Темные изумрудные волны

— У нас Совет Безопасности, а не Совет маргиналов, — вмешался Уваров. — К чему эти крайности, удары ниже пояса. Если кого-то что-то не устраивает, давайте мирно обсудим. Итак, Бадма Калгаевич, чем конкретно вас не устраивает Иосиф Григорьевич?

— Да, объясните нам, — поддержал Орлов, — только не надо бросаться высокими фразами — «борьба с коррупцией», «бескомпромиссная позиция», «наведение порядка». Правильно сказано, у нас тут Совет генералов, а не Совет маргиналов.

— Аллем эдер каллем эдер, — недовольно проворчал Кекеев и отвернулся.

Все взгляды устремились в сторону губернатора, которому первый заместитель о чём-то тихо говорил. Губернатор важно покачивал головой, глядя куда-то вдаль. Казалось, он схватывал не только то, что ему говорилось, не только то, что творилось в зале, но и улавливал шевеление всех незримых нитей, связывавших его с вверенной ему территорией.

Поднявшись с места, он направился к выходу, продолжая слушать своего заместителя. Уже в дверях, он обернулся к собравшимся, и спокойно произнёс:

— Товарищи, давайте не будем превращать заседание Совета безопасности в коллегию прокуратуры или в третейский суд.

И покинул зал.

Глава 97

Время задержало свой бег и топталось на месте, то скидывая с себя голубые одежды, пронизанные изменчивыми лучами, то одеваясь в тучи, то в белые пушинки, то освежая себя дождями, то отдаваясь зною, то звеня звёздами, как монетами.

«Где Катя? — недоумевал Андрей. — Когда закончится этот чёртов испытательный срок?»

Сколько уже написано писем, и все остались без ответа.

Пробовал он гнать от себя подозрительные мысли, но они, как чёрная тень, неотступно следовали за ним.

«Меня испытывает, а сама… Неужели она себя тоже мучает этим постом? Свежо предание, да верится с трудом».

Да, в глубине души он раскаивался в том, что… не так выдерживает срок, как хотелось бы Кате. Однако, ревнуя, подозревая её в том, что она играет им, он от раскаяния переходил к гордому упоению своей порочностью.

«А как ты думала? Тебе можно, а мне — нет?! Кому-то веселье, а кому-то много тёмных ночей и много хмурых дней, наполненных слезами и сетованиями? Несправедливо».

Он перебирал в памяти их разговоры, припоминал Катины рассуждения, — вспоминая прошлое, пытался разгадать её нынешние поступки, на что она способна.

Прошлое! В памяти оно осталось светлым бликом. Вечера во дворе, прогулка по Волге, песни под гитару, Сухумская гора, стихотворение, которое Катя прочитала ему, когда они купались на горной речке.

«… Могу я кого-то пожелать после того, как узнала тебя?… Я — собственница… Я не желаю тебя ни с кем делить… Я никого не любила, кроме тебя… Я страдала только из-за тебя… Если я принимаю тебя таким, какой ты есть, то наряду с твоими привлекательными чертами, должна принять и те, которые… не совсем мне нравятся… У тебя ещё более сложный характер, чем у меня; но я хотя бы чётко излагаю свои мысли, а ты отмалчиваешься… — и приходишь к ещё более нелепым мыслям, чем я!.. Доверься мне… Я всё сделаю так, как надо…»

После таких слов, о чём тут можно думать? Конечно, надо перевязать ниткой терпения сердечные раны, и ждать, ждать, — сколько нужно.

Андрею показалось, что он видит её, реально видит, хотя она далеко. Она была рядом с ним. Он видел её ресницы над зелёными глазами, её губы, щёки; видел всю её, желанную, как никогда, но ускользающую и неуловимую. И когда Андрей протягивал к ней руки, Кати уже не было, он видел её вдали, совсем вдали, на ней темно-зелёное платье, она ехала на тёмно-зелёной машине, ехала к нему, но почему-то не приближалась, а, наоборот, удалялась от него. Он слышал её слова: «Ну, ты чего у меня такой медлительный… Иди ко мне, ты мне нужен».

Были другие видения, и всякий раз Катя говорила ему, что он ей нужен, просила преодолеть непреодолимую преграду, а он ломал голову, как это сделать.

Он верил, он знал, что она вернётся. И всё будет хорошо — она ведь обещала.

А второй ход мыслей, разительно противоположный, шёл рядом в мозгу того же человека.

«Не было заметно, что она сюда приехала голодная… И здесь пребывала на полном довольствии… Вернулась обратно — вероятно, к тому, от которого уехала… Так у них принято, в богемной среде… Опять же, всё делается для пользы дела — для саморазвития, поиска новых сюжетов».

В поддержку этих мыслей в памяти всплывали другие Катины слова:

«А разве есть на свете что-то, что можно было бы назвать серьёзным?… Как можно знать, буду ли я всегда тебя любить?… Я ломаю голову: что делать? Наверное, я глупа… Я думаю, думаю, и чувствую, что схожу с ума… Андрюша, ты у меня прямо как носитель реальных историй».

Думая об этом, Андрей видел Катю в объятиях любовника, и, чувствуя жажду крови, представлял, как убивает их обоих. Очнувшись, снова радовался, что не терял время зря в её отсутствие, что так плохо справляется с душевными… и другими порывами; повторяя про себя эту пошлую истину — жизнь хороша, когда она разнообразна.

Не успевая додумать эту мысль, Андрей начинал задумываться над другой, и из подвалов памяти сами собой появлялись новые воспоминания…

… О том, как они с Катей мечтали о будущем, строили планы, бесчисленное множество раз признавались друг другу в любви, давали клятвы… Об их большой, как небо, любви, любви-сказке… «Иногда нужно отпустить ситуацию, не обгонять время… Ты не представляешь, на что я способна ради тебя!»

И снова Андрей раскаивался, мысленно просил прощения за свои измены, умолял поскорее вернуться. Он видел её, одиноко бредущую по пустынной улице, несчастную и уставшую. От бессилия она даже не может заплакать и позвать его на помощь. Ей трудно, а он не может к ней прийти.

Отчаянная мысль бежала дальше, в памяти отыскивались другие случаи, другие слова.

Кати нет, она пропала. Где она? Он её ищет, он в панике.

«… Мысль делает счастливым и несчастным; мыслью живут, от мысли умирают… Я впервые люблю и любима по-настоящему. И мне по-настоящему страшно… Уходите, уходите отсюда! Нет, мне не пора… Это была не я… Нет, непохожа… Там, возле дерева с сердечком, у камня… Там была девушка… Но то была не я… Другая девушка, она погибнет… А я — нет…»

При этих мыслях его охватывали беспокойство и страх. Что с ней? Почему не звонит, не отвечает на письма? Может, она что-то недоговорила в последнем своём письме, и у неё серьёзные проблемы?

И Андрей представлял Катю заложницей, — связанная по рукам и ногам, она лежала на бетонном полу в огромном ангаре; а он, перестреляв с полсотни злодеев, освобождал её.

Так он предавался безмолвным оргиям размышлений, не в силах утвердиться в каком-либо одном мнении, и в соответствии с ним действовать определённым образом, или, наоборот, бездействовать. Едва перед ним вырисовывалось, как магический кристалл, спасительное решение, изменчивый свет менял оттенки этого кристалла, и в нём угадывалось совсем другое.