Темные кадры
Шрифт:
На самом деле я дождался, пока она не уйдет, и тоже спустился в подземку. У меня просто не хватило мужества оставаться дольше рядом с ней. Я поставил мобильник на режим вибрации и засунул его в карман брюк. По моим подсчетам, Матильда окажется дома меньше чем через полчаса. Станции мелькают за окном вагона, я сделал пересадку, пошел по переходам, мой телефон бьется о ляжку. На очередной пересадке, вместо того чтобы сесть в вагон, я опустился на пластиковое сиденье, подобрал чуть помятый номер «Ле Монд». Пробежал глазами статью: «Наемные работники на сегодняшний день представляют собой „главную угрозу“ для финансовой безопасности предприятий».
Глянул на часы, продолжая нервно
Я сижу как на раскаленных углях и стараюсь сосредоточиться.
Долго ждать не пришлось. Я поспешно достал мобильник, чтобы посмотреть на экран. Это Матильда. Я сглотнул слюну, не стал отвечать на звонки, никаких сообщений она не оставила.
Я попытался сконцентрироваться на чем-то другом. Страница 15: «После четырех месяцев забастовки с захватом заводских помещений рабочие „Дефоржа“ согласились на единовременную премию в триста евро и сняли блокаду».
Но две минуты спустя она звонит снова. Глянув на часы, я мысленно произвел подсчеты. Николь еще не вернулась, но дома она будет до моего прихода, и я не хочу, чтобы Матильда оставила сообщение на нашем домашнем автоответчике. На третьем звонке я снимаю трубку.
– Папа!
Она не находит слов. Я тоже.
– Как ты мог… – начинает она.
Но это все, на что ее хватает. Она дома. И только что обнаружила собственного мужа с расквашенной физиономией и узнала, что я обратился к ней, потому что с ним у меня ничего не вышло.
Матильде пришлось признаться мужу, что она отдала их общие деньги отцу.
Они оба в ярости, и я их понимаю.
– Послушай, рыбка моя, я тебе все сейчас объясню…
– ХВАТИТ! – Она заорала. Изо всех сил. – Верни мне эти деньги, папа! Верни НЕМЕДЛЕННО!
Я отвечаю, пока мне не изменило мужество:
– У меня их больше нет, рыбка, я только что их отдал за этот пост.
Молчание.
Не знаю, верит ли она мне, потому что все, чем я был в ее глазах, сегодня рухнуло и возник новый я, невероятный и невыносимый.
Дело не только в том, что ей придется пересмотреть все, что она, как ей казалось, знала о своем отце, – ей еще придется с этим жить.
Надо успокоить ее. Убедить, что она не должна тревожиться.
– Послушай, рыбка, я же дал тебе слово!
Ее голос серьезен, спокоен и прост. На этот раз она не подыскивает слова. Она произносит несколько слогов, к которым сводится главное, о чем она думает:
– Ты подлец…
Это не мнение, а констатация факта. Покидая станцию, я прижимаю конверт к себе. Мой билет в пантеон отцов семейства.
16
Матильда больше не звонила. Она была в таком бешенстве, что явилась прямо к нам. Нажала кнопку домофона столь разъяренным пальцем, что, по моему ощущению, он так там и оставался все то время, что она поднималась в квартиру и осыпала меня бранью на глазах у матери. Она требовала, чтобы я вернул деньги, которые она мне одолжила, и орала, что я жулик. Я отгонял мысль, что конверт с ее деньгами все еще лежал в верхнем ящике моего письменного стола, и достаточно было преодолеть несколько метров, чтобы успокоить ее, чтобы все вошло в норму. Я словно ушел в себя, черпая силы из внутреннего источника, – как в кресле у дантиста, когда он возится с трудным зубом.
Все обернулось ужасным образом. Этого следовало ожидать, разумеется, но мне было очень тяжело.
Что мешает им понять меня? Загадка. Ну, не совсем. Вначале безработица для Матильды и Николь была чем-то вроде голой идеи, концепта: об этом пишут в газетах, говорят по телевизору. Потом действительность добралась до них: безработица росла, и очень скоро стало невозможно не столкнуться с кем-то, кого это не затронуло
лично или у кого не пострадал кто-то из близких. И тем не менее эта действительность оставалась туманной – отрицать данные обстоятельства было невозможно, а вот жить с ними вполне получалось, ты вроде и знаешь, что такое случается, но касается оно только других, как существующий в мире голод, бомжи или СПИД. Или геморрой. Для тех, кого это не коснулось, безработица просто шумовой фон. И вдруг однажды, когда никто не ждал, безработица позвонила в нашу дверь. Она поступила, как Матильда: приложила свой толстый палец к кнопке домофона, но не для всех ее звонок звучал одинаково долго. Например, те, кто уходил по утрам на работу, забывали о нем на весь день и могли расслышать исключительно вечером, когда возвращались. И то не всегда. Только если они жили вместе с безработным или если об этом говорили в новостях по телевизору. А Матильда вообще различала его только изредка, вечерами или в выходные, когда приходила к нам. В этом вся разница: мне безработица как начала буравить барабанные перепонки, так больше не останавливалась. Попробуйте им это объяснить!Как только Матильда дала мне такую возможность, я попробовал объяснить, какой невероятный шанс мне представился (работа, которую я реально мог получить), но не успел я и слова сказать, как она снова принялась вопить. Она орала и била кулаком по столу. Николь молчала. Забившись в угол комнаты, она только смотрела на меня и тихо плакала, как если бы я являл собой самое душераздирающее зрелище, какое ей когда-либо приходилось видеть.
В конце концов я отказался от попыток объясниться. Я ушел к себе в кабинет, но этого было мало. Матильда рывком распахнула дверь и снова начала оскорблять меня, и ничто не могло ее успокоить. Даже Николь попыталась ее образумить, объяснить, что крики и вопли ничего не изменят, нужно подойти более конструктивно и подумать, что конкретно можно сделать. Гнев Матильды обратился на мать.
– Что значит «можно сделать»? Ты можешь вернуть мне то, что он взял?
Потом повернулась ко мне:
– Ты уж ДЕЙСТВИТЕЛЬНО постарайся все мне вернуть, папа! Ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО должен вернуть мне все до покупки квартиры, потому что иначе… – И тут она замолчала.
Дав волю гневу, она до сих пор не осознала: она ничего не сможет поделать. Если я не верну деньги, сделка сорвется и она потеряет б'oльшую часть того, что уже выплатила. И ничего не попишешь. Она задохнулась. Я сказал:
– Я дал тебе слово, рыбка. Я все верну тебе полностью до этого срока. Разве я тебе когда-нибудь лгал?
Это было низко с моей стороны, но что мне оставалось?
Когда Матильда отбыла, в квартире надолго повисла звенящая тишина. Я слышал, как Николь ходила из комнаты в комнату, потом она наконец зашла ко мне. Ее гнев сменился глубокой подавленностью. Слезы высохли.
– А для чего они тебе, эти деньги? – спросила она.
– Чтобы все преимущества были на нашей стороне.
У нее вырвался гневный жест непонимания. Вот уже многие ночи, с тех пор как Николь спит в гостевой комнате, я задавался вопросом: на какое объяснение у меня хватит мужества в тот день, когда она меня спросит? Я перебрал кучу вариантов. Но Николь, того не ведая, выбрала ответ сама:
– Ты сказал Матильде, что это на… взятку?
Я сказал «да».
– Но кому?
– Агентству по найму.
Лицо Николь изменилось. Мне показалось, что я заметил проблеск света. Я надавил. Знаю, что мне не следовало заходить так далеко, но я тоже нуждался в передышке.
– Подбор кандидатур поручили «БЛК-консалтинг». Именно они и будут выбирать. Я заплатил за это. Я купил работу.
Николь устроилась на стуле в моем кабинете. Экран компьютера высветился, и на нем появился интернетовский сайт «Эксиаль» с бурильными скважинами, вертолетами и нефтеперерабатывающими заводами.