутчики были вовсе не случайные, это были обычные «каталы». А тут — облом, лох не повёлся. И, чтобы рейс не оказался порожним, лоха решили гробануть. Отняли всё, и сняли даже дублёнку с пиджаком. Вадиму пришлось бежать по холоду в аэропорт в одной рубашке.

Эту историю он рассказывал очень весело — у него было прекрасное чувство юмора. Громче всех смеялся Андрей, слышавший эту историю раза три. Раз уж уступил, надо друга поддержать. И, подчёркнуто отстранившись, Андрей сделал комплимент Вадиму, сказав, что потери для него — ерунда, человек он небедный, главное — это драйв. Грабители наказаны — волгоградцы достанут и накажут кого угодно, и с такими ребятами нигде не пропадёшь.

— Ты наказал их? — восхищённо спросила она Вадима.

Тот небрежно кивнул — а ты думала… Мы такие, но это не главное. Главное, что мы сегодня встретились.

Очарование этого милого флирта испортил Гордеев. За глаза полоскавший Второва почём зря, увидев его, он сразу кинулся брататься. Вадим, успевший зарегистрироваться, мягко отстранился, и ретировался, увлекая за собой девушку.

В салоне самолёта, читая статью в глянцевом журнале, Андрей сказал сидевшему рядом Гордееву:

— Прикинь, американский президент — Антихрист, находящийся в непосредственном подчинении израильской разведки «Моссад», но при этом консультирующийся по телефону с исламскими фундаменталистами. А британская королева — агент инопланетян, контролирующий мировой трафик жёстких наркотиков.